Хэмптон Сайдз - Царство льда

• Название: Царство льда
• Автор: Хэмптон Сайдз
• Жанр: Биографии и Мемуары

Ужасное кораблекрушение, снежная слепота, белые медведи, свирепые штормы и лабиринты льда. Экипаж сражался с безумием и голодом. Они отчаянно пытались выжить…

За несколько лет команда капитана Джорджа Делонга проплыла вглубь арктических вод, чтобы стать первыми людьми, покорившими Северный полюс. 32 человека, которые вышли за пределы своих возможностей. История, покорившая миллионы сердец, о настоящем героизме, решимости и силе духа в самом жестоком месте на земле.

---

«Готовы? – спросил распорядитель, а когда оба дуэлянта кивнули, дал отсчет: – Один, два, три… Огонь!» Противники подняли оружие и прицелились.

Точно неизвестно, что именно случилось дальше, но, скорее всего, Мэй первым спустил курок. Его пистолет, очевидно, дал осечку (хотя, по некоторым сведениям, он намеренно выстрелил в воздух). Это дало Беннетту время тщательно прицелиться. Прошло несколько напряженных секунд – свидетелям показалось, что Беннетт ужасно нервничает. Его усы подрагивали. Считается, что он пощадил оппонента. Он выстрелил, но только ранил Мэя – пуля чиркнула немного ниже плеча по руке, которой тот стрелял. Врач Мэя счел эту рану достаточным основанием, чтобы прервать поединок. Фредерик Мэй не мог продолжать дуэль.

Беннетт и Мэй заявили о «сатисфакции», и на этом все закончилось. Обе стороны с облегчением восприняли такой удачный исход, но противники не пожали руки и не перекинулись ни словом, шагая по снегу обратно к железнодорожным путям.

По дороге Беннетт спросил у своего секунданта, доктора Чарльза Фелпса: «Что ж, доктор, думаете, я правильно поступил?»

«Мне было бы ужасно жаль убить человека, жизнь которого была бы в моей власти, – ответил доктор Фелпс, но затем, взглянув на распухший нос Беннетта, добавил: – Но я бы, пожалуй, не устоял перед искушением его ранить».

По имеющимся сведениям, Мэя отвезли в дом его дяди в Мэриленде, где врач очень быстро залечил его рану. Беннетт со спутниками остановились в близлежащем отеле и заказали несколько кувшинов пива. В «Геральд» написать о дуэли было нельзя, но несколько заметок появилось в «Нью-Йорк таймс» – в одной из них радостно сообщалось, что вопрос разрешился «полюбовно» и «обе стороны покинули место дуэли в приподнятом настроении, довольные, что кровавой трагедии удалось избежать». Никто из противников – замечала «Таймс» – не получил серьезных повреждений и «не лишился ни жизни, ни здоровья, ни присутствия духа».

Столкновение Беннетта и Мэя называют последней официальной дуэлью на территории Соединенных Штатов. Такое заявление кажется несколько натянутым, однако она точно стала одной из последних дуэлей в США и, учитывая социальный статус противников, привлекла внимание обывателей как в Америке, так и по всему миру. Инцидент расследовали правоохранительные органы нескольких штатов, однако они не нашли достаточных оснований для выдвижения обвинений – все свидетели дуэли хранили обет молчания. Доктор Фелпс даже отсидел за решеткой за отказ давать показания большому жюри, созванному окружным прокурором Нью-Йорка. В надежде приуменьшить значение дуэли и тем самым сбить обвинителей со следа представители обеих сторон сообщили прессе, что Мэй вообще не был ранен, – и эта история закрепилась в общественном сознании.

И все же, вернувшись в Нью-Йорк, Беннетт обнаружил, что его конфуз в доме Мэев до сих пор не забыт и не прощен, а последовавшая за ним дуэль лишь добавила противоправности его вопиющему социальному проступку. Он стал такой же персоной нон грата, которой когда-то являлся его отец, хотя и по другим причинам. Обитатели Пятой авеню решили, что «у них нет желания развлекать человека, которого, очевидно, в свое время не приучили к лотку», как выразился один из биографов Беннетта.

Реакция Беннетта на этот остракизм оказалась весьма любопытной, однако, возможно, это было лишь очередным проявлением его эксцентричности. Раз уж семейство Мэев теперь воротило от него нос, нью-йоркское общество его отвергало, а окружной прокурор был решительно настроен засадить его в тюрьму, Беннетт вознамерился сжечь все мосты и навсегда покинуть Нью-Йорк. Подобно своей матери, которая когда-то увезла из этого города его самого и Жаннетту, он решил оставить свою американскую жизнь и отправиться в Париж. Ему не хотелось иметь ничего общего с городом, воспетым в названии его газеты: руководить этой бизнес-империей можно было и из-за океана, ежедневно связываясь с редакторами и передавая все свои экстравагантные желания посредством непомерно дорогих трансатлантических кабелей. «Нельзя сказать, что таким образом Беннетт изгонял себя из Нью-Йорка», – написал впоследствии его биограф. Скорее это «Нью-Йорк навсегда изгонялся из его мира».

