Елена Михалкова - Кто остался под холмом

• Название: Кто остался под холмом
• Автор: Елена Михалкова
• Жанр: Детектив
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-111932-4

Тихий город, где бесследно исчезают люди. Два частных сыщика, нанятые искать одного из пропавших. Невидимая жизнь обитателей города, о которой не догадывается никто из приезжих. «Кто остался под холмом» – детектив о навсегда похороненных тайнах. Что произойдет если сдвинуть крышку гроба?

---

Илюшин покосился на него и с трудом удержался от смеха.

За портьерой оказался интерьер, сочетавший буржуазную роскошь с простотой сельского клуба. Пол был сколочен из грубых досок, возле окна три ветхих стула привалились друг к другу, как задремавшие в метро старухи. Но вдоль длинной стены бутафорская лестница вела к балкончику с балюстрадой. Под ней фотограф поставил три невообразимо огромных кресла, обитых алым велюром.

Илюшин сразу сдался на милость алого чудовища, провалившись в его пасть. Смириться с неудобным положением легче, если убедить себя, что ты сам его выбрал.

Бабкин был упрямее. Поэтому сейчас он походил на библейского Иону, в последний момент передумавшего сидеть три дня в промозглом сыром ките. А вот кит не передумал. Кресло неумолимо засасывало Бабкина, и Макар старался не смотреть на багровое лицо товарища, торчавшее, как пестик из раффлезии. «Впрочем, у нее, кажется, вовсе нет пестика».

– Четырнадцать! – Герман ссутулился у окна, сунув руки в карманы. – Володьке было четырнадцать, когда убили Полину. Он у меня первые два месяца молчал, а говорить начал, как сейчас помню, на День учителя, когда я взял его на съемку в школе. Я, знаете, не дикарь, я понимал, что нужен психолог, психиатр даже. Но – как? где? Понадеялся, что время лечит. Оказался прав.

– Полина – это его мать?

– Да. Смешно: она моя троюродная тетка, а старше меня всего на шесть лет. Мы играли вместе в детстве. Меня привозили в их дом под Вологдой, а потом я переехал сюда, а она вышла замуж за тульского, что ли, инженера… не помню, кто он был такой. Да что там помнить – такой же подлец, как этот ваш богач, Оводов. Бросил ее, едва узнал о беременности… а они не успели официально расписаться, я, кстати, думаю, что он и не собирался этого делать, просто пользовался тем, что она оплачивает съемную квартиру… В общем, сбежал. Полина родила, воспитывала Володьку одна. Характер у нее крепкий, мужской. Может, поэтому мальчишка вырос такой тихий… Они жили бедно, выживали, а не жили… Что там грабить! Колечко бабушкино? Мамины сережки с поддельным рубином? Она оказалась дома в неурочное время, а они явно не ожидали… Кричать начала, наверное… Обязательно начала! Зная ее… М-да.

Он тяжело вздохнул и притулился на краешке кресла.

– Володя остался один. Подумать только: на дворе двухтысячные, а он даже е-мейлы не умел отправлять. Компьютеров у них не было, в школе тоже… одна видимость этой несчастной информатики. Мальчик написал два бумажных письма. Одно послал мне, другое – Оводову. Телефоны он, бедолага, не смог отыскать в ее контактах, а адреса – вот они, ручкой в блокноте записаны. Я все бросил, метнулся за ним. Слава богу, там вошли в положение, обошлось без лишней волокиты. И вот, собственно, с тех пор…

– Расскажите, как он исчез, – попросил Макар.

– Я вернулся домой…

Из кресла Бабкина раздалось что-то вроде басовитого кряканья.

– Вернулись откуда? – перевел Илюшин.

– Каждый год я навещаю моего старинного друга. Мы вместе учились, а сейчас он живет в Кургане. Наум не совсем здоров… Я закрываю ателье на десять дней, иногда на две недели. Рыбачим или уходим с палаткой на озера. Володя сразу начал помогать мне здесь, – Герман обвел рукой ателье. – Я советовал ему поступать в институт, он отказался. Обучался потихоньку моему ремеслу… У него хорошо получалось развлекать детей: знаете, они ведь частенько начинают капризничать именно тогда, когда семья раз в год пришла в нарядных костюмах, чтобы сделать памятное фото. Володька их гениально успокаивал. Рожи корчил! – Герман улыбнулся. – Я покажу вам несколько портретов, которые получились с его помощью. Все хохочут! Нет этих протокольных рож, мертвых взглядов. Вы не представляете, как меняется мимика человека, когда он оказывается перед камерой.

Герман вдруг что-то сделал со своим лицом – и взглядам сыщиков предстал истукан с острова Пасхи.

– Ого! – сказал Макар.

Фотограф улыбнулся и снова стал самим собой.

– О чем мы говорили?

– Вы уехали к другу…

– К Науму, да. Он как раз в тот год попал в больницу. Когда оглядываешься, всякий раз видишь цепь совпадений; кажется, выдерни одно звено – и все остальное рассыплется, прошлое изменится. Я не мог отделаться от мысли, что если бы Наум не заболел, все обошлось бы. Но на самом деле это самообман. Я вернулся, Володи уже не было.

