Соня Фрейм - Сквозь объектив

• Название: Сквозь объектив
• Автор: Соня Фрейм
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-112072-6

Марина отправилась в Амстердам, чтобы отдохнуть в любимом городе, но внезапно оказалась похищена загадочным незнакомцем по имени Кай. Девушка готовилась к самому худшему, но не ожидала, что Кай заставит ее участвовать в странном творческом эксперименте, целью которого было поймать ее душу… На что готов пойти Кай, чтобы воплотить свою безумную идею? И способна ли Марина выдержать испытание, которое навсегда ее изменит?

---

– Между прочим, да!

– О господи… давай поговорим о чем-нибудь другом. Не обо мне.

В моем голосе впервые проклюнулось нешуточное раздражение.

Макс слегка приподнял брови и произнес:

– Мне интересно говорить о тебе. Но, к сожалению, тебе не интересно говорить со мной. Это все твоя апатия, Марина.

– Хватит ставить диагнозы, – отозвалась я. – Вот приедем в Амстердам, и я оживу, поверь мне.

– Что, так сразу?

– Я обожаю этот город, Макс, – мечтательно произнесла я. – Там мой настоящий дом. Там я на своем месте. Стараюсь приезжать туда каждую весну.

– Прямо-таки каждую… Со скольких же лет?

– С четырнадцати, – память внесла коррективы. – Как сказал однажды один голландский таксист, в этом городе никогда не чувствуешь себя иностранцем. Там есть всё. И все.

– А школа? У тебя и так много пропусков.

– Да ну ее… Ничего интересного там нет.

– А родители? – продолжал он.

– Наша жизнь – это езда на разных эскалаторах, – неожиданно разоткровенничалась я. – Они едут вверх, а я вниз. По пути мы успеваем помахать друг другу руками, пока не скроемся из виду окончательно.

Глаза Макса вспыхнули энтузиазмом.

– Вот! То что надо. Продолжай!

– Что продолжать?

– От тебя так редко можно услышать что-то…

– Внятное?

– Нет, личное. И все это ты сообщаешь таким ровным голосом… Мне нравится.

Он походил на какого-то безумного фаната. Воистину, кошмар – это любовь, о которой не просишь. Я уткнулась носом в колючие складки пледа, решив больше не делиться никакими мыслями. Возможно, он старается узнать обо мне больше, чтобы стать ближе. Я, кажется, знаю о себе все, но при этом продолжаю чувствовать себя чужой даже в собственном теле.

Внезапно Макс наклонился к моему уху и спросил незнакомым расстроенным шепотом:

– Знаешь, кто ты?

Я медленно повернула к нему голову и уставилась в прозрачные голубые глаза. В тот момент я ожидала очередного продовольственного сравнения – и я его получила. На лице Макса впервые промелькнула человеческая боль, далекая от всех его мультяшных переживаний.

– Ты – остывший кофе, вот ты кто.

Амстердам

Как ни странно, его последние слова, сказанные в самолете, меня слегка задели. Я отчетливо помню плещущуюся в его глазах хрупкую боль, наложившуюся на эту по-детски обиженную реплику. В ней сквозили не выраженные до конца обиды, немного разочарования в нас обоих и немного его безответной привязанности ко мне.

Эта фраза – одна из немногих его фраз, которая почему-то так со мной и осталась. Как затонувший корабль, она лежит где-то глубоко внутри и вызывает странное чувство опустошения. В ней неожиданно оказалось много правды. Макс выбрал дурацкую метафору, но она отразила разновидность холода, которую я ощущала сама уже много лет.

До конца полета мы больше не разговаривали. Макс ерзал в кресле и вздыхал, я же отчужденно смотрела в иллюминатор, чувствуя, как внутри дрожит неприятный осадок.

«Почему ты постоянно говоришь обо мне? Расскажи что-нибудь о мире, жизни и людях. Что ты знаешь о них? Или говори только о себе, тогда мне хотя бы не надо будет каждый раз ставить себя на предохранитель от твоих вопросов», – крутилось у меня в голове, но в итоге я ничего ему не сказала.

Облака тем временем становились все реже и реже, и сквозь них начала проглядывать земля с вкраплениями домов. Многоязычный гомон в салоне нарастал по мере снижения. Я откинула плед и стала обуваться.

Так мы и долетели. Так и приземлились.

Но в аэропорту я почувствовала оживление и выкинула его слова из головы. Уже сегодня я пройдусь по узким улочкам, увижу здания, фасады которых помнила, как родной двор, и представлю… будто я дома. Будто я всегда жила этой жизнью.

Такой незамороченной я могла быть только здесь, и жизнь вдруг начинала казаться простой и понятной. Не надо было искать в себе ответы на вопросы, которых мне никто не задавал. Может, просто есть города, где себя теряешь, а есть и такие, в которых вдруг находишь. В Амстердаме я никогда не теряла – что бы то ни было.

Как одурманенная, там я бродила по улицам с раннего утра до позднего вечера, время от времени символически перекусывая. Здесь и дышалось будто легче, все менялось в одно мгновение. Я забывала свое имя, лицо и прошлое. Обретала непривычную, чудесную анонимность.

Мы с Максом разошлись по параллельным реальностям. Пока он потерянно бежал за мной, шарахаясь ото всех со своим чемоданом, я двигалась в каком-то другом, только мне слышном ритме, уже зная свой путь.

В наушниках играла Flunk «Queen of the Underground»:

Girl of the underworld, where did you go?
I heard you went with the undertow[4].

Эти строки были пророчеством, которое скоро вступит в силу, но в тот момент я об этом еще не знала.

Просто шла навстречу городу.

Amsterdam Centraal. Вот мы и на вокзале. Отсюда начинаются все истории в европейских городах. Сходишь с поезда, и тебя втягивает в круговорот новой жизни. Я едва замечала Макса.

При взгляде на знакомое небо и улицы внутри оживало редкое чувство, что радостей в жизни не счесть.

* * *

– …А теперь прошу вас пройти в этот зал. Здесь представлены работы одного из самых известных голландских фотографов нашего времени – Хогарта. Свое творчество он представляет исключительно под фамилией, предпочитая скрывать имя от широкой публики…

У гида был прекрасно поставленный голос, который раскатывался под высоким белым потолком фотогалереи, и каждое слово потом дрожало какое-то время в воздухе. Толпа туристов бодро прошествовала в абсолютно белое вытянутое помещение, где на стенах висели работы, расположенные с нарочитой асимметричностью. Все тут же рассосались по залу, иногда о чем-то переговариваясь вполголоса.

Это была одна из галерей современного фотоискусства. Удачно присоединившись к англоязычной группе, состоящей в основном из восторженных японцев и китайцев, снимающих все на свои телефоны, мы проникались высокой культурой. Хотя с Максом это было сложновато, ибо он хаял все, что видел. Не из невежества или злобы, просто так уж он был устроен.

Гид тем временем дошла до середины зала и продолжала свою ненавязчивую речь:

– Снимки Хогарта – своего рода летопись Амстердама, и при анализе ранних фотографий можно увидеть незначительные, но интересные изменения в городе, неизбежно пришедшие вместе с течением времени. Его работы всегда представляли собой загадку современного фотоискусства. В каждой есть деталь, которую критики любовно окрестили «мозаикой вселенной». Его творческие решения приводят зрителя к ощущению познания некой абсолютной сути. Хогарт умеет извлекать из каждого образа миллионы смыслов, которые предназначены раскрыть нечто большее. Любая мелочь в его снимках поставлена на служение главной идее.

Мы стояли напротив снимка пожелтевшего кленового листа, сквозь который просвечивало небо. По листу пробегали хрупкие прожилки, но казалось, что перед нами оптическая иллюзия. Чем дольше мы смотрели на снимок, тем отчетливее нам казалось, что по небу разошлись капилляры.

– Как он это снял? – недоуменно вопросил Макс, застыв рядом со мной в позе мыслителя. – Фотошоп? Типа, двойная экспозиция?

Он задумчиво поглаживал подбородок, с подозрением изучая фотографию. Я слегка усмехнулась, ощущая, что граница меж небом и листом окончательно растворилась.

– Или нет. По-моему, все дело в камере, – произнес он через минуту. – Ну, ничего так, ничего… Хотя почему лист? Почему на фоне неба?

Я закатила глаза.

– Не препарируй замысел творца. Просто этот таинственный Хогарт – настоящий гений, – сказала я. – И это не камера, а его глаз – волшебный объектив, через который все видится совсем иным.

– Звучит как вступление к пресс-релизу. Вы тут на нем помешались все. Нет, как он снял так, что небо кажется таким просачивающимся… Да ну, тут не обошлось без фотошопа.

– Макс, ты не видишь за деревьями леса, – всплеснула я руками в отчаянии от его буквализма. – Дело не в средствах, а в идее. В воплощении задумки. В особенности видения, в конце концов.

Тот только набычился и пробурчал что-то про здоровую критику.

Каждую весну я с нетерпением ждала этой выставки. Возвращаясь в галерею уже в четвертый раз, я уяснила, что Хогартом правят какие-то только ему понятные мотивы. Он всегда выставлял свои работы в начале апреля. Он никогда не появлялся сам. Все его снимки были связаны только с Амстердамом.

Иной раз зимним вечером я вдруг вспоминала его фотографии и думала: что этот человек делает сейчас? Наверное, проявляет снимки или же наводит на кого-нибудь объектив камеры, ловя очередное упоительное мгновение. Я представляла Хогарта очень одиноким седым мужчиной с отсутствующим взором и чутким восприятием.

Насчет чуткого восприятия я была уверена на сто процентов.

Мне казалось, что он должен быть достаточно стар. В его снимках слишком отчетливо проступало ощущение времени.