В середине января он незамеченным пришел на пристань и поднялся на борт парохода, следующего во французский Гавр. Вскоре он обосновался в Париже в великолепной квартире прекрасной эпохи на Елисейских Полях. Но вскоре он услышал от друзей, что Фредерик Мэй приехал во Францию, не оставляя надежды отомстить за поруганную честь своей сестры. Боясь внезапного нападения, Беннетт заказал некий «сверкающий панцирь» – плотную кольчугу, которую долго носил под одеждой. Наконец, обезумев от напряжения и устав носить тяжелую и жаркую броню, он отправил друзей встретиться с Мэем и выяснить его планы. Один из близких парижских знакомых Беннетта впоследствии написал: «Мистер Мэй заявил, что не собирается никого убивать, поэтому ДГБ с великим облегчением снял свой панцирь».

Некоторое время у Беннетта была русская любовница, которая звалась «Мадам А» и считалась «самой неприветливой женщиной французского общества». Беннетт не восстановил отношений с Кэролайн Мэй и большую часть жизни оставался холостяком. Жить в Нью-Йорк он так и не вернулся.

Глава 8 Мудрец из Готы

Интерес Джеймса Гордона Беннетта к отправке новой арктической экспедиции становился все сильнее, и в марте 1877 года он решил навестить эксперта по Арктике доктора Августа Петермана. С несколькими пересадками он на поезде добрался до французской глубинки, а затем пересек границу с Германией. Путешествие на поезде показалось Беннетту «изматывающим». Ему претило трястись в вагоне по дремлющим европейским просторам, куда не могли добраться ни его газета, ни его яхты. Он миновал древний Тюрингенский лес, напоминающий темно-зеленое море. Затем поезд въехал в плодородные земли, покатился по лоскутному одеялу пастбищ и горчичных полей и, в конце концов, прибыл в чопорную Готу.

Гота была до крайности милым средневековым городком с населением около 15 000 человек: извилистые улочки были выложены булыжником, ввысь стремились остроконечные шпили церквей, всюду стояли простые дома из камня и кирпича. Фонтаны на площадях питались из канала, который приносил воду из реки в 15 милях от города. На холме возвышалась гигантская барочная крепость – замок Фриденштайн, – построенная в 1650-х годах. Газетный репортер того времени описал Готу как «дремлющий город, в котором, казалось, ничего не происходило уже добрую сотню лет».

Беннетт пришел в издательский дом Юстуса Пертеса, где доктор Петерман организовал свой географический Anstalt, или институт. Хотя Гота стояла на отшибе – так, по крайней мере, казалось искушенному Беннетту, – она давно считалась одним из ведущих издательских центров Германии. Как ни странно, этот провинциальный город также был и центром книгопечатания. Здесь издавались не только карты и атласы, но и энциклопедии, словари, альманахи, журналы и всевозможные специализированные публикации. Город был полон искусных и точных аппаратов для украшения книг, литографии, гравировки по меди, цветной печати, переплета и других тонкостей ремесла. Городская жизнь была пропитана духом перфекционизма; поздно вечером можно было даже почувствовать вибрацию паровых ротационных машин.

Петерман принял Беннетта в чертежном зале института, где над наклонными столами корпели студенты-картографы, работавшие с компасами, кистями из конского волоса и штриховыми карандашами. Петерману нравилось приводить сюда посетителей. Его ежемесячный журнал «Географические известия Петермана» создавался именно здесь, как и всевозможные атласы. Хотя герцог Готский назначил Петермана профессором расположенного в 75 милях к северо-западу Геттингенского университета и присудил ему почетную докторскую степень, Петерман считал эту должность настоящей синекурой и редко появлялся в кампусе. Его настоящим домом была эта оживленная мастерская в Готе. Его открытый офис находился в самой гуще событий – вокруг постоянно чертили новые карты. Не зная, как обращаться к знаменитому картографу, Беннетт называл его просто «ваше докторство».

«Известия» Петермана давно считались самым авторитетным источником новейших географических знаний. Новые открытия питали его атласы, а его атласы, в свою очередь, подпитывали новые открытия. Латинский девиз его журнала Ubique terrarum («Вокруг света») часто сопровождался древним символом уробороса – змеи, кусающей собственный хвост. Этот символ отражал порочный круг, лежавший в центре предприятия Петермана в Готе: знания о мире питают больше знаний о мире.

Петерман не упускал удовольствия показать гостям свою маленькую империю, которой руководил с предельной эффективностью. Зачастую он был груб с теми, кто работал на него, и весьма скуп на комплименты. «Он умел учить, но ему было сложно хвалить работу учеников, – писал позднее один из коллег Петермана. – Он добился мировой славы за счет своих сотрудников».