Кристоффер Карлссон - Смерть перед Рождеством

• Название: Смерть перед Рождеством
• Автор: Кристоффер Карлссон
• Жанр: Триллер
• ISBN: 978-5-04-098599-9

«Несмотря на свою молодость, Карлссону удалость создать роман, читающийся запоем и прекрасно написанный. В нем есть что-то и от Стига Ларссона, и от Йенса Лапидуса, и от Ю Несбё – но гораздо больше от самого Кристоффера Карлссона». Лейф Г.В. Перссон «Отлично написанный роман, дающий второе дыхание жанру нуар». The Spectator «Роман Карлссона сочетает в себе хороший, крепкий сюжет и мощное его изложение». The Times «Нервный, тревожащий и очень умный детектив». Dagens Nyheter Для любителей скандинавского нуара в духе Стига Ларссона и Ю Несбё! Кристоффер Карлссон – талантливый ученый-специалист в области психологии преступности. В 26 лет он стал доктором наук в области криминологии. И при этом – автор популярнейших детективов, которые читают более чем в 20 странах мира. Стокгольм перед Рождеством. Предчувствие праздника. Оживление в магазинах. Улыбки прохожих. Улицы засыпаны легким снежком, искрящимся в свете множества разноцветных фонариков. А на нем… мертвое тело Томаса Хебера, известного ученого-социолога. И в спине у него – глубокая ножевая рана. Над ним стоит офицер полиции Лео Юнкер. Он уже выяснил, что убийство произошло не с целью ограбления, и теперь со всей безысходностью предчувствует долгое и, скорее всего, безуспешное расследование. Вот такое «веселое» выдалось Рождество…

---

– Я тоже.

Они сбросили окурки с балкона, проводив взглядом тлеющие огоньки. Потом вернулись в гостиную. У Кристиана запотели стекла очков, и Микаэль рассмеялся: «В таком виде трудно произвести на людей достойное впечатление».

Что правда, то правда. Кристиан запомнил эти слова. При других обстоятельствах он тоже рассмеялся бы. Должно быть, вид у него и в самом деле был комичный.

* * *

Там, во дворах между высотками, кипели невидимые миру страсти. Они копились внутри, их приходилось носить с собой. Прятать от тех, от кого можно было ожидать опасности, и открывать тем, в ком подозревал своих. Они были при Кристиане всегда: когда шкаф его лучшего друга взломали и на внутренней дверце нарисовали свастику. Когда в одиннадцать лет на дискотеке в клубе при спортивной площадке он впервые поцеловал девочку. Ее звали Сара, и никогда больше пальцы Кристиана не касались такой нежной кожи. Они были вместе месяц. В свои двенадцать Сара уже носила бюстгальтер и в последний день из дружбы разрешила Кристиану потрогать грудь. Кто знает, может, именно его нерешительность и стала причиной того, что они расстались?

В четырнадцать лет он влюбился снова, и на этот раз серьезно. Ее звали Пернилла. Все началось с того, что она подсунула в школьный шкафчик Кристиана записку: «Они могут смеяться над нами сколько угодно – мы движемся, они стоят»[12]. С Перниллой Кристиан впервые занимался сексом. Это произошло на вечеринке, так похожей на ту, где год спустя он впервые говорил с Микаэлем.

Но страсти кипели внутри, их надо было сдерживать. Когда трое мигрантов в закутке за спортзалом расправлялись над шведом – двое держали, а третий бил. И когда день спустя четверо шведов расправлялись с мигрантом за киоском, которым владел отец одного из шведов. И когда на очередной вечеринке Кристиан встретил парня со знакомым рисунком на футболке и понял, что обрел в его лице друга и защитника.

И не было никакого внешнего движка, никакого катализатора, который заставлял бы Землю вращаться. Никакого ответа на вопрос «почему?». Просто одно событие следовало из другого, и, оглядываясь назад, ты не видел ничего, кроме беспорядочного переплетения никак не связанных друг с другом причинно-следственных цепочек. И Кристиан начинал понимать, что именно таким образом мы и становимся тем, кто мы есть.

* * *

Следуя полученным инструкциям, он не спускается в метро. Там везде камеры слежения. Вместо этого Кристиан идет на автобус и едет до университета. К месту назначения он продвигается окольными путями, пересаживается с маршрута на маршрут, чтобы не прибыть раньше срока. Мерзнет на остановках. Автобусы трясутся мимо, кашляя бензинными испарениями. Среди водителей нет ни одного шведа. Он минует здание школы «Васа Реал», на стене которой кто-то написал: «Еврейские свиньи» и «1488»[13]. Кристиан спрашивает себя, кто это сделал. На Оденплан обгоняет студенческую процессию во главе с Лючией[14]. Они смеются, от них пахнет спиртным.

Наконец Кристиан сходит с последнего автобуса. Он ждет его там, за углом университетского корпуса. По мере приближения к цели Кристиан все сильней ощущает его присутствие. Вон он стоит, подняв глаза к единственному освещенному окну.

– Всё в порядке? – спрашивает он, даже не оборачиваясь к Кристиану.

– Да.

– Звучит как-то неуверенно.

– Всё в порядке.

– Дай мне его.

Кристиан расстегивает «молнию» на куртке и достает пластиковый пакет. Микаэль берет его у него из рук.

– Что это ты…

– Бери. Поговорим позже.

– Но я…

– Не сегодня. Увидимся завтра.

Микаэль снова поднимает глаза к окну. Свет все еще горит. Секунды томительного ожидания. Мысли проносятся в голове Кристиана стремительным потоком.

– Ну, хорошо, – говорит он, поворачивается и собирается идти.

Снег скрипит под его шагами. Перед глазами светится огромная оранжевая вывеска нефтяной компании «Статойл». Несмотря на машины и людей, вокруг на удивление тихо. В такие вечера возвращаются воспоминания о прошлом. Пятнадцать лет назад им было по пятнадцать. Они двигались вперед, остальные стояли на месте, как поется в известной песне группы «Кент». Кристиан оборачивается на здание, ищет окно, в котором был свет. Не находит. Стена вздымается сплошной черной громадой. И на углу университетского корпуса больше нет Микаэля.

13/12

О Габриэле Бирке много чего рассказывают, но по большей части это выдумки. Что-то вроде свидетельских показаний, которые больше говорят о тех, кто их дает, нежели о деле.

Одни, к примеру, утверждают, что у Бирка напрочь отсутствует обоняние, в то время как другие, напротив, – что он различает запах человеческой слюны. Ходят слухи, что он гей, но при этом живет с какой-то женщиной из рода Гамильтонов. Иные полагают, что перед тем, как идти в армию – где он служил в команде снайперов, отстреливавших парашютистов, – Бирк сменил фамилию, а вообще он отпрыск какого-то древнего дворянского рода. Другие считают его выходцем из нищего предместья, где Габриэля воспитывал папа-одиночка, пивший и избивавший сына чуть ли не каждый день. Что одно время Бирк был женат на женщине из Эстонии, которую вырвал из лап торговцев живым товаром. Что еще во время учебы Бирка держало на примете СЭПО[15], но им так и не удалось его завербовать. Что прошлое Бирка – незаконный бизнес и вообще темный лес.

Ну и так далее… А в результате – никто ничего не знает наверняка. Лично я верю примерно половине всех этих слухов, причем какой именно половине, зависит от Габриэля Бирка и его настроения. Думаю, что все-таки он живет один. Бирк – волк-одиночка. Как и все мы, впрочем. Возможно, именно благодаря этому качеству мы хоть как-то срабатываемся вместе.

Вот и сейчас, не сказав друг другу ни слова, оба направляемся прогуляться в сторону Ванадисвеген, 5. Скользим по ночной столице двумя бесплотными тенями. Сразу за оградительной лентой Бирк останавливается.

– Хммм… Посмотри-ка, – говорит он.

Блевотина, извергнутая из моего желудка меньше часа назад, успела превратиться в ядовитого цвета ледяной кристалл.

– Это твое?

Мы в двух шагах от места преступления. Лгать бессмысленно, Брик тут же возьмет пробу на анализ.

– Да, – отвечаю.

– Ты болен?

– Не знаю, но мне нехорошо. Думаю, все дело в трупе.

Брик наклоняется, всматривается в блевотину. Мне делается не по себе, как будто он разглядывает меня голого.

– А что ты ел?

Почти ничего, в том-то все и дело. Полная потеря аппетита – побочное действие «Собрила». У меня дрожат руки. Я едва держусь на ногах от слабости.

– То же, что и все, – отвечаю.

– Тебе явно нужно менять пищевые привычки, – отзывается Бирк.

* * *

Мы сворачиваем с широкой Свеавеген и вскоре оказываемся перед домом на Ванадисвеген, 5. На часах почти два. Началось тринадцатое декабря.

– Лючия, – говорит Бирк. – Ты поедешь в клинику?

– Нет.

– Но на Рождество-то поедешь?

– Может, заеду ненадолго, не более того.

– Как часто ты туда ходишь? Как часто встречаешься с ним?

– По мере необходимости, – бурчу я.

– Вот возьми. – Бирк протягивает мне упаковку «Стиморол». – Можешь считать это подарком.

Я вытаскиваю из упаковки жвачку. Бирк надевает латексные перчатки, достает ключи из пакета и прикладывает один к замку на воротах. Дверь открывается на удивление легко. Если она и издает какие-нибудь звуки, те тонут в несмолкаемом городском гуле.

– Пятый этаж.

Бирк поднимается по лестнице, читая фамилии жильцов на дверных табличках.

– Еще немного… Нет, оставь себе, – говорит он, когда я хочу вернуть ему оставшуюся жвачку. – Тебе нужней.

* * *

Перед светло-коричневой дверью с табличкой «Хебер» над почтовой щелью мы с Бирком снимаем ботинки. Замок, похоже, не тронут. Никаких признаков того, что его пытались взломать.

– Звонить? – спрашиваю я Бирка.

– Зачем? Он же мертв, – удивляется тот.

– Ну… может, там есть кто-нибудь еще… друг, девушка… любовник, наконец.

– Ты его ботинки видел? – спрашивает Бирк. – Мужчина с такими ботинками точно не гей.

– Ты понял мою мысль, – говорю я.

Он оглядывает дверь на предмет звонка. Звонит. Квартира Хебера не подает признаков жизни. Я осторожно стучу в дверь, три раза. Не дождавшись ответа, Бирк вставляет ключ в замочную скважину.

* * *

Последнее жилище Томаса Хебера представляет собой небольшую двухкомнатную квартиру с высокими потолками. Три стены одной комнаты почти полностью закрыты полками с книгами. В глубине стоит кресло, за ним – торшер. Больше в комнате ничего нет, если не считать картонных коробок, наваленных вдоль единственной открытой стены, – верного свидетельства того, что хозяин квартиры бо`льшую часть времени проводил вне ее стен.

– Как долго он здесь жил? – спрашивает Бирк.

– Два года, если верить Маркстрёму.

– А выглядит так, будто недели две… У меня был бы нервный срыв, увидь я свою комнату такой после двух лет моего в ней проживания. Посмотрим спальню?