Борис Акунин - Евразийская империя. История Российского государства. Эпоха цариц

• Название: Евразийская империя. История Российского государства. Эпоха цариц
• Автор: Борис Акунин
• Жанр: История
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-082575-2

«Эпоха цариц», то есть события русского XVIII столетия, – поразительно интересный период отечественной истории, когда Россия превратилась в евразийскую империю, расширяющуюся на запад, юг и восток. Это время преподает нам несколько важных уроков: об ограниченности неограниченной власти, о необходимости и рискованности реформ, о том, как можно и как нельзя править Россией. Книга рассказывает, как завязывались «вечные» российские узлы: национальный вопрос, внутриобщественное противостояние, жажда свободы и страх перед порождаемым им хаосом.

---

Не похоже, что Бирон так уж рвался к власти, он гораздо комфортнее чувствовал себя в роли теневого манипулятора, однако в создавшейся ситуации у герцога Курляндского, собственно, не было иного выхода кроме как становиться правителем. В противном случае его, оставшегося без высокой покровительницы, быстро уничтожили бы многочисленные враги.

Но угасающая самодержица по поводу регентства никакой воли не изъявляла, земные проблемы ее уже не заботили, а сам себя предложить в кандидаты Бирон не мог. Тут-то ему и пригодился полезный человек Бестужев. Когда фаворит, выйдя от умирающей, спросил кабинет-министров, кому быть регентом, Алексей Петрович сразу же ответил: кроме вас некому. Трусливый Черкасский и осторожный Остерман спорить не стали. Главный военачальник Миних был бироновским протеже. Не последовало возражений и от прочих сановников, потому что одни кормились от фаворита, другие боялись его мести.

Бирон стал отнекиваться, скромничать, его все уговаривали. Власть шла к нему в руки безо всякого сопротивления. Усердный Бестужев соорудил петицию от имени всей государственной элиты, двухсот старших чинов, и за день до смерти Анна подписала указ: «…Во время малолетства упомянутого внука нашего, великого князя Иоанна, а именно до возраста его семнадцати лет, определяем и утверждаем сим нашим всемилостивейшим повелением регентом государя Эрнста Иоанна, владеющего светлейшего герцога курляндского». То, что умирающая так долго тянула с подписью, кажется, объяснялось не сомнением в способностях фаворита, а тревогой за его судьбу. Императрица хорошо понимала анатомию власти и, должно быть, чувствовала, что добром для Бирона все это не кончится. «Надобно ли это тебе?» – спросила царица. Последние ее слова были ободрением. «Не бойсь!» – прошептала Анна своему возлюбленному и потеряла сознание.

В российском государстве в очередной раз свершилось нечто странное: его возглавил безродный, чужестранный, никаких заслуг перед страной не имевший выскочка. Но после императрицы-полонянки Екатерины и диктатора-«конюха» Меншикова никто особенно не удивился. К тому же к Бирону за десять лет успели привыкнуть.

Умирающая Анна и Бирон. И. Сакуров

Однако умение взять власть и умение удержать ее – два разных таланта. Из хороших интриганов редко получаются хорошие правители. Правда, в том государстве, которое представляла собою Россия, власть не удержал бы и гений, если его не осенял бы ореол сакральности. Это не удалось ни ловкому Меншикову, ни, веком ранее, даровитому Годунову.

Нельзя сказать, что Бирон не попытался. Он совершил несколько вполне разумных поступков, которые должны были укрепить его положение.

В первом же манифесте «владеющего светлейшего герцога» народ извещался, что отныне правление будет правосудное, беззлобное, нелицемерное и избавленное от «противных истине проклятых корыстей». В подтверждение новых милосердных времен объявлялась амнистия всем нетяжким преступникам, снижалась подушевая подать, а также заявлялась решительная борьба с расточительством (бичом разгульного аннинского царствования) – подданным воспрещалось носить одежду из ткани дороже 4 рублей за аршин.

Милостивые начинания сочетались с предусмотрительными. Прекрасно сознавая опасность гвардии, регент назначил в гвардейские полки надежных командиров: в Преображенский – Миниха, в Конногвардейский – своего сына Петра, Измайловским и так командовал брат правителя Густав, а за Семеновским в качестве подполковника приглядывал начальник Тайной канцелярии Ушаков. Чтобы снискать расположение нижних чинов, караульным в зимнее время дозволили носить шубы.

Всё это было прекрасно, но недостаточно. Не освященный божественным сиянием правитель воспринимался как простой смертный, власть которого – дело случая. А случай можно повернуть и в свою сторону, были бы смелость и удача.

Рядом с Бироном находился человек, которому решительности было не занимать и который твердо верил в свою звезду – тот самый Миних, что помог герцогу прийти к власти. Фельдмаршал счел себя недостаточно вознагражденным (его не пожаловали в генералиссимусы) и обиделся.

Долго он не раздумывал, действовал по-солдатски, и дело свершилось с невероятной легкостью.

