Ниал Фергюсон - Виртуальная история: альтернативы и предположения

• Название: Виртуальная история: альтернативы и предположения
• Автор: Ниал Фергюсон
• Жанр: История
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-109115-6

“Виртуальная история” под редакцией известного британского историка Ниала Фергюсона (р. 1964) – сборник статей на актуальные темы новой и новейшей истории стран Европы и Америки. Авторы книги, профессиональные историки, опираясь на широкий круг документальных и нарративных источников, задаются интереснейшими вопросами, сутью которых является один: А что если бы история была иной?

---

Из институтов – если не считать сам Парламент – негативнее всего победа сказалась бы на английском Тайном совете. Он и так был выведен из игры при планировании королевского ответа на шотландский кризис на том основании, что его полномочия не распространялись на земли к северу от реки Твид. Его совещательная функция органа, который дает советы королю, скорее всего, ослабевала бы и дальше. Ответственность за “имперские” аспекты правительства – вопросы, касавшиеся всех трех королевств, – вероятно, консолидировалась бы в руках небольшой группы избранных королем доверенных лиц, включая Лода, Арундела, Гамильтона, сэра Генри Вэйна-старшего и, возможно, камергеров Патрика Мола, Джорджа Кирка и Уилла Моррэя. Этот процесс начался еще во время кризиса 1637–1639 гг.[288]

И все же есть серьезные основания полагать, что эта тенденция к усилению авторитаризма королевского правительства в случае победы 1639 г. сдерживалась бы противодействующими придворными течениями, которые сами стали бы следствием победы над шотландцами[289]. Многие из придворных, чей статус поднялся бы благодаря победе 1639 г., были на короткой ноге с “впавшими в немилость” аристократами, определявшими “общественное” мнение 1630-х гг. В круг Гамильтона входил виконт Сэй и Сил (инициатор судебной тяжбы о корабельных деньгах, главным фигурантом которой вскоре стал Гемпден), а также вскоре туда вошли виконт Мандевиль (впоследствии командующий войсками Восточной ассоциации в армии Кромвеля), сэр Джон Дэнверс (будущий цареубийца) и члены верхушки ковенантеров из Шотландии[290]. Готовность Гамильтона вести диалог с противниками режима в 1639 г. возбудила подозрения в его верности в ультрароялистских кругах именно “из-за частной переписки, которую его светлость вел с главарями фракции ковенантеров”[291].

Такие же сомнения возникали и в отношении других действующих лиц 1639 г. Граф Арундел, главнокомандующий кампанией 1639 г., уступал лишь Гамильтону в том трио советников, которых Карл назвал достойными своего безграничного доверия. И все же в 1620-х Арундел был заклятым врагом Бекингема и считался поборником привилегий “старого дворянства” – пэров достюартовских времен, из числа которых в основном и состояла дворянская оппозиция Карлу[292]. Еще больше походили на противников режима два полевых командира Арундела, граф Холланд (командующий кавалерией) и граф Эссекс (генерал-лейтенант под командованием Арундела), которых часто называли “благочестивыми”[293]. Холланд был младшим братом “пуританского” 2-го графа Уорика и навлек на себя гнев Лода, вступившись за нонконформистских священников, которым угрожали церковные власти, а его брат Уорик входил в круг, где состояли такие противники режима, как граф Бедфорд, Виконт Сэй, лорд Брук, Джон Пим и Оливер Сент-Джон. Военная победа 1639 г. также укрепила бы положение графа Эссекса, которому Холланд (приходившийся ему двоюродным братом) всячески пытался вернуть расположение короля[294]. Сын любимого народом елизаветинского героя, казненного за попытку государственного переворота в 1601 г., Эссекс был фактически живым протестантским героем Англии.

Подобно тому как поражение заставило короля в 1640 г. внедрить ряд мер и сделать ряд кадровых перестановок, которые дали основания для появления дискредитирующих слухов о наличии “папистского заговора” при дворе (Арундел, Эссекс и Холланд были отправлены в отставку и начались переговоры с папством о предоставлении ссуд), победа устранила бы многие факторы, способствовавшие укоренению этих слухов. Холланд, Эссекс и Гамильтон (этот “ярый противник папства”)[295] были протестантами без страха и упрека. Холланд и Эссекс сражались на стороне протестантов в Европе при столкновениях с Габсбургами, а Гамильтон в 1631 г. участвовал в походе с прославленным героем Тридцатилетней войны, шведским королем Густавом Адольфом, в то время как его ближайшим союзником при дворе был главный инспектор королевского двора сэр Генри Вэйн, третий советник из тех, кого Карл в 1639 г. назвал заслуживающими своего “безграничного доверия”[296]. После победы 1639 г. укрепление их положения, вероятно, уравновесило бы растущее влияние католиков при дворе и снизило достоверность слухов о том, что двор охвачен папистским заговором. Карл мог бы и дальше вежливо обходиться с папскими посланниками,[297] однако унизительная необходимость вести переговоры с ними в надежде на финансовые субсидии из Рима пропала бы – а вместе с ней пропала бы и угроза общественному имиджу монархии, которую явным образом несли подобные переговоры.

