Оуэн Мэтьюз - Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке

• Название: Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке
• Автор: Оуэн Мэтьюз
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-093141-5

В начале XIX века казалось вполне вероятным, что западное побережье Америки вскоре станет российской провинцией. И это были не пустые слова, не проекты, а вполне реалистичный сценарий развития событий. Николай Резанов – русский аристократ, дипломат, авантюрист мечтал расширить границы Российской империи до берегов Калифорнии. Пережив тяжелую зиму на Аляске, Резанов отправился в Сан-Франциско, где влюбился в Кончиту – дочь коменданта крепости, которая стала его последней любовью и символом новой империи, которую он мог бы построить. Эта книга об интригах двора, о создании Русской Америки, первой русской кругосветке и захватывающих приключениях яркого и неординарного человека, который не боялся мечтать.

---

Точно так же, как и в ходе покорения Сибири, освоением американских земель стали заниматься частные лица, которые из описаний Георга Стеллера узнали, что на островах довольно много пушных зверей. После 1742 года на Алеутских островах побывало около тридцати экспедиций. Добирались из Петропавловской Гавани и Охотска на одномачтовых суднах, специально снаряженных для плаваний в арктических водах; эти суда назывались шитиками. Кому везло больше, через два-три года возвращались в Россию и привозили с собой богатую добычу. В 1754 году одна из экспедиций привезла 1662 шкурки калана (морского бобра), 840 шкур морских котиков и 720 – лисьих.

Для местных жителей последствия появления русских, отстреливавших животных, приносящих болезни и считавших аборигенов за рабов, оказались катастрофическими. Один из первых исследователей Камчатки казак Владимир Атласов писал о том, что в 1730-х годах население полуострова составляло несколько тысяч. Когда же в 1773 году в этих местах провели первую официальную перепись населения, то насчитали всего 706 душ29.

После экспедиции Беринга и Чирикова Петербург загорелся желанием присоединить Америку к Российской империи. «Колумбы росские, презрев угрюмый рок, / Меж льдами новый путь отворят на восток, / И наша досягнет в Америку держава», – писал Михаил Ломоносов в незаконченной поэме «Петр Великий». Любопытно то, что Михаил Ломоносов был не только известным ученым-энциклопедистом, но и по крови частично помором; представители этой народности, проживавшей на Севере, были первыми исследователями побережья Сибири у Северного Ледовитого океана. Следовательно, можно утверждать, что Ломоносов имел определенный врожденный интерес к исследованию северных земель. В 1755 году Ломоносов написал «Письмо о северном ходу в Ост-Индию Сибирским океаном». Кроме этого, он нарисовал карту земного шара, на которой Северный полюс располагался в самом центре, а Аляска была обозначена как часть Сибири30. Ломоносов считал, что через северное море российский флот может пройти в Азию[7] и у России есть все шансы стать «империей на трех континентах: в Европе, Азии и в Америке».

Однако в реальности колонизировать эти места оказалось гораздо сложнее, чем представлялось ученому. Сибирь была огромная, больше, чем Европа и США вместе взятые, и власть царя, как и влияние православной церкви, слабели по мере продвижения на север и восток. В Сибири была вольница, и каждый жил по своим законам. Вслед за казаками в Сибирь потянулись люди, бегущие от преследований по религиозным мотивам. Здесь селились староверы, на которых начались гонения при отце Петра Великого. Туда же бежали крепостные крестьяне от помещиков-самодуров и те, кто имел проблемы с законом. По сути, как и на Диком Западе в Америке, сибирские просторы заселяли сектанты, земледельцы и преступники всех мастей31.

Однако Сибирь стала не просто местом, в котором можно было спрятаться от правосудия и получить личную свободу. Практически с самого начала колонизации в Сибирь стали ссылать преступников. Логика была простой – в такой дали и глухомани они никому не смогут причинить зла32. Официальным названием ссылки стало слово «каторга» (от греч. Katergon – «галера»). Каторга предполагала не просто переселение в Сибирь, но принудительные, именно что каторжные по своей тяжести работы. Начиная с Петра I на каторгу отправляли тех, кто лишь по великой милости избегал смертной казни.

При Елизавете, в 1753 году, была упразднена казнь офицеров, которых тоже стали отправлять на каторгу.

Вот список преступлений, за которые человек в Российской империи мог попасть на каторгу: гадание, бродяжничество, попрошайничество, рукоприкладство по отношению к супруге, незаконная вырубка леса, «безответственное и опасное для окружающих управление телегой без вожжей»; пусть недолгое время, но в Сибирь ссылали даже за употребление нюхательного табака33.

До середины XVIII века всех каторжников клеймили – чаще всего клеймо ставили на лице или на правой руке, и с такой отметкой они никогда больше не могли вернуться назад, в Европейскую часть России.

