Люси Уорсли - В гостях у Джейн Остин. Биография сквозь призму быта

• Название: В гостях у Джейн Остин. Биография сквозь призму быта
• Автор: Люси Уорсли
• Жанр: Биографии
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-00131-062-4

Эта новая биография Джейн Остин отличается от прочих особой погруженностью в эпоху, чрезвычайно бережным и точным воссозданием атмосферы, в которой жила и творила автор любимых миллионами читателей произведений. Дочь сельского пастора, Джейн никогда не имела собственного дома и всю жизнь была вынуждена переезжать с места на место, иногда пользуясь гостеприимством богатых родственников, а временами ютясь в съемном жилье. Историк английского быта Люси Уорсли ведет читателя по связанным с жизнью и творчеством великой соотечественницы адресам, знакомя читателя с миром окружавших ее вещей и воссоздавая атмосферу ее повседневной жизни. Написанная на основе огромного фактологического материала – писем и воспоминаний современников, газетных публикаций, литературных произведений той поры, сочинений самой Джейн Остин, – эта «биография сквозь призму быта» помогает понять, почему в ее творчестве такое большое значение придается дому, который воспринимается то как уютное гнездышко, то как место заточения, то как недостижимая мечта.

---

Нам также известно, что уже взрослая Джейн глубоко сочувствовала маленькой девочке, вынужденной жить вдали от родителей. «Ей это совсем не по душе, – писала она, – бедная лапушка». В «Доводах рассудка» читаем: «Энн поступила в школу несчастная»; в «Леди Сьюзен» высказывается мнение, что «школа, должно быть, страшно унизительна»; в «Уотсонах» одна героиня говорит, что «не представляет себе ничего более гадкого», чем служить в школе учительницей. В общем, если художественное произведение отражает реальность, значит, школьный опыт Джейн был крайне печальным.

К двум девочкам, семилетней Джейн и десятилетней Кассандре, присоединилась третья – дочка сестры миссис Остин. Двенадцатилетняя Джейн Купер была не только кузиной, но и «дорогим другом» сестричек. Направлялись они в пансион миссис Энн Коули в Оксфорде. В каком-то смысле им повезло, потому что миссис Коули приходилась им неродной теткой. Она была овдовевшей сестрой отца Джейн Купер, и ее покойный муж возглавлял Брейзноз-колледж в Оксфорде. Заведение миссис Коули не отличалось излишней строгостью или академизмом: оно напоминало заведение миссис Годдард в «Эмме», где девочки могли «поднабраться кой-какого образования». Мистер и миссис Остин, вероятно, полагали, что девочки выиграют от женского окружения, наберутся хороших манер и станут более годными к выданью, чем дома, в окружении сплошных мальчишек.

Как местопребывание Оксфорд был очень хорош, поскольку там находился Джеймс Остин, взявшийся опекать сестер и гулять с ними по городу. Но доставляли ли эти прогулки удовольствие девочкам? Оксфорд изобиловал «мрачными церквями, пыльными библиотеками и грязными домами, – писала анонимная сотрудница студенческого журнала Джеймса, язвительная барышня, подтрунивавшая над напыщенными, чопорными студиозусами. – Уверена, что никогда больше ноги моей там не будет». Не исключено, что это первые опубликованные строки маленькой сестрички Джеймса Джейн.

Однако в 1783 году эксперимент с пансионом закончился полным крахом. Летом миссис Коули перевезла свою школу в Саутгемптон, надеясь, по-видимому, спастись от разыгравшейся в Оксфорде эпидемии кори. Удивительно, что она сделала это без ведома родителей пансионерок. Но, избежав одной болезни, они нарвались на другую, так как в Саутгемптоне свирепствовал «сыпняк», или сыпной тиф. Прозванный «тюремной лихорадкой», он разносился – с чудовищной быстротой – платяными вшами и вспыхивал там, где люди жили в условиях скученности и антисанитарии. «Нет ничего грязнее и зловоннее закоулков» Саутгемптона, писал один путешественник; в кольце средневековых стен, заслонявших город от моря, дома буквально липли друг к другу. У того же автора описано, как прилив оставлял «гниющую трясину во всех низинных частях» города. Тиф – с лихорадкой, ознобом и бредом – настиг всех трех девочек. Однако миссис Коули не слишком обеспокоилась. Если взрослых болезнь сильно трепала и часто сводила в могилу, то у детей она протекала намного легче.

Странно, что она опять не потрудилась оповестить родителей. Возможно, она думала, что отсылать девочек домой все равно нельзя: они бы заразили всех детей в школе мистера Остина. Как бы там ни было, миссис Купер и миссис Остин узнали, что происходит, только когда Джейн Купер написала своей матери. Сестры бросились в Саутгемптон спасать дочерей, но миссис Купер дорого за это заплатила. Она подхватила тиф и умерла. Ей было всего сорок семь лет.

Как семья собиралась поступить с лишившейся матери Джейн Купер? Разумеется, опять ее сплавить. В 1784 году тринадцатилетнюю сироту поместили в женский пансион, иногда называвшийся Школой аббатства, в Рединге. Следующим летом, в 1785 году, к ней присоединились Кассандра и Джейн. Я сама когда-то училась в Школе аббатства, и Джейн Остин почиталась у нас как самая знаменитая наша предшественница.

