Давид Лагеркранц - Искушение Тьюринга

• Название: Искушение Тьюринга
• Автор: Давид Лагеркранц
• Жанр: Триллер
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-04-095940-2

Перед вами одна из самых удивительных историй XX века. История Алана Тьюринга – гения современности, спасшего мир во время Второй мировой. Какие тайны окружали этого человека при жизни? И кто виноват в его смерти?

1954 год, сонный английский городишко Уилмслоу. Здесь найдено мертвое тело Алана Тьюринга – героя последней войны, одного из создателей дешифровальной машины «Энигма». Впрочем, тогда его имя было известно лишь немногим посвященным в высшие тайны государства. Официальная версия: Тьюринг покончил с собой, съев отравленное яблоко. Но молодой полицейский Леонард Коррел, которому поручили закрыть это дело, заподозрил неладное. Что за вычурный способ свести счеты с жизнью? И еще это странное письмо…

---

Арнольд Мюррей отказался брать у профессора деньги. Ведь он был гость и пришел к Тьюрингу на обед как к равному. Профессор одобрил эту идею, теперь у них был полноценный роман. Но проблема, приведшая парня на панель, тем самым не устранилась. А именно, что Мюррей был нищ. Что же ему теперь оставалось? Вместо того чтобы взять у Тьюринга плату за свои услуги, он просто-напросто вытащил из профессорского кошелька несколько купюр.

Этим все должно было закончиться. Уличив любовника в краже, Тьюринг написал ему письмо, в котором разрывал их отношения. Но спустя несколько дней Арнольд Мюррей снова появился в его доме. Он сумел убедить профессора в своей невиновности – бог знает как – и был прощен.

Вообще, Алан Тьюринг оставлял впечатление в высшей степени наивного человека. Корелла возмутило, когда Кенни Андерсон назвал профессора «не особенно умным». Теперь же он сам не мог не признать, что в некоторых ситуациях тот и в самом деле вел себя, мягко говоря, недальновидно. Когда его юный любовник сменил тактику и, смущенный, пришел просить у профессора денег на новый костюм, то незамедлительно получил желаемое. «Вот, возьми, – сказал Тьюринг. – Надеюсь, в новом костюме ты будешь неотразим».

Уже тогда он почти угодил в ловушку – как бы смешно и горько это ни звучало.

Нелегко было задним числом проследить намерения Мюррея. Кенни Андерсон – известный склонностью к психологическому анализу – конечно, назвал бы его отпетым мошенником, способным обмануть кого угодно. Но Корелл совсем не был в этом уверен. Во всяком случае, Арнольд Мюррей не произвел на него впечатления безнадежно испорченного. Он знал муки совести. Он хотел учиться и вечно приставал к Тьюрингу с расспросами. «Мы дискутировали о современной физике» – так было записано в протоколе со слов Тьюринга.

Тем не менее… В баре на Оксфорд-стрит Мюррей поделился с одним из своих приятелей впечатлениями о профессорском доме. Парня звали Харри Грин, и он имел привычку похваляться своими победами. Не исключено, что, пытаясь перещеголять его, Мюррей и рассказал о дружбе с ученым – изобретателем электронного мозга. Харри тут же предложил кражу со взломом. Арнольд с возмущением отказался – согласно протоколу, по крайней мере. Но в январе 1952 года – в дни, которые Тьюринг описывал как особенно мучительные и тревожные, – математика ограбили, пока он был в университете. О подробностях документы, опять же, умалчивали.

Тьюринг вспоминал, что чувствовал себя «беспомощным калекой». 23 января он принял участие в какой-то радиопередаче, но остался недоволен своим выступлением. Вернувшись на Эдлингтон-роуд, профессор обнаружил, что в его доме кто-то побывал. Тьюринга охватило смутное чувство, будто ему угрожают.

Собственно, сама кража мало занимала полицию, как и говорил Кенни Андерсон. Пропало всего ничего – несколько перочинных ножей, пара брюк, твидовая рубашка, компас да початая бутылка шерри. Профессора больше мучило то, что в его доме кто-то побывал. Именно это чувство, став невыносимым, и толкнуло его на роковую ошибку. Тьюринг написал заявление в полицию. В конце концов, преступники тоже имеют право на защиту закона. Как мог он совершить такую глупость? Это оставалось для Корелла загадкой. За початую бутылку шерри профессор очертя голову бросился в атаку. За пару штанов подставил врагу обнаженное горло. Тьюринг исполнился решимости отстоять свои права. В то же время его природная робость никуда не делась.

Второго февраля он снова впустил Мюррея в свой дом, и они повздорили. Свидание обернулось нешуточной ссорой, и в душу математика закрались подозрения.

Буря надвигалась. Любовники выпили и вскоре снова болтали как ни в чем не бывало. Арнольд решил сознаться во всем – не то из желания отомстить, не то ради того, чтобы остаться другом профессора. Так или иначе, он рассказал про Харри и бар. Исповедь завершилась очередным «преступлением против нравственности». Но ночью Тьюринг долго не мог уснуть. На допросе он признался, что «оценил искренность Арнольда», но боялся стать жертвой шантажа. Мистер Мюррей пригрозил заявить на него в полицию.