До Сибири каторжников вели около двух лет по дороге, которую называли «тракт». Звон кандалов и протянутые за подаянием руки – вот что слышали и видели путешественники, которым выпадало ехать по тому же тракту. В Тобольске ножные кандалы с каторжан снимали. Это был, бесспорно, жест милосердия, но также и подтверждение того, что теперь они находятся столь далеко от цивилизации, что даже без кандалов никуда не смогут убежать.

Иркутск появился на месте построенного в 1652 году казацкого острога, у впадения в Ангару реки Иркут. Через этот город шла торговля с Китаем. Вскоре Иркутск стал столицей Восточной Сибири. В 1754 году в городе работала навигационная школа, также здесь обучали геодезистов и маркшейдеров – инженеров горнодобывающей отрасли. Кроме этого, японские моряки, выброшенные на российские берега, обучали в Иркутске своему языку «толмачей». Все это говорит о том, что в Петербурге планировали развитие торговых и прочих отношений со странами Азии.

Атмосфера в городе была одновременно опасной, так как здесь жили ссыльные, но и оптимистичной, если учитывать возможности, которые открывали эти неосвоенные края. Охотники за пушниной, возвращаясь из тайги, продавали мех и уходили в загул. Притоны и игорные дома Иркутска имели в свое время такую же печально известную славу, как Дэдвуд – город в Южной Дакоте, прославившийся во времена «золотой лихорадки». Судебные архивы Иркутска свидетельствуют, что в городе происходило по одному убийству в день. Французский монах и аббат Жан Шапе д’Отрош, которого Екатерина Великая отправила в Сибирь для наблюдения за «лунами Юпитера» в 1770 году, писал, что местное духовенство пило по-черному и священники часто валялись на улице, потому что были не в состоянии дойти домой34.

Купцы и жители Иркутска были отрезаны от Европейской части России точно так же, как французы в Квебеке – от митрополии или англичане на Бермудах – от Лондона. Неудивительно, что в этих условиях язык и одежда «новых сибиряков» были устаревшими. Кафтаны, упраздненные еще Петром Великим, в Сибири носили даже в начале XIX века. У кого были деньги, строили себе огромные особняки, а все тротуары в городе были деревянные, чтобы не ступать ногами в грязь, и, по словам д’Отроша, повсюду бродили свиньи35.

На государственную службу в Сибирь соглашались отправиться только те, кто хотел любой ценой обогатиться, или же те, кто по каким-то причинам впал в немилость. Можно вспомнить историю Матвея Гагарина, назначенного Петром Великим губернатором Тобольска. Гагарин пробыл на этом посту девять лет и неплохо зарабатывал на контрабанде. Он даже стал чеканить собственные деньги и вершить суд, как ему вздумается. Например, за поджог Гагарин приказывал живьем сжигать виновных, не особо разбираясь, так ли уж они виноваты. Прознав про «шалости» подданного, Петр приказал привести Гагарина в оковах в Петербург и повесить. Император также распорядился не снимать тело с виселицы, и когда веревка на шее трупа сгнила, ее заменили железной цепью.

Но показательные наказания не вводили в ступор алчное сибирское чиновничество. «Законы государя – это вам не игра в карты, – писал Петр в одном из указов в 1723 году. – Государев указ является обязательным к исполнению, и никто не должен позволять себе его нарушать». Очень правильные слова, однако факт того, что примерно в те же годы были приняты несколько законов, направленных на защиту местного населения от рабского труда, вымогательства и унизительного обращения, свидетельствуют о том, что законы редко выполнялись.

* * *

Наверняка Петр Резанов не без волнения думал о том, что его ждет в опасной Сибири. Однако он понимал, что если поведет себя правильно, если ему будет сопутствовать удача, то карьера на границах империи может принести огромное состояние или же обрести влиятельных покровителей. Резанов был аристократом и по законам того времени имел право работать судьей, поэтому он решил начать свою карьеру на новом месте именно в этом качестве.

Весной 1769 года Петр Резанов оставляет в Петербурге свою жену и маленьких детей и отправляется в Сибирь. Так начинается «сибирская история» этой семьи, дивиденды от которой в большей степени получит не отец, а сын.

3. Двор

Я царь – я раб – я червь – я бог!

Гавриил Державин. Ода «Бог», 1784 г.

Для русских аристократов императорский двор был центром мира, источником силы, местом, где можно найти покровителей, сплетничать, интриговать, преуспеть или с позором закончить свою карьеру. Фавориты и любовники императрицы Екатерины – Григорий Орлов и Григорий Потёмкин – имели огромную власть и несметное богатство. Екатерина переписывалась с философами Вольтером и Дидро, обсуждала с ними разные идеи, касающиеся просвещенного абсолютизма и управления империей, но в реальности судьба России была совершенно непредсказуемой и, по сути, дремуче-азиатской, так как полностью зависела от капризов правителей. В этом смысле со времен Ивана Грозного, который был хозяином России за два века до Екатерины, мало что изменилось. При Екатерине и ее преемниках залы Зимнего дворца каждый вечер освещали две тысячи свечей, в свете которых роскошно одетые мужчины и женщины плели интриги, целью которых было личное продвижение и обогащение.