– Просто исчез? – недоверчиво спросил Макар. – Ни записки, ни звонка?

– Ничего. – Герман посмотрел в окно невидящим взглядом. – Пропали кое-какие вещи, но, понимаете, даже в этом я не уверен. Он время от времени покупал себе что-то новое, мне все это казалось однообразным…

В соседней комнате звякнул колокольчик.

– Извините, я на секунду…

Фотограф скрылся за портьерой.

– Вытащи меня отсюда, – сдавленным голосом потребовал Бабкин.

Илюшин поднял бровь.

– Вытащи, сволочь!

– Я сам, заметь, в плену.

– По сусалам тебе замечу, – пообещал Бабкин.

– А кто советовал тебе остановиться, когда ты разожрался до сотни?

– Это мускулы!

– Пришло их время, – заверил Макар.

Фотограф вернулся, удивленно взглянул на Сергея.

– Вы что, пытаетесь записывать за мной?

– Мы ведь, кажется, договорились… – начал Илюшин.

– Нет-нет, я о другом. Разве вам удобно?

– Не особо, – признал Сергей.

Герман наклонился, протянул ему руку и рывком вытащил Бабкина из кресла.

– Простите, наша мебель… Сам-то я к ней привык. Подарок мецената с… э-э-э… причудливым вкусом.

– Эх, и силища у вас, – оценил Бабкин.

– Эти кресла любят почтенные матроны, – пояснил Герман. – Догадайтесь, сколько мужей из десяти вспоминает о радикулитной спине, когда приходит время выуживать своих супруг? Я годами работаю подъемным краном. И вы, хочу заметить, далеко не самый тяжелый груз.

– Давайте вернемся к Володе, – попросил Макар, с оскорбительной легкостью высвобождаясь из велюровых объятий. – Как вы объяснили себе его исчезновение?

Крохотная, почти незаметная пауза перед ответом.

– Я решил, что он от меня сбежал.

– Вы его часто наказывали?

– Мы ссорились. Ему исполнилось девятнадцать, он хотел… Я не понимал, чего он хочет. Грубил, кричал…

– Вы сказали, тихий мальчик, – напомнил Илюшин.

– Да, да… – Герман прижал ладонь ко лбу. – Володя менялся. Я иногда не узнавал его. Но войти в свой дом и почувствовать какое-то пугающее изменение… Будто он стоял перед камерой – и вдруг сделал шаг из кадра за миг до того, как я успел нажать на спуск, а у меня осталась фотография с концентрированной пустотой. Вы замечали: когда кто-то уходит от вас, пустота сгущается, несмотря на то, что это противоречит ее свойствам?

– Мне жаль, – мягко сказал Илюшин. – Герман, вы полагаете, Володя жив?

– Я в этом уверен.

– Он писал вам? Звонил? – Фотограф молча покачал головой. – Но ведь прошло уже двенадцать лет…

Герман горько улыбнулся – в точности как Борис Оводов.

– Я думаю, Володя меня просто забыл.

4

– Уже второй человек заявляет, что Карнаухов жив, – сказал Бабкин. – Однако парень как в воду канул и никаких сигналов с морского дна не подает.

– В случае с Оводовым это объяснимо: он в экзальтации. Притча о блудном отце тоже имеет право на существование, а других притч в его библии, по-видимому, не записано.

– Я сейчас сделаю вид, будто понял, что ты сказал. Но у Германа-то эта уверенность откуда?

Фотограф подтвердил, что после исчезновения племянника он написал заявление в полицию. В Беловодье Карнаухова называли именно так – «племянник Германа», и постепенно тот и сам стал так говорить.

– Я побеседую с местными, – сказал Бабкин, имея в виду полицию.

– А я пойду в народ.

Лучшее, что может сделать незнакомец, – предъявить правильные рекомендации. Репутация чужака поначалу всегда величина отрицательная. Зачем приехал? Не будет ли от него вреда? Если люди, глядя на тебя, начинают задаваться подобными вопросами, значит, первый ход был неверен. Рекомендации – еще не ключ, но уже дверь.

Илюшину требовался человек, обладающий большим авторитетом.

– Герман, кто у вас в городе главный?

Надо отдать должное фотографу: тот сразу понял, что речь идет не о властях, и задумался.

– Священник, может? – предположил Сергей. Они видели высокую белую церковь с зелеными луковками куполов.

– Отец Георгий? Да, в какой-то мере. Но его скорее любят, чем слушаются. Негласная власть у нас – Кира Гурьянова.

– Кто это?

– Директор двадцать первой школы. У нас их четыре, но если говорят «школа» без номера, не сомневайтесь: речь о ней.

Здание школы было старым. Илюшин предполагал увидеть типичную постройку советского времени («хоть что-то типичное в этом городе»), но вновь ошибся в своих ожиданиях. Перед ним была бывшая дворянская усадьба, к которой позже пристроили дополнительные корпуса, выглядевшие как бедные родственники на приеме у генеральской вдовы. Вместо регулярного парка вокруг раскинулся старый яблоневый сад.