Ирина Безладнова - Такая женщина

• Название: Такая женщина
• Автор: Ирина Безладнова
• Жанр: Русская классическая проза

---

Муж Эммы уехал с какими-то визитами, дети еще спали, и Кира одна сидела в гостиной, листая толстый каталог и краем уха слушая невнятные голоса, доносившиеся из кухни. Вдруг Эмма ойкнула и залилась смехом - похоже на то, что Санек хлопнул ее по заду или ущипнул за что-нибудь. Ну и ну, это в его-то возрасте! Хотя, насколько она его знала, Санек и на собственных похоронах не сможет удержаться, чтобы не ущипнуть какую-нибудь оказавшуюся рядом аппетитную задницу - такую, как у толстушки Эммы...

После долгого обильного завтрака Санек в присланном за ним автобусе умчался на дневной концерт, а всех остальных муж Эммы повез в своем солидном "опеле" к Мемориалу Маннергейма: это здесь традиция - именно в Сочельник прийти поклониться маршалу, спасшему страну от советской интервенции. Они стояли в толпе людей на большом аккуратном кладбище в полном молчании. Многие взяли с собой маленьких детей, собак... и никакой суеты, никаких окриков, тихо. Куда ни глянешь, скромные военные могилы, у каждой - свеча и сухой букет; в изголовье маршала горят два факела и стоят в почетном карауле солдаты разных родов войск. Люди по очереди подходят и ставят свою свечу. И везде снег, много снега... Если бы маршал мог все это видеть, наверное, он бы остался доволен.

Вернувшись, отдохнули, каждый в своей комнате, и собрались в гостиной за праздничным столом. И здесь случился маленький конфуз: Кира по случаю Рождества привезла с собой нарядное платье из тяжелого темно-зеленого шелка и новые, ни разу не надеванные туфли на высоком каблуке. Поджав накрашенные губы, чтобы не запачкать зеленый шелк, она натянула длинное шуршащее платье, надела высокие легкие туфли и, в последний раз поглядевшись в зеркало, спустилась вниз. И сразу почувствовала себя, как на сцене, под устремленными на нее удивленными взглядами... Семья чинно сидела за столом: круглолицый белобрысый муж Эммы, два мальчика-подростка с такими же, как у отца, светлыми, взъерошенными по моде волосами, и она сама - все в джинсах и простых свитерах и рубашках. Кирино сердце, взбрыкнув, ударило в грудь и, сделав пару скачков, перешло на легкий аллюр - и она сразу вся взмокла под тесно облегающим платьем. Типичная неадекватная реакция: ее сердце в последние годы на все реагирует неадекватно. Так она и шуршала весь вечер своим сногсшибательным платьем, как последняя дура. Правда, атмосферу разрядил приехавший с концерта Санек; войдя в гостиную и мгновенно оценив ситуацию, он немедленно проделал свой знаменитый трюк: как бы ошалев от Кириной красоты, "стукнулся" лбом о притолоку, громко болезненно охнул и крикнул под дружный смех публики неизменное: "Тьфу, черт, надоело!"

Потом, сдавшись на уговоры, она спела несколько романсов: в гостиной стояло пианино, Санек принес гитару, и получился дуэт. У Киры был небольшой, но чистый и нежный голос, и в свое время Санек безуспешно уговаривал ее всерьез заняться пением. "Вам не понять моей печали, - пела она, прикрыв глаза и чуть закинув гладкую русую голову. - Когда, истерзаны тоской, надолго вдаль не провожали того, кто властвует душой..." Пела и удивлялась тому, как это верно: им не дано понять - ни Саньку, при всей его доброте, ни всем этим благополучным людям, сидящим за накрытым столом... и слава Богу, что не дано. Эмма шепотом переводила мужу слова романса, он молча кивал и улыбался. "Вам не понять, вам не понять, вам не понять моей печали..."

Санек за стеной снова стал похрапывать, как будто тихонечко хрюкал. Как бы сложилась ее жизнь, если бы она не сбежала тогда к Вадиму? Ну, прежде всего, не было бы самого Вадима и этих опустошительных пяти лет жизни с ним.

