Рут Гудман - Искусство провокации. Как толкали на преступления, пьянствовали и оправдывали разврат в Британии эпохи Возрождения

• Название: Искусство провокации. Как толкали на преступления, пьянствовали и оправдывали разврат в Британии эпохи Возрождения
• Автор: Рут Гудман
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-096595-3

В каждой эпохе среди правителей и простых людей всегда попадались провокаторы и подлецы – те, кто нарушал правила и показывал людям дурной пример. И, по мнению автора, именно их поведение дает ключ к пониманию того, как функционирует наше общество. Эта книга – блестящее и увлекательное исследование мира эпохи Тюдоров и Стюартов, в котором вы найдете ответы на самые неожиданные вопросы: Как подобрать идеальное оскорбление, чтобы создать проблемы себе и окружающим? Почему цитирование Шекспира может оказаться не только неуместным, но и совершенно неприемлемым? Как оттолкнуть от себя человека, просто показав ему изнанку своей шляпы? Какие способы издевательств над проповедником, солдатом или просто соседом окажутся самыми лучшими? Окунитесь в дерзкий мир Елизаветинской Англии!

---

Еще хуже, чем «cuckold», был «wittol», мужчина, который сознательно помогал жене изменять ему

Рогоносец – «cuckold» мог ничего не знать и быть просто обманутым женой, но вот «wittol» точно знал, что происходит, и, возможно, даже служил жене сутенером. Формально этот термин был еще более оскорбительным и подразумевал еще более слабый характер: даже узнав, что на самом деле происходит, муж ничего не может с этим сделать, и ему приходится помогать и пособничать жене в этом нападении на свою мужественность. Он превратился в слугу, хотя должен был быть хозяином. Вслед за «wittol» шли такие слова, как «whoremonger», «whoremaster» и «bawd»: они описывали сутенера, который торговал другими женщинами в дополнение к своей жене (или вместо нее). Тем не менее «рогоносец» все равно оставался более разносторонним оскорблением: у него была бо́льшая вероятность достигнуть цели и вызвать у «жертвы» страх и беспокойство вне зависимости от того, насколько обвинение было правдивым. По самому определению слова вы точно знали, сутенер («wittol») вы или нет, а вот вопрос с «рогоносцем» полностью зависел от доверия.

Многословность считалась чисто женским недостатком, и одного вида перешептывающихся женщин (как на этой картинке) было достаточно, чтобы спровоцировать немалое беспокойство и неодобрение мужчин

С женским полом (пусть и не напрямую с половым поведением) связан также ряд оскорблений о женской речи. В ту пору было распространено мнение, что женщины говорят намного больше, чем необходимо. Мужскую речь обычно считали серьезной, важной и значимой, а вот женскую речь частенько изображали праздной, мелочной и избыточной. Женщины были «tattlers» («сплетницами»), слишком много болтали («wagged») языками, или, хуже того, были «scolds» («брюзгами»), чьи постоянные придирки делали жизнь мужей ужасными и действовали на нервы соседям. Эта тематика может оказаться для вас полезной, если вы хотите оскорбить женщину, уже явно слишком старую для того, чтобы обвинение во внебрачном сексе прозвучало убедительно. Любые намеки на слишком большой рот, например «frog mouthed» («лягушачий рот»), «flounder face» («лицо как у камбалы») или «long jawed» («длинная челюсть»), вызывали перед глазами непривлекательный образ лица, которое растянулось из-за излишней многословности, а также, по ассоциации, еще и образ старого, растянувшегося от «излишнего использования» влагалища. Подобные оскорбления были не настолько очевидными, как «шлюха», но все равно несли в себе определенный оттенок похотливости.

Было и еще одно практически чисто женское оскорбление: слово «witch» («ведьма»). Наша современная популярная культура уверяет нас, что в Англии XVI и XVII веков все только и делали, что доносили на своих соседок, обвиняя их в колдовстве, но на самом деле это слово не очень часто произносили вслух на публике. Когда историк Лора Гоуинг проанализировала язык оскорблений в консисторских судах Лондона, то обнаружила, что между 1572 и 1594 годами лишь в четырех процентах всех дел фигурировало слово «ведьма», а в 1606–1640 годах эта цифра еще сократилась и составила менее одного процента. В других районах страны наблюдается примерно такая же картина.

За слово «ведьма» с вас вполне могли потребовать возмещения ущерба, но вместе с тем возражать против него требовалось редко. Когда «ведьму» все-таки произносили вслух, обычно это делали в составе многоэтажного ругательства: например, «thou art a witch and a bitch» («ты ведьма и сука») или «blackmouthed witch and whore» («сквернословящая ведьма и шлюха»), – скорее усиливая общее впечатление, а не используя слово в качестве основного оскорбления. Судебные дела также подчеркивают тот факт, что даже случайно выкрикнув это слово в гневе, вы вполне можете быть осуждены за клевету, а обвиненная в колдовстве выйдет из зала суда с гордо поднятой головой. Иоанне Дед как раз требовался подобный результат после того, как одна из соседок обозвала ее ведьмой. Это слово явно оказалось эффективным: дошло до того, что два пекаря из Дивайзиса перестали пускать ее в свои лавки. Положение стало опасным, нельзя было исключать и дальнейшей эскалации событий. Так что она обратилась в местный суд и попросила выслушать обвинение; по сути, она открыла дело против самой себя, чтобы получить возможность публично и официально очистить свое доброе имя. К сожалению, мы не знаем, была ли наказана ее соседка за клевету, но, по крайней мере, имени Иоанны нет ни в одном списке осужденных за колдовство.