Само собой, было бы наивно полагать, что победа над ковенантерами в 1639 г. навсегда ликвидировала бы оппозицию политике Карла. Какие же ее аспекты все равно вызывали бы напряжение? Даже если бы Шотландский кризис был успешно разрешен, королю практически наверняка пришлось бы столкнуться с борьбой придворных фракций по вопросу о надлежащем масштабе церковной власти в государстве. Епископское влияние при дворе вызвало бы резкую антиклерикальную реакцию Тайного совета (члены которого Пемброк, Нортумберленд и Солсбери презирали архиепископа), а клерикализм, без сомнения, начал бы превращаться в больную тему в регионах, где местные сквайры и так были обеспокоены тем фактом, что их пасторы – теперь названные мировыми судьями – в 1630-х гг. заняли их место в суде квартальных сессий. Это провоцировало немало личных распрь и бесконечную грызню о старшинстве и сферах влияния. Однако в отсутствие победоносной шотландской армии на территории Англии держать эти трения под контролем не составляло труда. Отношения Лода с другими советниками, конечно же, остались бы сложными, однако победа 1639 г. дала бы архиепископу все основания полагать, что он умрет спокойно, в своей постели в Ламбетском дворце.

С Шотландией было бы больше проблем. Как на собственном опыте убедились предшественники Карла, победить Шотландию было мало – нужно было еще ее удержать. Масштаб и интенсивность бунта ковенантеров подсказывают, что Шотландия продолжила бы создавать проблемы режиму, даже если бы в 1639 г. Карл сумел ее одолеть. Однако пока сохранялся безраздельный контроль каролинского режима над Англией, нет оснований полагать, что оставшиеся очаги сопротивления ковенантеров невозможно было бы погасить – елизаветинскому режиму тоже часто досаждали бунтарские настроения Ирландии шестнадцатого века, но серьезную угрозу они представляли редко. Более того, верхушка ковенантеров тоже была подвержена дроблению на фракции и страдала от личных дрязг[298]. Если бы Карл одержал победу в 1639 г., он бы почти наверняка существенно приблизил раскол между радикалами (такими как граф Аргайл) и более умеренными пэрами (такими как Монтроуз), который в итоге случился летом 1641 г.[299]

В течение примерно десяти лет после 1639 г. неизбежно требовалась бы политическая и фискальная консолидация, которая, в свою очередь, зависела от поддержания дипломатического курса, взятого Карлом в начале 1630-х гг. и направленного на недопущение войны за рубежом. Война с Испанией казалась крайне маловероятной. С 1638 г. Тайный совет все больше склонялся к союзу с Испанией, а к июлю 1639 г. Бельевр, разочарованный этой переменой мнений, сообщил, что большинство советников подкуплено испанцами[300]. К тому же после каталонского восстания 1640 г. Испания до конца десятилетия не представляла особенной угрозы. Война с Францией, напротив, была вероятнее. В 1638 г. Карл укрыл у себя непримиримую противницу кардинала Ришелье Марию Медичи, а также целый ряд знатных и капризных диссидентов (включая герцога Вандомского и герцога де Субиза), которых она привезла с собой. И все же Франция активно участвовала в борьбе с Габсбургами и с 1643 г. страдала от внутренних проблем из-за малолетства короля, а потому вероятность, что она вступит в войну с Англией на другом фронте, оставалась весьма низкой. Торговое соперничество с голландцами тоже было потенциальным источником конфликта (что впоследствии доказали войны 1650-х и 1660-х гг.). Однако в рассматриваемый период отношения между странами оставались гармоничными (несмотря на вторжение голландского адмирала Тромпа в английские воды в октябре 1639 г. с целью разорить испанский флот) и дополнительно укрепились в 1641 г., когда дочь Карла I Мария была выдана замуж за сына и наследника штатгальтера Нидерландов принца Фредерика Генриха Оранского[301].

Словом, пока Карл сам не начал бы искать битвы, высока была вероятность, что его правительство смогло бы избежать войны хотя бы до 1650-х. В 1620-х Карл на собственном опыте узнал, какие разорения приносят заграничные войны. Даже если бы он одержал победу в 1639-м, необходимо было бы выплатить все правительственные долги, а восстановление королевской власти в Шотландии потребовало бы значительных ежегодных затрат. Кажется маловероятным, что в таких условиях правительство решилось бы на заграничный военный поход. Как после войны 1639 г. заметил граф Нортумберленд, “мы так сосредоточены на ослаблении Шотландии, что, пока мы не добьемся этого, ни о каких попытках восстановления разоренного европейского наследия не может быть и речи”[302].