Мистер Остин особо платил за то, чтобы Джейн и Кассандра числились «привилегированными» пансионерками, то есть имели право завтракать и ужинать с миссис Латурнель, директрисой, в ее гостиной. Эта привилегия не распространялась на обычных учениц, плата за которых была более чем в два раза меньше. Другая новая ученица вспоминала, как ее в первый раз пригласили в «гостиную, обшитую слегка поблекшими деревянными панелями», с «несколькими миниатюрами над высоким камином». Эту новенькую привели в восторг завтраки в гостиной: «огромные блюда гренков с маслом». Поскольку дома ей никогда не позволяли ни есть гренки с маслом, «ни подходить близко к огню», она чувствовала себя «осчастливленной этими новыми порядками».

Школа занимала привратную постройку Редингского аббатства плюс примыкающее к ней двухэтажное здание. Это ветшающее сооружение было пронизано атмосферой прошлого величия и больше всего поражало «воротами, верхними помещениями и ведущими к ним лестницами с позолоченными балюстрадами». В нем также имелось «множество закутков и круглых чуланчиков и множество больших и маленьких комнат и коридоров». Обстановка здесь еще больше напоминала монастырскую, чем в печальном Нортенгерском аббатстве из романа Джейн.

Снаружи раскинулся парк Форбери – игровая площадка мальчиков из соседнего пансиона доктора Вэлпи, но главное украшение школы скрывалось позади нее. Это был частный «дивный старинный сад, где юным леди разрешалось жаркими летними вечерами бродить под мощными кронами» посреди «величественных руин» аббатства. Поскольку никто особо не беспокоился о том, чем заняты девочки, они шушукались «в какой-нибудь башенке» и вволю пугали друг друга сказками о привидениях – наверняка и о привидениях аббатства, в том числе его основателя Генриха I, похороненного там без глаз. Во время секуляризации монастырей монахи спрятали ценную реликвию – мумифицированную руку святого Иакова. В годы учебы Джейн и Кассандры эту сморщенную конечность нашли рабочие, тем самым добавив в жизнь пансионерок готического трепета.

В самом здании были дортуары на шестьдесят-семьдесят девочек с кроватями на двоих. Внизу помещались классная комната – для молитвы, уроков и обеда – и зала для танцев и спектаклей. В школе имелись глобусы, карты и волшебный фонарь для демонстрации картинок с историческими сценами.

Сверхизысканная будущая невестка Джейн обучалась в более аристократическом пансионе в Лондоне, «дамском Итоне» на Куин-сквер. В задней комнате заведения стояла старая карета, чтобы юные леди практиковались элегантно впархивать внутрь и выпархивать наружу. Ни о чем подобном в Школе аббатства и не слыхивали. Здесь не видели необходимости даже брать учителя танцев, который говорил бы девочке: «Втяни живот» и лепил бы из нее «хорошенькую куклу».

Но даже если на манеры в Школе аббатства смотрели сквозь пальцы, она не была и академической теплицей. Миссис Латурнель, дама на пороге пятидесяти, изначально звалась Эстер (или Сарой) Хэкет (или Хэкит). Она пришла в школу преподавать французский язык, хотя «по-французски не знала ни слова», и поменяла имя. Видимо, нанимая «француженку» (пусть и не умевшую говорить по-французски), «работодатели сочли правильным представить ее ученицам под французским именем». Она будто законсервировалась: «Ее белый муслиновый платочек всегда был приколот одинаковым количеством булавок, ее муслиновый фартук всегда ложился одними и теми же складками». Миссис Латурнель еще и десятилетия спустя носила манжетки и оборки по моде 1780-х. Это была «дородная, но очень активная женщина, хотя и с деревянной ногой. О том, как она потеряла ногу, она никогда никому не рассказывала».

Одна из пансионерок считала ее годной лишь на то, чтобы «отдавать белье в стирку, заваривать чай и заказывать обеды, то есть по сути исполнять обязанности экономки». Однако в присмотре за девочками эти умения были очень ценны, и миссис Коули тоже не помешало бы ими обзавестись. «Весь ее ум сводился к обыденной сметке, – говорили о миссис Латурнель, – но сметке исключительно полезной; ведь надо было готовить чай, распоряжаться обедами, и без такой чрезвычайно полезной особы дом попросту развалился бы».

Учебная программа в заведении миссис Латурнель включала французский, музыку, рисование, письмо, вышивание и «ведение беседы». Ее ученицы овладевали правописанием, но не пунктуацией. Им, вероятно, полагалось также усваивать тонкое понятие «лоска». По мнению Эдмунда Берка, женская красота «неотделима от слабости и уязвимости. Женщины очень это чувствуют, поэтому они учатся пришепетывать, спотыкаться при ходьбе, прикидываться хрупкими, даже больными». Джейн всю жизнь выступала против такого взгляда: за живость, силу, независимость, чем и объясняется ее непреходящая популярность; она словно бы родилась не в свою эпоху – как бы одной из нас. И в зрелые годы она писала о «невежественной когорте школьных наставниц», очевидно не ставя их ни в грош.

В «Доводах рассудка» Джейн Остин посылает свою героиню в пансион в Бате, подразумевая, возможно, хваленый Бельведер-хаус. Тамошняя ученица сохранила для нас распорядок дня: подъем в шесть, в половине восьмого – молитва, в восемь – завтрак. Затем приходил учитель письма, который преподавал и арифметику. В четыре девочки шили, в шесть пили чай. Затем готовили уроки на завтра или играли в куклы, пока в семь тридцать не приносили хлеб, сыр и пиво. После восьмичасовой молитвы ложились спать. По вторникам и пятницам занимались рисованием, среда была «танцевальным днем». Некрасивая полная мисс Флеминг «учила менуэтам и фигурным танцам», приговаривая: «Леди, леди, не роняйте честь Бата».