Ярослав Гжендович - Владыка Ледяного Сада. Конец пути

• Название: Владыка Ледяного Сада. Конец пути
• Автор: Ярослав Гжендович
• Жанр: Попаданцы
• ISBN: 978-5-17-109322-8

История Войны Богов подходит к концу. Великие армии готовы пересечь море и встать под стенами Ледяного Сада – крепости, под которой решится судьба всего мира. Магия и воинская доблесть, древние заклинания и невероятные технологии, народы, сорванные с родных земель желаниями покинувших свой дом чужаков, и чужаки, желающие избавить этот мир от тех, кто возомнил себя богами. Разведчик, ученый и князь, утративший трон – против магии гор и песков. Но Мидгард скрывает много тайн и кошмаров, и никто из противников еще не знает, на что способен этот мир.

---

Но большую часть дня приходится сидеть над бумагами и картами со свинцовым стилом в руке. Набрасываю очередные планы, читаю их, согласовываю с Фьольсфинном, мну и бросаю в камин. А потом разрабатываю новые.

Я пополняю Ночных Странников Братьями Древа, присланными Фьольсфинном, присягу дают также Ньорвин и Н’Деле. Бенкей все еще в тяжелом состоянии, Филар проводит с ним немало времени, но еще не установил контакт. Свежатинка наша должна научиться новым способам боя, непохожим на те, которые они использовали всю жизнь; научиться взаимодействовать друг с другом, овладеть чуждым способом мышления и тактикой. В их культуре результат значит меньше, чем способы, которыми он достигается. Деяние должно покрывать тебя славой. Быть доказательством отваги, великодушия, мудрости и чести. А им придется принять к сведению, что в счет идут только выполнение заданий и эффективность. Доказательства мужества несущественны. Важно действовать тихо, быстро и результативно. И вместе. Кебирийский наемник, местный веселый авантюрист – теоретически владелец первого, – несколько фанатичных ассасинов, признающих религию Сада Фьольсфинна. Ночные Странники.

И я читаю лекции в большой трапезной, превращенной в спортзал, облачаю их в маскирующие комбинезоны и вывожу за крепость, чтобы гонять там до изнеможения по пояс в подтаявшем снегу. В лесах и на скалистых равнинах острова. Придумываю тренировки и тактические задания. До смертельной усталости. До седьмого пота.

Делаю множество вещей. Слишком много вещей одновременно.

Тем временем с сосулек каплет. Капля за каплей. Как зерна песка в клепсидре. Вечерами ледяные потеки снова замерзают, но морозный ветер не остановит и даже не притормозит время. Разве что в такие минуты капель стихает.

Но время течет.

Пересыпается песок в часах.

Тают снега.

В Кавернах что-то сгущается, и речь там наверняка не об ожидании весны. А на первый взгляд район выглядит нормально.

За надвратной башней в тенях домов, как всегда, идет торговля. Среди убогих прилавков клубится пестрая, разнородная толпа, народ пробирается среди развешенной на шестах одежды, тряпок на полу с побрякушками, ищет рыбу и корнеплоды в корзинах. Но что-то здесь не так.

Прежде всего, толпа кажется мне куда менее шумной и живой. Никто не смеется. Не слышно наигрываемой на странных инструментах музыки из таверн и корчем.

Среди путающихся пришельцов все еще видны мутанты, но держатся они с краю. Стоят группками в воротах и переулках или перед входами в таверны. Вроде бы никого не цепляют, однако, когда прохожу, чувствую их тяжелые взгляды. Остальные прохожие тоже пытаются обходить их подальше. Вокруг борделя крутится явно меньше девок, и лишь немногие из них мутантки.

Просто мелочи.

Еще несколько недель назад мутанты заворачивались в плащи и прятали лица под капюшонами. Теперь большинство тоже так поступает – но не те, что стоят группками, тут и там. Эти, несмотря на холод, нарочито обнажают свои деформированные тела, словно выставляя их под чужие взгляды.

На стенах стало больше накорябанных углем и охрой надписей на чужих алфавитах.

Когда проходит патруль, все вокруг на миг замирает. Стихают разговоры, гвардейцы в капеллинах и гербовых туниках, наброшенных на меха и кольчуги, обмениваются враждебными взглядами с мутантами и идут дальше, постукивая о камень древками, и лишь тогда улица снова оживает.

Когда я был здесь в последний раз, атмосфера была иной. Никто не обращал внимания на патрули. Теперь же Фьольсфинн выслал на улицы больше стражников, но это, похоже, не меняет положения дел. Когда я перехожу на другую сторону длинной площади и ныряю в путаницу улочек у опорной стены и рыбачьего порта, делается еще страннее.

Тут почти пусто, таверны закрыты, и только за дверьми слышен шорох голосов. В окнах за грязными хрустальными стеклами маячат искривленные лица, провожающие меня взглядами.

Фонари тут разбиты, горит, может, треть. В конце закоулка я вижу группку людей на небольшом рыночке вокруг дождевого колодца, но, когда я подхожу, все исчезают словно тени, и площадка вновь пуста.