Тайком, точно вор, математик пробрался в столовую собственного дома. Он взял бокал, из которого пил Мюррей, чтобы сличить оставшиеся на нем отпечатки пальцев с теми, что были обнаружены в доме после кражи.

На следующий день во время прогулки профессор попросил Арнольда подождать его на скамейке возле полицейского участка, а сам тем временем отправился к констеблю Брауну – низенькому, подвижному человечку с водянистыми глазами, чьи рапорты изобиловали несуразностями и грамматическими ошибками. В частности, Браун дважды употребил местоимение «она», имея в виду Алана Тьюринга. Но эта опечатка – не самое удивительное в его рапорте.

В заявлении Алан Тьюринг ни словом не помянул Мюррея. Зато ввел в свою историю некоего торговца вразнос, продававшего непонятно что. Этот-то коробейник – ни имени, ни примет которого Тьюринг, естественно, так и не смог вспомнить – якобы и сообщил математику, что знает, кто вломился в его дом.

Разумеется, о том, откуда торговцу вразнос стало это известно, также не сообщалось. Ложь возымела действие, противоположное ожидаемому. Попросту говоря, Тьюринг подставился.

Что касается Харри, это был заурядный бандит. Он сидел в тюрьме в Манчестере за какое-то другое преступление, а теперь ему поручили ограбление дома на Эдлингтон-роуд. Предположить, что этот тип сотрудничал с полицией, было вполне логично.

«Мой приятель Арнольд занимался непристойностями с этим мужчиной», – заявил Харри Грин на допросе.

Само по себе это ничего не значило. Каких только оговоров не слышал на допросах Корелл от людей с криминальным прошлым. Как правило, подобные показания не имели значимых последствий. Особенно если объектом навета являлось лицо с более высоким социальным статусом.

Случай Тьюринга и в этом отношении стал исключением. Двое коллег из Манчестера, Уиллс и Риммер, ознакомившись с заявлением Тьюринга, усмотрели в нем ложь и решили идти в атаку.

4 февраля 1952 года они навестили профессора дома, якобы чтобы поговорить о подробностях кражи, но чуть ли не с порога принялись угрожать. Корелл относился скептически к лобовым атакам и очным ставкам, но на этот раз эта стратегия себя оправдала. В конце концов, подозреваемый был не какой-нибудь заурядный уголовник. От таких Тьюринг отличался в том числе и повышенной уязвимостью. Возможно, он и не подозревал о том, что за ним охотится полиция.

Тьюринг стал жертвой преступления, написал заявление, а потом явился в участок с новой информацией по делу. Мог ли ученый предположить, чем это для него обернется?

«Нам все известно», – заявил инспектор Уиллс.

Этого оказалось достаточно, чтобы вывести Тьюринга из равновесия.

Пересказывая в очередной раз свою историю, профессор совсем запутался. Он плутал вокруг да около, старательно обходя самые важные для полиции детали. Торговец вразнос так и остался бесплотным призраком.

«У нас есть основания подозревать вас во лжи», – констатировал Уиллс. Момент истины неумолимо на-двигался. Корелл представлял себе, как Тьюринг топчется в нерешительности, высматривая обходные пути и готовый ухватиться за первую попавшуюся соломинку. Возможно, он решил, что признание принесет ему облегчение. В таком случае Тьюринг совершил еще одну роковую ошибку.

Полицейские предвкушали победу и не желали ничего другого, кроме как упрятать беднягу за решетку. Их триумф означал падение Тьюринга.

Корелл пытался угадать его логику. «Я не могу лгать. Я человек с положением…» Никто не мог осудить его без признания им собственной вины.

Наконец, эта его коронная фраза: «У нас с Арнольдом Мюрреем был общий бизнес».

И, как будто всего сказанного было недостаточно, взял ручку и в присутствии полицейских настрочил признание на пяти страницах.

Он точно не осознавал серьезности ситуации. Не понимал, что кража со взломом больше ничего не значит. И полагал – на голубом глазу, – что полицию больше занимают его душевные терзания, нежели само сексуальное преступление.

Похоже, профессора волновали прежде всего вопросы теоретической морали. «Должен ли человек защищаться, если тем самым подставляет под удар другого? – спрашивал он в своем признании. – Насколько верно, что мы подвергаем себя опасности, помогая тем, кто слабее нас?»

Между тем его собственное преступление грозило Тьюрингу двумя годами тюрьмы. Все остальное было для полиции не более чем досужие бредни, никакого отношения к расследованию не имеющие.

Алану Тьюрингу не помогли, как следовало из материалов дела, ни научные заслуги, ни высокий социальный статус. Скорее наоборот. На суде он предстал пресыщенным богатым подонком и растлителем юношества.

Но потребовалось время, чтобы все это дошло до математика.

После признания Тьюринг несколько успокоился. Такой известный правдоруб, как инспектор Риммер, характеризовал его в рапорте как «человека чести» – такую пометку он оставил на полях, не пояснив, что имеет в виду. Вероятно, инспектора тронула искренность ученого или его неуместное великодушие.