Даниэль Орлов - Жить! (сборник)

• Название: Жить! (сборник)
• Автор: Даниэль Орлов
• Издательство: Литагент1 редакция0058d61b-69a7-11e4-a35a-002590591ed2
• Жанр: Русское современное
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-04-093309-9

Жизнь человека похожа на полосу препятствий: случайные события, кажущиеся случайными лишь на первый взгляд, череда фатальных обстоятельств, неожиданная потеря – и вот уже от привычной уютной предсказуемой жизни не остается ничего, кроме ностальгии и старых фотографий. Эта проза о том, как выбраться из закручивающейся, тянущей вниз воронки, как, пережив подобное, жить дальше. Личный опыт молодых и маститых писателей, чьи имена стойко ассоциируются с качественной современной литературой.

---

– Палладиевая мельница?

Иван снова оглядел всех по очереди. Брезгливая жалость. Последний раз на меня так смотрели на семинаре по политэкономии.

За его спиной упирался в потолок царь Петр, портрет маслом. Работы знаменитого Шмазунова – это наш меценат Трящев заказывал, у него еще прибаутка на этот счет: «На искусство и… – денег не жалей!» Так и действует, юрист, не жалеет.

Царь дико пучил глаза на ветчинном лице. «Я глаза всегда на десерт оставляю», – гордо выпячивался Шмазунов в своей мастерской. Я тогда еще чуть не ляпнул: «Может, поэтому они вдвое больше, чем надо, получаются». Усы котовьими хвостами стреляли в верхние углы рамы, а сама рама лоснилась золотыми бубонами плодово-ягодных наворотов и кренделей. Цыганщина, разнузданная цыганщина!

Мне почему-то вдруг сделалось стыдно, неловко. Словно я просидел весь вечер с расстегнутой ширинкой, а заметил, лишь уходя, в гардеробе. Я вдруг взглянул на все вокруг глазами Ивана.

Какая дилетанщина! Стыд!

Больше всего это походило на дрянной драмкружковый спектакль – дешевая бутафория. Гнусность! Все эти зеркала, фальшивые пальмы, мореного дуба паркет, золотая лепнина по потолку, слоновьи кресла из Англии – какой китч, господи! А лица! Какие персонажи!

Эти откляченные мизинцы мясистых рук!

Ненароком выскользнувшие из-под манжет швейцарские хронометры.

Золотые зажигалки, никак не желающие сидеть в темноте кармана.

Пошлятина!

И эта хваткая невеста, на своем шведском протезе ухитрившаяся проскакать – прыг-скок – по всем кроватям здесь присутствующих, и подлец-полковник со своим белоснежным оскалом, и недоучки братья Гольдберги – наши бензиновые герцоги, и красномордый хам и мерзавец мэр, и слюнявый меценат Трящев со своей вульгарной дурой женой, и судья – изнывающий педофил и страстный рыболов-охотник, грубый Рафик Муюмов с огрызенными до мяса ногтями – сеть супермаркетов «Наяда».

Да и я сам.

Я!

Сливки общества, одним словом. Честь, ум и совесть, короче говоря.

10

Стряхнул наваждение, залпом допил коньяк. Повернулся к нему:

– Иван Александрыч, не томите… Какие мельницы, какой палладий?

– Палладий девятнадцать, – Иван строго глянул на меня, – девятнадцать… – И продолжил: – Это топливо будущего. До недавнего времени было всего лишь одно месторождение – в Кашмире.

– В Кашире? – Это Ольга Трящева.

– В Кашмире, Индия. Штат на границе с Пакистаном. Особого интереса палладий девятнадцать не представлял. Так, ученые экспериментировали. В основном в термоядерном синтезе, чистая теория, никакого практического применения. Пока…

Иван критически оценил сигару, которая явно мешала ему, тлея в руке, прицелился и ловко метнул ее в камин.

Диана зааплодировала, тут же стухнув под строгим жениховым взглядом.

– Пока… – наконец освободившаяся рука подняла указательный палец, – пока профессор Маннерстрем не изобрел свою мельницу, Палладиеву мельницу.

Иван снова обвел всех взглядом.

– Палладиева мельница – это фактически «перпетуум мобиле»…

– Вечный двигатель, – невольно влез я.

– Да, вечный двигатель! – гордо провозгласил Иван. Будто он и есть тот самый Маннерстрем.

– Палладий девятнадцать заменит все формы энергии в самом ближайшем будущем…

– И бензин? – озабоченно спросил младший Гольдберг, Сема.

– И бензин, и солярка, и уголь, и газ – все это скоро станет не более актуально, чем паровой котел. Для Палладиевой мельницы достаточно незначительное количество вещества. Происходит банальная ядерная реакция – деление ядра на две части, с одновременным выделением двух-трех нейтронов. Те, в свою очередь, вызывают деление следующих ядер. Такое деление происходит при попадании нейтрона в ядро атома палладия девятнадцать. Ну это элементарно, да?

Все зачарованно глядят на Ивана. Рафик сладострастно обкусывает пальцы. Диана в почти что религиозном экстазе, как монашки, которым являлись ангелы.

– Гениальность изобретения Маннерстрема в том, что в его устройстве, в этой самой мельнице, палладий девятнадцать регенерирует сам себя. Как бы самовоспроизводит. И реакция протекает непрерывно и сколь угодно долго. Палладий девятнадцать, как и уран, состоит из трех изотопов, но, в отличие от урана, его конструкционные материалы и замедлитель не поглощают нейтроны столь интенсивно. По крайней мере, так утверждает Маннерстрем, исследования которого мы финансируем. И контролируем.

– Кто это «мы»? – Полковник, подозрительно.

– Все в свое время, Селезнев! Не егозите! – Иван даже не взглянул на него.

– Второе месторождение палладия девятнадцать обнаружилось в районе Бахрейна. Пожиже кашмирского, но тоже ничего.

Он сделал паузу.

– Это была, так сказать, преамбула. И у вас еще есть возможность выйти из игры. А вот все, что я скажу после… – он сурово сжал рот, – может стоить каждому из вас головы. Или сделать вас богатыми. Немыслимо богатыми.

Часы зашипели, словно вдохнув, и пробили одиннадцать.

Иван дождался, пока медный отзвук не умер, сказал:

– Итак?

Никто не встал.

Из игры выходить никто не хотел.

11

– Это двухходовая операция. Фаза номер один: ликвидация кашмирского рудника. Моя группа уже на исходной позиции; я сам все проверил неделю назад – ребята что надо, не подведут. Используем термоядерный заряд, так называемую грязную бомбу. Цель – долгосрочное радиационное заражение месторождения. И, как следствие, невозможность дальнейшей разработки и добычи палладия девятнадцать.

Фаза номер два: скупка акций бахрейнского рудника. Это недешево. И непросто. Земли принадлежат эмиру. Он не в курсе. Мы работаем с принцем бин Даудом. Получить контрольный пакет он нам не даст, надо постараться выжать из него максимум. Главный козырь – мы контролируем Маннерстрема. Как только мы переводим деньги и получаем нашу долю акций месторождения, я выпускаю профессора к журналистам, пресс-конференция. Демонстрация Палладиевой мельницы.

Иван замолчал.

12

– А о каком доходе, ну, в процентном смысле, мы говорим?.. Ну так, общий порядок цифр хотя бы… – осторожно поинтересовался старший Гольдберг, Роман.

– Я боюсь, дорогой Роман Абрамович, вы таких цифирей и не видывали. Вы ведь астрономией не увлекаетесь, нет?

Роман покрутил мясистой головой.

– К примеру, остров Манхэттен, там, где сейчас город Нью-Йорк, был приобретен у индейцев племени канарси за несколько стеклянных ожерелий и связку бус. Общей ценой в семь долларов. Каков процент дохода в данном случае, а?

Расходились все заполночь, торжественно-серьезные. Как после церковного отпевания.

Я догнал Ивана в вестибюле:

– Иван Александрыч, позвольте вас украсть на часок у вашей милой невесты?

Иван чуть удивился, клюнул носом Дианину щеку, сказал «да, конечно, разумеется».

– Дианочка, машину не присылай, мой Толик его отвезет. Клянусь, не дольше часа! – сказал я приторным тоном, от которого меня самого затошнило.

Приобнял Ивана за плечо, продекламировал:

– Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит…

И мы вышли в колючую от мороза и звонкую от тишины ночь.

На самом деле, наша прогулка (беседовать дома, в офисе или джипе я не хотел из-за нашего любопытного полковника) заняла не более получаса.

Иван оказался не только сообразительным (в чем я не сомневался ни секунды), но и на редкость широким, я бы даже сказал, щедрым человеком.

Когда я его усаживал в машину, он пожал мне руку, засмеялся и сказал:

– Мне это видится как начало хорошей дружбы. А, Александр Иваныч?

Похоже, это из какого-то фильма, не могу вспомнить…

13

«Солнце на экваторе садится быстро, словно тает, плавится, стекает в океан расплавленным маслом…»

Иван перегнулся через мое плечо, глянул на экран компьютера, накапав на клавиатуру:

– Не, не годится. Ну что это за стиль? Ты что, Набоков? Проще надо, без декадентщины.

Фыркая, как бодрая лошадь, начал тереть себя полотенцем. Сильно стуча пяткой по доскам палубы, запрыгал на одной ноге, выбивая из уха воду.

Ухнув, повалился в шезлонг рядом:

– Ты чего не купаешься? Вода на закате – м-м-м! Сказка! Нырнул бы, до острова и обратно прошелся бы кролем, ну? И описал бы тут же. Ощущения и впечатления, а? Как старина Хэм. Старик и море.

– Я акул боюсь, – отмахнулся я, – у них как раз ужин начинается.

– Какие на Карибах акулы?

За три недели Иван умудрился сгореть, облезть и загореть до неприличной для русского человека копчености.

«Закат на экваторе – это пиршество! Каннибальская оргия, где багряный кадмий пожирает красно- оранжевую охру, а лимонный стронций…» – нет-нет, это какая-то дичь уже…

Я удалил и этот абзац. Может, действительно выкупаться?

Иван снова:

– Слушай, Достоевский, ты б лучше написал, как ты меня шантажировал. Там, ночью. Алчность свою бы описал высоким штилем, нахрапистость. А? Вот это был бы рассказ!