Я ухожу, и тогда из ниоткуда прилетает камешек, разминувшийся с моей головой в несколько сантиметров, и со стуком отлетает от булыжников брусчатки.

Дети.

Возможно.

Чуть дальше от крыши отрывается большой кусок льда – несколько сросшихся сосулек длиной с мою ногу, словно набор трубок органа. Слышу свист воздуха, когда они летят, и в последний момент мне удается вжаться в закрытые ворота, окаймленные резной аркой, а ледяной снаряд разбивается на булыжнике в том месте, где я только что стоял.

Случайность.

Возможно.

Я возвращаюсь в более цивилизованные районы, к первой корчме, считая от барбакана, в «Под Сельдью».

На встречу с моим информатором, что выглядит как помесь дракона с павианом. На встречу с Платаном.

По дороге туда я кружу боковыми, опустевшими переулками, протискиваюсь в какие-то подворотни и кучи бочек, потом, спрятавшись за наваленные деревянные ящики на задах какого-то склада, выворачиваю плащ с синей стороны на желтую и натягиваю меховую шапку.

Когда я отправлялся на прогулку, надеялся, что кто-то станет за мной следить, но сейчас я предпочел бы поберечь информатора.

Сперва мы договаривались о ежедневных встречах после шестого колокола на башне, но новостей у него было немного, потому мы стали встречаться раз в три дня. Всякий раз приходил кто-то другой из нас. Филар, Варфнир, Сильфана, потом я, потом Грюнальди. Когда мы отправились на материк, приходили Братья Древа в гражданском.

«Под Сельдью» – таверна с бочкообразным сводом, тут есть большой прилавок из почерневшего дерева, пиво наливают из бочонков, стоящих на распорках, котел с рыбной юшкой висит над очагом, есть тут и вяленые сельди – назовем их так. По крайней мере, это морские создания, которые Фьольсфинн назвал сельдями, и так оно и прижилось.

Такие своды играют с акустикой. Голос разносится странно, бежит вдоль кривых ребер жесткости, и случаются места, где прекрасно слышен даже шепот, доносящийся с самого дальнего столика зала, даже с нескольких метров. Словно кто-то говорит тебе в ухо, но достаточно передвинуться на двадцать сантиметров, и эффект исчезает. Обычно мы общаемся, используя этот прием.

Разве что Платан скрывает свой гребенчатый, драконоподобный череп капюшоном полотняной пелерины. Это означает, что либо он не может говорить, либо сказать ему нечего.

Но если до него дошли какие-то сплетни, если он что-то заметил или если имеет для меня важную информацию, тогда он сперва два или три раза щелкает пальцами здоровой руки. Это сигнал, а одновременно тест коммуникативной системы. Собеседник в ответ постукивает пальцами в бок своей кружки. Это значит – слышу и готов говорить.

Мы не смотрим друг на друга. Мы просто два одиноких гостя в таверне «Под Сельдью», что заняты пивом, юшкой, бормочут что-то себе под нос, на расстоянии в несколько метров друг от друга. В конце, если вокруг достаточно шумно, я ставлю Платану пиво, куда вбрасываю несколько монет. Если пусто – оставляю монеты под своим кувшином и выхожу.

Нынче он обнажил свой поросший пятнами и гребнями череп, что значит, что он собирается что-то сказать.

– Отверженные бунтуют, – шепелявит сквозь свои львиные клыки и поигрывает здоровой рукой с оловянной кружкой, крутя ее на столе. – Собираются в подвалах и не впускают никого. Вроде бы кланяются чужеземным богам.

– Амитрайским? – спрашиваю я.

– Не знаю, – отвечает он. Насколько я разбираюсь в мимике его пасти, он устал и на грани. – Я не допущен.

– Но ведь ты и сам Отверженный, – роняю я осторожно.

– Но я хочу служить Саду. Все об этом знают.

Ну да. Каверны – не слишком большой район. Мутанты наверняка знают друг друга, по крайней мере, с виду.

– Сколько готовы к бунту?

– Не знаю. Не все, но многие. Пока что треть наверняка, но к ним присоединяются и другие. Говорят о лекарстве. Якобы те заклинания, которые совершают в подвалах, их лечат, но я не вижу, чтобы они изменялись. Выглядят как и раньше, но говорят, что теперь ничего у них не болит и что песни богов дают им большую силу, такую, какая есть у чудовищ. Ну и начали исчезать люди.

– Как это – «исчезать»?

– Обычно. Сегодня есть, а завтра нету. Никто их не видел, никто не находил трупов. В последнее время уже трижды случалось нечто подобное.

– Что это были за люди?

– Один рыбак с Побережья, из Людей Грифонов. Один – простой муж, прибыл осенью на купеческом корабле из Земли Соленой Травы, и один плотник, тоже с корабля, оставшегося тут на зиму. А еще раньше исчезли две женщины. А раньше и другие. Некоторые, когда вышли в сумерках, другие днем. Никто не видел, чтобы они вступили с кем-то в спор или драку. Просто однажды встречаешь их в таверне или на улице, а потом – уже нет, и никто не знает, что с ними стало. Знаю одно: все они были людьми одинокими. Или странниками, или теми, у кого нет семьи.