Считалось, что Вадим возник как-то вдруг, сразу - и эстраду буквально заполонили песни, написанные на его стихи. Правда, сам он так не считал, потому что помнил, как три долгих года писал в стол - в упрямой надежде пробиться. Все началось с модной песенки: молодой, никому не известный композитор взял у Вадима текст и написал на него мелодию; и песня "выстрелила". Успех был заслуженным: и музыка, и текст стоили друг друга; можно считать, что с этой песни возникли они оба. Вскоре появилась еще одна и снова в яблочко. А потом пошел в ход и весь тот материал, который годами копился в столе. С энергией застоявшегося жеребца, вырвавшегося на свободу, Вадим неутомимо носился по концертам и концертным организациям и не пропускал ни одного сколько-нибудь престижного вокального конкурса. Скоро его знали все эстрадные вокалисты, а венцом всеобщего признания стал день, когда Вадиму позвонила "звезда". С этой минуты он стал, что называется, нарасхват, другими словами, он сам стал "звездой". Вадим подкатывал к подъезду концертной организации в новенькой черной "Волге" и, прыгая через две ступеньки, взбегал наверх, в эстрадный отдел. В коридоре он сразу обрастал кучкой музыкантов и представителей вокального жанра: даже получив титул "маэстро", Вадим не забывал мудрой пословицы "с миру по нитке...". Потом он шел в редакторский отдел и, побродив между столами и дав полюбоваться на свой длинный кожаный плащ, исчезал. Увидев его впервые, Кира подумала, что это актер, какой-то гастролер из Москвы: он был красив и выпуклыми светлыми глазами и породистым носом напоминал молодого Блока.

Первой в Вадима влюбилась Кирина мать. Общительный Санек пригласил модного автора на свой день рождения, любезно усадил между женой и тещей и весь вечер угощал отборными хохмами. Вадим вежливо улыбался и галантно, не делая различия, ухаживал за своими соседками по столу. На следующий день с утра пораньше мать позвонила Кире и не могла говорить ни о чем другом, кроме Вадима и его неотразимого обаяния.

- Красив, как бог! - восторгалась мать. - Кстати, ты тоже вчера выглядела, как богиня... почти как твоя мать во времена оны. - Она воркующе засмеялась и прибавила с театральным вздохом: - Нет, ты просто обязана была сделать блестящую партию - с твоей-то красотой! (По отношению к Саньку мать всегда вела себя, как королева, милостиво протягивающая своему подданному руку для поцелуя.)

Киру раздражало материнское пренебрежение в адрес мужа, и она не преминула напомнить ей, что в прошлом году, когда она попала в больницу с гипертоническим кризом, а Кира была на гастролях в Сибири, Санек ежедневно, как на работу, через весь город ездил к ней в больницу, возил цветы и фрукты, прогуливал ее в больничном дворике и смешил медицинский персонал и ее соседей по палате своими анекдотами.

- Ездил и ездил - ну и что такого? - удивилась мать. - На то он мой зять... Санек бывает мил, никто и не спорит. Я говорю только, что ты - с твоей красотой - достойна самой блестящей партии, вот и все.

- А что это за такая блестящая партия? - поинтересовалась Кира. Например, кто? Секретарь Обкома?

- За кого ты меня принимаешь? - обиженно, в нос сказала мать. - Просто человек, достойный тебя... например... - последовала небольшая пауза, например, Вадим!

Это было вполне в духе матери, как и ее всегдашнее: "Ты, с твоей красотой" или, смотря по обстоятельствам: "Я, с моей красотой..." "Я, с моей красотой, не могла согласиться...", или потерпеть, или смириться; словом, "ее красота" всегда являлась фактором, исключающим самую мысль о каких-либо уступках с ее стороны. Впрочем, красота и в самом деле была нешуточная... У них на Васильевском, сколько Кира себя помнила, висела большая фотография матери: вполоборота повернув голову с тяжелым узлом волос на затылке, через обнаженное плечо она глядела в объектив и разительно напоминала знаменитую в двадцатые годы итальянскую красавицу Лину Кавальери. Если бы не темные глаза и волосы, портрет вполне можно было бы принять за Кирин.

Через неделю после дня рождения Санька Кира столкнулась с Вадимом за кулисами на концерте в Доме ученых. Концерт был филармонический, вокальный жанр в нем представляла молодая певица из Малого оперного театра, и было непонятно, зачем он приехал. Кира выходила на сцену, снова возвращалась за кулисы, а он стоял, болтал со знакомыми актерами и не уходил... После концерта, толкнув тяжелые двери старинного особняка, она вышла на вечернюю набережную и сразу увидела его: он стоял около своей "Волги" и ждал. Шел дождь, и все вокруг было мокрым: тротуар, мостовая, его машина, гранитный парапет, Нева; волосы у Вадима тоже совсем вымокли, пока он ждал ее, и прилипли ко лбу.

- Я подумал - дождь, а я все равно еду в вашу сторону: мы же соседи, сказал он и распахнул перед ней дверцу машины: - Садитесь, садитесь, а то промокнете.

Кира, нагнув голову, нырнула в уютный полумрак салона, и они поехали.

- Не возражаете, если я закурю? - спросил Вадим, и потом: -Хотите музыку?

Огонек сигареты высвечивал его породистый нос и крупные лепные губы, приятно запахло фирменным табаком.

- Вы закончили Консерваторию? - спросил Вадим.

- Да.

- Если не секрет, как вы оказались на эстраде?

Кира привыкла к этому вопросу и обычно отделывалась шуткой. А тут вдруг взяла и сказала как есть: