Р. Дж. Гэдни - Говорит Альберт Эйнштейн

• Название: Говорит Альберт Эйнштейн
• Автор: Р. Дж. Гэдни
• Жанр: Современная зарубежная литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-389-15991-4

«– Говорит Альберт Эйнштейн. – Кто? – переспрашивает девичий голосок…  – Простите, – отзывается девушка. – Я ошиблась номером. – Вы не ошиблись, – возражает Альберт». Вот так, со случайного звонка 17-летней Мими Бофорт Альберту Эйнштейну в его 75-й день рождения, начинается «поистине чудесный роман, виртуозно балансирующий на грани между фактом и вымыслом, литературный бриллиант чистой воды» (Иэн Макьюэн). Школьница из Нью-Джерси возрождает в почтенном корифее тягу к жизни – а он, в свою очередь, раскрывает перед ней свой мир. В его биографии, как в зеркале, отразилась вся история ХХ века: вот скромный патентный поверенный из Швейцарии в 26 лет публикует несколько работ, перевернувших всю мировую науку; вот он читает нобелевскую лекцию; вот едва успевает бежать из Германии, захлестываемой коричневой чумой; вот пишет президенту Рузвельту письмо с призывом начать широкомасштабные атомные исследования… «Говорит Альберт Эйнштейн» – это история удивительной дружбы и невероятной жизни. Впервые на русском.

---

Однако приятнее всего ему проводить время наедине с самим собой. Порой кажется, что его тело и разум существуют отдельно друг от друга. Одна гостья замечает, что для мальчика он слишком замкнут. Альберт широко раскрывает карие глаза. Сторонние наблюдатели отмечают, что такие темные, тусклые глаза бывают только у слепых.

Безучастный к происходящему, он то наблюдает за голубями, то копошится со своим игрушечным парусником у ведра с водой. Его не привлекают командные игры, как, впрочем, и любые другие игры с детьми; он просто слоняется неприкаянный, иногда злится или уединяется со своей моделькой фабричной паровой машины – подарком Цезаря Коха из Брюсселя, дяди по материнской линии, – или паровым двигателем, таким же, как тот, что используется в паровозах и пароходах, только миниатюрным. Он оборудован предохранительными клапанами на пружинах и свистками. Звуки работающего двигателя – пыхтение паровой трубы, постукивание коленвала и бесконечные свистки – распространяются по всему дому.

Всеобщее раздражение только раззадоривает Альберта.

– Ту-ту-у! – выкрикивает он. – Тудум-тудум. Чух-чух-чух, die Eisenbahn![3] – А сам краем глаза поглядывает на гостей.

В свой пятый день рождения Альберт не встает с постели из-за гриппа – вот досада.

– Смотри-ка, что у меня есть, – произносит отец. – Держи.

И вручает Альберту небольшой сверток.

– Можно, я открою, папа?

– Конечно.

– А что там?

– Сейчас сам все узнаешь.

Альберт разворачивает оберточную бумагу, открывает маленькую коробочку и достает компас.

– Папа. Как здорово. Спасибо тебе от всего сердца. Спасибо.

– Надеюсь, тебе понравится.

– Мне уже нравится, папа, и даже очень.

Альберт постукивает по стеклянному окошку компаса.

– Вот и славно. Зайду к тебе попозже.

– Я люблю тебя, папа.

– И я тебя люблю, Альберт.

Оставшись один, Альберт и так и этак вертит и трясет корпус прибора в надежде обмануть стрелку, направив ее туда, куда ему хочется. Но как бы он ни исхитрялся, магнитная игла снова и снова находит путь на север.

Взбудораженный, Альберт весь трепещет от этого чуда, руки дрожат, к телу подбирается озноб. Невидимая сила: выходит, мир таит в себе неизведанные свойства. За вещами должно быть что-то еще, глубоко скрытое.

Майя с восторгом наблюдает, как ее семилетний брат возводит карточный домик высотой в четырнадцать этажей.

– Чудо какое-то, – изумляется она. – Как ты это делаешь?

– Научная инженерия, только и всего, – объясняет Альберт. В минуты увлеченности он говорит без запинок. – Смотри, Майя. Карты беру старые. Видишь? Сначала строим основание. Для этого я прислоняю друг к другу две карты в форме треугольника. Выстраиваю из них ряд. Теперь надо его перекрыть. Выбираю подходящую карту и кладу ее на вершины двух соседних треугольников. Все надо делать очень аккуратно. Когда первый этаж готов, я осторожно начинаю следующий. Повторяю все то же самое и делаю третий этаж, потом четвертый, сейчас мы уже на пятом, и так далее.

– Альберт, это просто чудо. Ты, наверное, будешь жить, как библейский Иисус, и творить чудеса?

– Майя. Мы же не только Библию читаем, но и Талмуд. Мы евреи. Мы – евреи.

– А ты расскажешь мне про Иисуса? Ты столько всего знаешь.

– Ничего я не знаю.

– Ты знаешь все на свете.

– Нет, Майя. Чем больше я узнаю, тем больше убеждаюсь, что ничего не знаю.

Любопытство порой завладевает им полностью.

Альберт часами бродит по окрестностям, рыночным площадям и крытым пассажам, стараясь избегать нагруженных пивом телег, от которых только тряска да грохот. К счастью, Паулина никак ему не препятствует. Наоборот, она дает ему все больше свободы. Для размышлений, для обдумывания своих идей в одиночестве.

Гуляя под моросящим дождем, он наблюдает, как старшие школьники играют в кегли.

– Пожалуйста, разрешите мне бросить разок, – обращается к ним Альберт.

– Ну, попробуй, малой, – смеется школьник. – Держи. – И подкатывает к Альберту шар.

Но шар оказался таким тяжеленным, что Альберт даже не задевает им кегли. Да к тому же сам падает в грязь.

Школьники заливаются хохотом. Альберт с трудом сдерживает обиду.

Домой он возвращается в слезах.

Чтобы как-то приободрить сына, отец садится с ним в Droschke — пролетку последней модели, новинку мюнхенского транспорта. С грохотом проезжая сквозь Изарские ворота, с востока отделяющие Старый город от районов Изарфорштадт и Лехель, отец показывает Альберту фреску победного шествия императора Людвига Баварского.

На дому с Альбертом занимается учительница, хотя мальчик убежден, что она только отвлекает его от действительно важных размышлений.

Однажды он швыряет в нее стульчик. В испуге та убегает и больше не возвращается. Альберт мечтает только об одном: чтобы его оставили в покое, наедине с книгами. Жажда знаний поистине неутолима. Одинокими дорогами разума она ведет его в такие дали, куда никто за ним не поспевает. Вот где счастье. А он тем временем продолжает открывать для себя Мюнхен.

Во время одной из прогулок, когда его застигла непогода, пожилой итальянец приглашает продрогшего до костей Альберта отогреться в своем особняке.

В доме Альберт рассматривает застекленные шкафы, сверху донизу забитые безделушками из стекла и фарфора и разными миниатюрными моделями. На столе атласного дерева стоит копия Миланского собора, выполненная из картона кремовой расцветки. Ажурные окна, барельефы, колонны, перила и статуи – все сделано из хлеба. Старик вовсе не архитектор. По его словам, все чертежи ему подсказывает воображение.

– Я живу в своей голове, – признается итальянец.

– Я тоже, – говорит Альберт. – Что это за памятник?

– Макет надгробия моей супруги. Два года назад она скончалась в своей постели. Прямо здесь. Я и установил макет на месте ее смерти.

Дома Альберт рассказывает отцу о дружелюбном итальянце. Герман объясняет:

– Синьор приобрел свои знания самообразованием. Когда ему было слегка за двадцать, он уже сколотил небольшое состояние, а поскольку теперь заняться ему, в общем-то, нечем, он и живет в своем воображении вместе с этими модельками.

В качестве особого подарка Герман ранним утром берет с собой Альберта на озеро Штарнберг, где во время Frühlingsfestival, Праздника весны, они становятся свидетелями спуска на воду небольшого парохода. В те годы пароход можно было увидеть разве что на Дунае, Эльбе или Рейне.

Стоит прекрасная погода. Альберт в восторге от аромата цветущей калины и нарциссов. А на полянах он находит распустившиеся сиреневые крокусы.

Похоже, на берегу озера средь буковых лесов собрался весь Мюнхен. Побеленные дома Штарнберга, церковь Святого Иосифа и отель в стиле швейцарского шале поражают воображение Альберта.

Вдали на горизонте виднеются Альпы. Синие. Серебряные. Розовато-голубые. Их зазубренные вершины. Бледно-рыжие.

Фасады домов украшены флагами, венками и драпировками. Альберт смотрит, как на пароходе развешивают гирлянды. На опушке у края леса он собирает букеты из горечавки и весенней примулы для матери и сестры Майи. Незаметно для себя он проглатывает обед – резиновый кусок отварной говядины и сухой картофельный салат. После спуска судна Альберт вместе с отцом вливаются в праздничную толпу.

Вечерами ему трудно уснуть. Во многом из-за боязни темноты. Он не смыкает глаз до тех пор, пока не поймет, что отец с матерью легли спать и можно без опасений выйти на цыпочках из своей комнаты, чтобы зажечь Stubenlampe[4].

Во мраке широкий плоский фитиль разгорается круглым пятном уютного желтоватого света.

Лежа в кровати, он не спускает глаз с яркой полоски между дверью и полом. Одним своим свечением она отгоняет образ снующего по коридорам чудовища, какое приходит после самоубийства, а иногда и после смерти от несчастного случая. Его появление предвещает болезни, хвори, страдание и забытье. А кончается все тем, что оно пожирает родню покойника, потом свою плоть и даже погребальный саван.

На рассвете Альберт просыпается сам не свой. Свет под дверью уже только мешает. Правда, сейчас самое время прикрутить фитиль, чтобы родители ни о чем не прознали. Альберт опять выползает из своей комнаты и гасит свет.

Вернувшись в постель, он снова ворочается с боку на бок – теперь ему не дает уснуть дневной свет, сочащийся в его комнату через щель в деревянных ставнях. Он зарывается головой под подушку. Но свет, конечно, никуда не делся. Чтобы оказаться в комнате, он пролетел сто пятьдесят миллионов километров. От солнышка, спасибо ему.

Стремительный полет. Полет со скоростью трехсот тысяч километров в секунду. Этот луч, пробравшийся сквозь ставни, оторвался от солнца каких-то восемь минут назад. Я знаю, как его замедлить. Он поднимает стакан с водой, преграждая путь лучам. Попадая в него, световой поток преломляется. Альберт прищуривает глаза. Но свет проникает под ресницы и растекается в узкую полоску. Все сильнее и сильнее Альберт стискивает веки. Линия света простирается вширь. И исчезает, когда он зажмуривается.