Эрин Уатт - Расколотое королевство

• Название: Расколотое королевство
• Автор: Эрин Уатт
• Жанр: Любовный роман
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-111226-4

С тех пор как Хартли Райт узнала Истона Ройала, ее жизнь встала с ног на голову: сплетники шепчутся о ней на каждом углу, враги плетут интриги, число завистников растет день ото дня. Поэтому когда после аварии девушка теряет память, она решает, что не может доверять никому, даже Истону, который обещал защищать и оберегать ее. Не помня собственного прошлого, но доверяя собственной интуиции, Хартли решает держаться подальше от парня с дурной репутацией, который разрушает все, к чему прикасается. Она должна начать все с чистого листа. Истон не может без Хартли. Ему жизненно необходимо, чтобы она все вспомнила. На что решится привыкший получать от жизни все Ройал, чтобы вернуть себе расположение Хартли, которая решила все забыть?

---

Мама делает шаг назад, протягивает руку в дверь и втаскивает в палату отца.

При виде него мое сердце подпрыгивает. Сначала мне кажется, что это от радости, но… нет, не совсем. Скорее от беспокойства.

Но почему я так боюсь видеть собственного отца?

Он держит телефон возле уха, но чуть опускает его, чтобы обратиться к нам.

– Какие-то проблемы?

– Джон, они хотят оставить Хартли еще на день. – Мама чересчур взволнована этим. Не понимаю, что такого, если я останусь в больнице на одну ночь?

– И что с того? Пусть оставляют. – Отец снова подносит телефон к уху и отворачивается.

– Хорошо. – Док делает запись в карточке.

Я вижу, как за спиной врача мама подходит к папе и тянет его за руку. Он бросает на нее сердитый взгляд, но она не сдается. Между ними происходит тихий разговор, который мне не разобрать, зато я вижу, как мама потирает пальцы. Папа переводит взгляд с нее на спину доктора.

Сбросив звонок, он решительно подходит к Джоши.

– Это все по-прежнему за счет Каллума Ройала, верно?

За счет Каллума Ройала? Я делаю большие глаза. Зачем мистеру Ройалу оплачивать мое лечение?

Док поднимает брови.

– Понятия не имею. Лучше вам узнать об этом в бухгалтерии.

– Почему вы не знаете? – требовательно спрашивает папа. – В конце концов, так вы зарабатываете деньги!

Я не умерла в аварии, но сейчас вполне могу сделать это от стыда. Док чувствует мою неловкость. Он подмигивает мне и пытается разрядить обстановку.

– Я отвечаю за то, чтобы ваша девочка поправилась. Еще одной ночи будет вполне достаточно. – Доктор хватает мой большой палец на ноге и шевелит им в стороны. – Тебе ведь нравится в главной больнице Бэйвью? Каждый день новые простыни, и все внимание направлено только на тебя.

Я буду беспредельно счастлива, если больше не увижу ни одной медсестры до конца своих дней.

– Еда здесь тоже хорошая, – с иронией добавляю я.

– Рады стараться. – Доктор вешает карточку на мою кровать.

Кивнув родителям, он выходит из палаты. Едва дождавшись, когда за ним захлопнется дверь, мама бросается к моей кровати и отдергивает простыни.

– Пойдем!

– Куда пойдем? – недоуменно спрашиваю я.

– Мы уходим. Ты не проведешь здесь больше ни дня. Знаешь, сколько стоит эта палата? – Она снимает с моего пальца датчик и отбрасывает его в сторону. – Как маленькая машина. Вот во сколько обходится в Бэйвью ночь в частной палате.

Мама опускает мои ноги на пол и протягивает мне небольшую сумку, которую я даже не заметила.

– Джон, поговори с медсестрой и узнай, что нужно сделать, чтобы ее выписали. В любом случае мы забираем ее.

– Я позвоню в бухгалтерию, – ворчит папа.

– Какой смысл? Сегодня утром мне позвонили и сказали, что Ройалы отказываются оплачивать дальнейшее лечение Хартли, потому что они уверены, что в аварии виновата она. – Мама поворачивается ко мне, охваченная злостью. – Поверить не могу, что ты чуть не угробила Ройала! Ты хоть представляешь, во что это вылилось нашей семье? Мы уничтожены. Уничтожены! Что ты стоишь? Одевайся! – рявкает она, яростно сверкая глазами.

Но я не могу двинуться с места, оцепенев от услышанного. Мистер Критический пациент – один из мальчишек Ройалов? Брат Истона? Нет. Этого не может быть. Тогда зачем Истон приходил ко мне и держал меня за руку, словно я не имею никакого отношения к травмам его брата?

– Шевелись давай! – взвизгивает мама.

Я подскакиваю с кровати, и меня чуть не сбивает с ног прилив тошноты от накатившей боли. Мама хватает меня за руку и толкает в сторону ванной. Ухватившись за раковину, я наклоняюсь над унитазом и извергаю пять ложек овсяной каши, которые мне удалось впихнуть в себя за завтраком.

Не замечая моего состояния, мама продолжает бушевать.

– Когда завтра вернешься в школу, постарайся быть со всеми милой. Никаких скандалов! Никаких конфликтов! Иначе ты погубишь нашу семью! Твой отец может потерять работу! Мы можем лишиться нашего дома! От Паркер может уйти муж! А вас с сестрой отправят к бабуле, а не в престижную закрытую школу на севере.

К бабуле? Этой старой карге? Она бьет людей ложкой. Я поворачиваю кран и сую под него бумажное полотенце. Вытирая лицо, решаю, что мама все слишком драматизирует. Она любит делать из мухи слона. Если кто-то прольет пунш даже на плиточный пол, она станет кричать, что ей никогда не вывести это пятно и пол навсегда испорчен. Или если индейку на День благодарения слегка передержат в духовке, мама сочтет, что есть ее уже нельзя. Еще она всегда угрожала, что отошлет нас куда-нибудь подальше, чтобы мы ходили по струнке, но ни разу не выполнила своих угроз – и тут я замираю, вдруг осознав, что она недавно сказала.

А не в престижную закрытую школу на севере.

Глава 8

Хартли

На следующий день мама все-таки оставляет меня дома, не сдерживая обещания. Док Джоши выписал меня с одним условием: эту неделю я проведу дома. Не ожидала, что родители последуют его указаниям, но они меня удивили.

Не сказать, чтобы прошедшие шесть дней были веселыми. Травмы хорошо заживают. Я больше не испытываю затруднений при дыхании и могу ходить. Но создается впечатление, что чем лучше я себя чувствую, тем напряженнее становится атмосфера в доме. Мама постоянно критикует меня. Младшая сестра – Дилан – едва ли перекинулась со мной парой слов. Старшая – Паркер – даже не приехала меня навестить. Я провела в больнице неделю, а она даже не удосужилась проведать меня?

Завтра мне предстоит вернуться в школу, и я даже думать не хочу, как меня там встретят, раз уж даже собственная семья не особо-то жалует.

Вечер воскресенья я провожу, шатаясь по дому, который кажется таким знакомым и таким чужим одновременно. В моей комнате пахнет, как в запертом подвале, словно она простояла закрытой все три года, что я училась в школе-пансионе. Покрывало на кровати кажется незнакомым, как и белый ламинированный стол в углу и небольшая коллекция школьной формы в шкафу, состоящая из рубашек и свитеров.

Белые стены сияют чистотой. Фиолетово-голубое покрывало на кровати и шторы в тон со складками от картонки, в которую они были упакованы, – единственные яркие пятна во всей комнате.

Я перебираю вешалки: одежды у меня не так уж и много. В центре висят два дорогих темных шерстяных блейзера, украшенные красно-бело-золотистой вышивкой на нагрудных карманах. В накладном кармане одного из них я нахожу скомканную бумажную салфетку. Слева от блейзеров – ряд белых рубашек: три с длинными рукавами и две с короткими. Рядом с ними висят худи на молнии и темно-синий свитер. На полу стоят пара белоснежных теннисных туфель, судя по виду – да и по запаху – совершенно новых, и поношенные черные лоферы.

Еще у меня есть три пары джинсов, две пары леггинсов и две дурацкие плиссированные юбки в темную сине-зеленую клетку. Последние, видимо, часть моей школьной формы. Мама сообщила мне, что я учусь в частной академии «Астор-Парк», самой привилегированной (и самой дорогой) частной школе в штате. Так решилась загадка, каким образом я познакомилась с Фелисити и Истоном, и, вероятно, с Кайлом, хотя мне до сих пор не все понятно.

Мама не стала объяснять, почему я учусь в «Астор-Парке» или почему три года провела в школе-пансионе в Нью-Йорке. А еще не предупредила меня, что на протяжении тех лет, пока я отсутствовала, моя спальня служила кладовкой, а все мои личные вещи отдали в секонд-хенд. Когда я спросила ее, где мои сумка и телефон, она сказала, что они уничтожены в аварии. Эти новости так огорошили меня, что пропало всякое желание задавать еще какие-либо вопросы. Я надеялась, что смогу сложить кусочки моего прошлого благодаря телефону – в нем фотографии, переписка, странички в социальных сетях, но из-за аварии это стало невозможным.

Оставшаяся часть шкафа пустует. В маленьком комоде напротив кровати я нахожу нижнее белье, простые бюстгальтеры и парочку милых толстовок. Должно быть, у меня поменялся вкус, стал более скромным. Но все равно трудно поверить, что это вся моя одежда. Смутно припоминаю, что когда-то этот стенной шкаф ломился от шмоток, которые я покупала в Forever 21 и Charlotte Russe. Они были дешевыми, но прикольными и яркими.

Видимо, когда я училась в школе-пансионе, мои вкусы изменились, став такими же пресными, как диетические хлебцы. Не уверена, что это прогресс. Я копаюсь в столе, пытаясь отыскать ключи к своему прошлому, но там ничего нет: ни старых открыток, ни фотографий, ни даже исписанных карандашей. Все вещи в ящиках новые. Даже в тетрадях нет ни единой записи, как будто завтра первый школьный день, а не третий месяц семестра.

В верхнюю тетрадь вложены расписание и карта школы. Я вытаскиваю их. Математика, история феминизма, музыка. Оглядев комнату, я нигде не нахожу свою скрипку. Она осталась в школе?

Выскочив за дверь, я зову маму.

– Что стряслось? – спрашивает она, появившись у подножья лестницы с кухонным полотенцем в руках.