Я и мой большой рот

Так насколько же часто оскорбление соседей приводило к проблемам? С какой вероятностью слова вроде «whore» или «knave» заканчивались судебным иском? Редко ли слышались эти слова на улице, или же звуковой пейзаж Британии эпохи Возрождения просто звенел от сквернословия? Сказать по правде, мы даже не представляем. Лора Гоуинг обнаружила 2224 дела о диффамации, которые слушались в судах Лондона и его окрестностей в 1572–1640 годах. В городе с 100-тысячным населением, получается, стабильно слушалось около 30–40 таких дел в год. Затем Гоуинг исследовала архивы Чичестера в тот же период и получила похожие цифры. Слова, достаточно оскорбительные, чтобы спровоцировать судебный иск и произнесенные при достаточном количестве свидетелей, которые могли подтвердить это в зале суда, явно были в Британии эпохи Возрождения не редкостью. А это, скорее всего, лишь очень малая часть целого. Судебные дела стоили денег – от 1 до 10 фунтов, – а учитывая, что поденный работник зарабатывал лишь 8 пенсов в день, многие просто не могли себе этого позволить. Более того, средства должен был изыскивать именно оскорбленный. Так что если жертва ваших ругательств – бедняк, он практически ничего не мог сделать: вы могли оскорблять его безнаказанно, по крайней мере с юридической точки зрения. Кроме того, чтобы довести дело до суда, требовалось время, настойчивость и связи (по крайней мере местные). Нужно было собрать свидетелей, убедить их дать показания, а сами судебные заседания зачастую бывали долгими и запутанными. Наконец, не всем хотелось публично признавать, что их оскорбили. Так что нужно сделать вывод, что судебные иски составляют лишь очень малую часть айсберга. Даже богатые люди часто предпочитали просто отмахнуться от ваших слов, особенно если вы женщина.

Согласно более приземленной литературе того времени, например балладе о природе женского пола «Школа женщин», опубликованной в 1541 году Эдвардом Госинхиллом:

От злобы так прогнили их сердца,
Что для мужчины – редкое событие
Одно хоть слово доброе услышать
От них за целый год.

Голоса элиты, например священника-пуританина Джона Бринслея в 1645 году, полностью соглашались с этой оценкой. Согласно его проповедям, женщины «естественно более склонны к тому, чтобы быть обманутыми или введенными в заблуждение». Женщины слабы умом, постоянно ошибаются и склонны к мелочной злобе, так что к ним не нужно относиться слишком серьезно. Для мужчины, в частности, отмахнуться от гневных слов женщины часто будет не только самым дешевым, но и сравнительно простым вариантом, который еще и позволит ему посмеяться вместе с другими мужчинами над несовершенством женщин, которым уж точно не стоит доверять. Суды относились к словам женщин примерно с таким же скептицизмом: мужчинам-свидетелям, ответчикам и истцам задавали в первую очередь вопросы об их финансовой независимости (ее отсутствие открывало широкие возможности для взяток и запугивания), а вот женщин спрашивали, способны ли они понять судебные клятвы, говорить правду и сохранять «честность» в сексуальных отношениях.

Еще, конечно, бывали и чуть более мягкие степени оскорбления, недостаточно серьезные, чтобы обратиться из-за них в суд. Как ни парадоксально, именно благодаря судебным делам мы иногда узнаем о попытках добиться такого баланса: сказать что-то достаточно оскорбительное, чтобы жертве стало обидно, но при этом избежать слов и фраз, за которые в самом деле можно попасть под суд. «I am a better woman than Mrs Dugress. I never showed my arse in an alehouse, nor pawned my muff for drink» («Я – женщина получше, чем миссис Дагрис. Я-то никогда не показывала своей жопы в пивнушках и не сдавала свою муфту за бухло» – «muff» в данном случае означает «влагалище»). К сожалению для этой прихожанки, уловка не удалась; да, она, конечно, использовала эвфемизм вместо слова «шлюха», но описание получилось слишком уж картинным.

Если на вас все-таки подавали в суд за оскорбление, это был еще не конец света. Примерно три четверти дел не доходили до конца; большинство из них регулировались до суда в частном порядке. Часто целью судебного иска было как раз подобное урегулирование, при котором клеветник публично отрекался от своих слов и извинялся. Если дело действительно заканчивалось официальным приговором, наказание тоже заключалось в извинениях, а также в публичных ритуалах позора. Клеветника могли, например, заставить одеться в белую простыню, прийти в церковь и встать перед всем приходом, чтобы все показывали на него пальцами, цыкали и смеялись, или же принести очень специфические извинения, иногда зачитывая или повторяя слова, написанные судом. Кроме того, с него могли потребовать денежной компенсации в адрес оклеветанного или оплаты судебных издержек.