Мэри Стюарт - Грозные чары. Полеты над землей (сборник)

• Название: Грозные чары. Полеты над землей (сборник)
• Автор: Мэри Стюарт
• Жанр: Классические детективы
• ISBN: 978-5-389-16364-5

Книги Мэри Стюарт завоевали сердца миллионов читателей, получив при этом высокую оценку критиков, особо отмечавших ее мастерство в жанре авантюрного романа. Ей, как никому другому, удалось объединить в сюжете лирическую тему, детективные ноты и поистине кинематографический саспенс. Романы Стюарт переводились на многие языки и до сих пор продолжают покорять читающую публику всех стран мира. Героиня «Грозных чар» молодая актриса Люси приезжает на прекрасный остров Корфу и узнает, что по соседству живет ее театральный кумир – великолепный Джулиан Гейл, внезапно покинувший сцену два года назад. Его пребывание в Греции окутано какой-то тайной, проникнуть в которую Люси не удается. Неожиданно спокойствие мирного острова взрывается чередой ужасных событий… