Антуан Лорен - Французская рапсодия

• Название: Французская рапсодия
• Автор: Антуан Лорен
• Жанр: Современная зарубежная литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-00131-069-3

Шестеро молодых парней и одна девушка – все страстно влюбленные в музыку – организуют группу в надежде завоевать всемирную известность. Их мечтам не суждено было исполниться, а от их честолюбивых планов осталась одна-единственная записанная в студии кассета с несколькими оригинальными композициями. Группа распалась, каждый из ее участников пошел в жизни своим путем, не связанным с музыкой. Тридцать лет спустя судьба снова сталкивает их вместе, заставляя задуматься: а не рано ли они тогда опустили руки? «Французская рапсодия» – яркая и остроумная сатира на «общество спектакля».

---

Часом позже Ален уже отправил по письму на три адреса, выписанных в блокнот: Лежену в Таиланд, Лепелю на имя галериста и Пьеру Мазару на адрес антикварного магазина «Былые времена» на Левом берегу, также выуженный в интернете. Именно этот человек, влюбленный в историю вообще и в историю искусства в частности, сочинил когда-то «We are such stuff as dreams are made of»; не исключено, что он сохранил кассету с записью песни и согласится дать ему ее перезаписать. В качестве благодарности Ален купит у него в магазине какую-нибудь безделицу. Например, ступку – свою, из белого мрамора, доставшуюся в наследство от отца, он разбил, а пациентам обычно нравится видеть в кабинете врача простые и строгие старинные вещицы, это внушает им доверие к профессиональной компетенции хозяина кабинета. Надежда разделить свалившийся на него тяжкий груз открывшейся правды хоть с кем-нибудь принесла Алену облегчение, даже боль в спине немного утихла.

Перед тем как выключить компьютер, Ален вбил в поисковик слова «new wave». Гугл предложил 134 с лишним миллиона ответов. Если верить Википедии, new wave (дословно «новая волна», получившая свое название по аналогии с новой волной французского кино 1950-х) – это «музыкальное направление, объединяющее группы, по преимуществу английские и американские, исполнителей поп-рока, появившиеся после взрывного роста популярности панк-рока, и включающее в себя такие жанры, как электронная и экспериментальная музыка, диско и поп». В статье также перечислялись поджанры new wave: синти-поп, новая романтика и cold wave, то есть холодная волна.

Не больно-то информативно, подумал Ален, которому нью-вейв и колд-вейв представлялись тончайшим сплавом, породившим этот восхитительный холодный звук, одновременно техничный и роскошный. Раньше, в эпоху «Битлз», «Стоунз» или «Лед Цеппелин», было довольно легко распознать голос каждого инструмента, а студийные записи мало чем отличались от концертов вживую. Меньше чем за десять лет благодаря таким пионерам, как «Крафтверк», работа над звуком и техникой микширования шагнула далеко вперед, чтобы достичь расцвета в творчестве Eurythmics. Начало восьмидесятых прошло под знаком английской поэзии, исполняемой под сложнейшие мелодии. По мнению Алена, ранним предвестником «новой волны» была одна песня – холодная, чистая, наделенная собственной магией. Ледяной кристалл продолжительностью три минуты сорок пять секунд. У себя в группе они могли спорить о чем угодно, но по этому пункту никаких разногласий между ними не возникало – все признавали, что песня гениальная. Для Алена это была не просто гениальная песня, это была Песня с большой буквы. Все шедевры западной поэзии от Ронсара до Бодлера в сравнении с ней представлялись черновиками, неуклюжими попытками нащупать суть. К этому идеалу, каждый в свое время, приблизились Элюар, Андре Бретон и Аполлинер – приблизились, но так его и не достигли. Наконец в благословенном 1974 году певец и композитор Даниэль Бевилакуа, более известный как Кристоф, с помощью молодого поэта Жан-Мишеля Жарра сумел описать чувство влюбленности и полную, сродни столбняку, невозможность рассказать о нем любимой женщине. Они написали «Голубые слова».

Ален открыл для себя эту песню в тот единственный период существования – от пятнадцати до двадцати лет, – когда человек действительно способен любить. В этот краткий промежуток, который больше никогда не повторится, и дух, и тело готовы к восприятию любви; в дальнейшем жизнь найдет чем занять ваш мозг и ваше бытие: подготовка к защите диплома, тревога о будущем, поиск работы, стажировка, зарплата, деньги, справки и так далее и тому подобное; беда в том, что этот период начинается слишком рано, в том возрасте, когда никто, кроме редких вундеркиндов, не в состоянии им воспользоваться.

Ален прекрасно помнил себя юношей – он в родительской квартире, у себя в комнате, которая впоследствии станет комнатой его сына. Он лежит на кровати и слушает трагично-пронзительный голос Кристофа, рассказывающий потрясающую историю про девушку, выходящую из здания мэрии, и парня, мечтающего с ней заговорить. Гипнотическая музыка и отдающийся эхом, словно он декламировал в романской церкви, голос певца погружали Алена в опьянение сродни наркотическому, только во много раз сильнее. «Голубые слова» будили какую-то часть его мозга, затрагивали в нем какую-то сверхчувствительную зону, отчего на глазах у него выступали слезы. Второй куплет, в котором были такие слова:

Больше нет ни часов, ни колокольни,
Только сквер с уснувшими деревьями,
Я возвращаюсь ночным поездом
И вижу ее на перроне.
Она улыбается мне.
Она должна меня понять.
Любой ценой… —

приводили его в состояние, близкое к обмороку. Он видел себя на пустынной платформе Лионского вокзала жарким летним вечером. Он выходит из вагона с тяжелой сумкой. Беранжера медленно идет ему навстречу и наконец бросается ему в объятия. Он чувствовал тепло ее тела, мягкость ее затылка, аромат ее духов. Он находил ее губы и, ошалевший от счастья новой встречи после разлуки, впивался в них жадным поцелуем. Этот эпизод, достойный кадров из фильма Дэвида Лина, фильма, продюсером, режиссером и единственным зрителем которого был сам Ален, не оставлял места сомнениям: Беранжера была его девушкой. Отдавшись во власть пронзительной музыке и собственных фантазий, он уже не мог сдержаться и к концу песни начинал всхлипывать. С ним творилось что-то волшебное. Никогда раньше он не испытывал такой боли – и больше никогда не испытает ее в будущем. Ему было девятнадцать лет, и Беранжера не была его девушкой. У нее был другой парень, немного старше их всех, уже прилично зарабатывавший. Кстати, именно он оплатил шикарную студию, в которой они записали свои четыре песни, и он же нанял двух звукорежиссеров. В свои двадцать три года он уже крепко стоял на ногах. Он приходился родным братом парню, сочинявшему стихи для их песен. У него был немного печальный взгляд и кошачья улыбка, и уже в то время его чаще всего называли инициалами – ЖБМ.

Человек с кошачьей улыбкой

Черный «линкольн» бесшумно скользил по пустынным ночным улицам. В кармане у Авроры последние полчаса беспрерывно тренькал айфон, сообщая о доставке очередной эсэмэски.

– Вы были правы, зря я туда пошел, – сказал ЖБМ, не отрывая взгляда от проплывавших мимо фасадов.

Его ассистентка Аврора промолчала. Водитель сбавил скорость и направил машину в туннель под Лувром, выходящий на площадь Пирамид, к позолоченной статуе Жанны д’Арк, возле которой каждое 1 мая собирались правые всех мастей. Он смотрел на стены туннеля, увешанные щитами с заголовками завтрашних газет. «А если это будет он?» – вопрошала «Паризьен». «Либерасьон» недоумевала: «Мазар? Вы правда сказали: Мазар?» Журнал «Экспресс», в последнюю минуту поменявший обложку – доброй половине редакции пришлось пачками глотать таблетки, – остановился на следующем варианте: «Узнаем все сегодня вечером?» Более осторожная «Фигаро», не желая оставаться в стороне, собирала собственное досье, пока что под условным названием «Кто же такой Жан-Бернар Мазар?».

Франсуа Ларнье, кандидат на участие в партийных праймериз, которого позвали в программу «Большие дебаты» на канале «Франс-Телевизьон», решил, что присутствие ЖБМ украсит окружающий пейзаж и добавит мероприятию живости. Поэтому пару недель назад он вместе с помощниками направил этому экономисту и бизнесмену официальное приглашение. ЖБМ его принял вопреки мнению Авроры, сомневавшейся в разумности подобного шага. Передача шла уже примерно полчаса, когда в студии появился ЖБМ, встреченный внимательными взглядами партийного кандидата и членов его команды. Журналисты коротко напомнили зрителям этапы его карьеры: выпускник экономического факультета и Массачусетского технологического института, один из первых инвесторов в сеть интернет, глава компании «Аркадия», согласно индексу САС40 входящей в десятку крупнейших в стране и объединяющей 45 фирм, работающих по всему миру в области разработки программных продуктов, в том числе антивирусных; интернет-компании, в которых он имел долю, исчислялись сотнями. ЖБМ обладал поразительным экономическим чутьем. За три месяца до обвала на бирже он предсказал кризис «плохих долгов», но интервью, в котором он об этом говорил, прошло незамеченным. Собственно, вкладывать средства в развитие интернета он начал задолго до того, как проснулись остальные; именно он финансировал создание предшественника интернета – информационной системы «Минитель», которую большинство инвесторов воспринимали как бессмысленную игрушку. Клеветники называли его примитивным экономистом, на что ЖБМ неизменно отвечал: «Я не экономист. Я учился на экономическом, а это разные вещи». Он слыл защитником «здравого смысла» и считал, что основой рынка при всей его сложности остается соотношение спроса и предложения, то есть интерес того, кто хочет продать, и того, кто хочет купить, – или это не рынок. Журналисты его обожали – отвечая на их вопросы, он приводил простые и понятные примеры, и интервью с ним пользовались неизменным успехом у читателей. Вот как он объяснял кризис «плохих долгов»: «Представьте себе, что вы хотите привести к себе в квартиру слона. Разумеется, вам понадобится расширить дверной проем и снести межкомнатные стены, но главная проблема не в этом. Главная проблема – это пол. Он обрушится под весом животного, и слон – вместе с вами и, вероятно, вместе с нижними соседями – провалится до первого этажа. Наши аналитики изучают проблему двери и перегородок, а я понимаю, что есть еще и пол. Они видят, что слон большой, а я вижу, что он прежде всего тяжелый». В редакциях газет и журналов немало посмеялись над его историей про слона и ненадежный пол. «ЖБМ рассказывает нам детские сказочки про слоненка Дамбо, которому не досталось волшебного пера, – писал знаменитый финансовый обозреватель. – Не спорю, с развитием интернета он угадал, но качество его макроэкономического анализа оставляет желать много лучшего». Один сатирический еженедельник даже опубликовал карикатуру, на которой ЖБМ был изображен в виде циркового шпрехшталмейстера; в руках он держал обруч, очертаниями напоминающий Францию, и призывал слона через него прыгнуть. Месяц спустя смех в редакциях экономических изданий стих, а одно упоминание инициалов ЖБМ производило на журналистов примерно то же действие, какое капля уксуса производит на устрицу. Широкая публика знала ЖБМ как человека, сумевшего за два месяца сменить программное обеспечение армии, тогда как правительство отводило на этот процесс три года. Старая система Louvois работала из рук вон плохо, постоянно сбоила, из-за чего военные не получали вовремя денежное довольствие. Дело грозило обернуться скандалом, но стоило установить во всех армейских подразделениях программный продукт «Аркадии» – систему Vauban, – как все наладилось.