Седьмого ноября Анна Леопольдовна пожаловалась Миниху на то, что Бирон ее третирует и угнетает. Бравый вояка пообещал избавить ее от «тирана». Сказано – сделано. Следующей же ночью (благо стража дворца состояла из подчиненных фельдмаршалу преображенцев) Миних попросту арестовал регента. Для этого хватило двадцати человек. Бирона взяли в постели, поколотили, завернули в одеяло, кинули в повозку и увезли. Кроме регента арестовали еще двоих – его брата и Бестужева-Рюмина. Вот и весь переворот.

Трехнедельного правителя империи предали суду, из приговора которого создается ощущение, что никаких реальных вин за подсудимым не обнаружилось. Его обвиняли в том, что он не хаживал в Божию церковь; на знатнейших персон «крикивал и так предерзостно бранивался, что все присутствующие с ужасом того усматривали»; нарочно вредил здоровью царицы – «побуждал и склонял к чрезвычайно великим, особливо оной каменной болезни весьма противным движениям, к верховой езде на манеже и другим выездам и трудным забавам»; «будто для забавы Ея Величества, а в самом деле по своей свирепой склонности, под образом шуток и балагурства такия мерзкия и Богу противныя дела затеял, о котором до сего времени в свете мало слыхано»; поминались «бесстыдные мужеска и женска пола обнажения» и какие-то «скаредные пакости», которые «натуре противно и объявлять стыдно и непристойно». За все эти не особенно страшные злодейства Бирона приговорили к четвертованию, но заменили казнь вечной ссылкой в далекий Пелым (позднее перевели в Ярославль).

Арест Бирона. В. Якоби

В неволе Бирон провел больше двадцати лет, а затем, уже стариком, по воле Екатерины II вдруг был возвращен на престол герцогства Курляндского, которым благополучно проправил еще целое десятилетие. Воистину судьба играла с этим человеком в какие-то причудливые игры.

К смертной казни приговорили и Бестужева-Рюмина, но тоже помиловали и ограничились ссылкой в собственное поместье. Скоро Алексей Петрович оттуда вернется и взлетит выше, чем прежде.

А самой сильной персоной державы теперь становился герой переворота (и просто герой) Бурхард фон Миних, мотивы которого лучше всего объясняет его собственный адъютант: «Фельдмаршал Миних арестовал герцога Курляндского единственно с целью достигнуть высшей степени счастья; …он хотел захватить всю власть, дать великой княгине звание правительницы и самому пользоваться сопряженной с этим званием властью, воображая, что никто не посмеет предпринять что-либо против него».

«Он ошибся», – коротко прибавляет Манштейн.

Император-младенец

Если Бирону не хватило ловкости удержаться наверху, то у Миниха ее вообще не было.

Он чувствовал себя триумфатором. Сам составил список назначений и наград: себя поставил «первым министром»; великим канцлером – покладистого Алексея Черкасского; Антона-Ульриха, так и быть, согласился произвести в генералиссимусы. Надо было отодвинуть опасного Остермана, и Миних поступил с почти не поднимавшимся из инвалидного кресла Андреем Ивановичем довольно озорно: сделал калеку «великим адмиралом».

Никаких опасений касательно прочности своего положения у фельдмаршала не было, он не сомневался, что всем вокруг очевидны его величие и незаменимость.

Однако, как и при других временщиках, единственной опорой нового режима было покровительство монархии, которую теперь олицетворяла регентша Анна Леопольдовна. И опора эта была зыбкой.

Двадцатилетняя женщина, оказавшаяся осенью 1740 года титульной правительницей империи и при тогдашней младенческой смертности имевшая серьезные шансы стать в будущем Анной II, должна была считать себя игрушкой Фортуны – как многие деятели этого судорожного времени.

Ее родитель Карл-Леопольд Мекленбург-Шверинский лишился своего крошечного княжества и разошелся с женой, которая вернулась в Россию и существовала там на положении приживалки. Маленькая принцесса, родившаяся в этом несчастливом браке, несмотря на имя, была совершенно русской девочкой – из Германии ее увезли в четыре года и воспитывали по-отечественному, в Москве да в Измайлове. После перехода в православие она превратилась из Елизаветы-Катарины-Кристины в Анну Леопольдовну.

Положение принцессы заметно улучшилось с воцарением ее родной тетки Анны, которая была твердо намерена сохранить династическую преемственность за линией Иоанна (а не Петра). От девушки требовалось произвести на свет наследника, поэтому ее выдали замуж – вопреки воле – за полезного в политическом смысле молодого человека, связанного родством с австрийским и прусским престолами. Этот Антон-Ульрих Брауншвейг-Беверн-Люнебургский был личностью довольно тусклой, но с главной своей миссией успешно справился. В августе 1740 года на свет появился наследник престола Иоанн Антонович, который в ноябре стал императором и самодержцем Иоанном VI. До его совершеннолетия, то есть до 1757 года, править должна была мать.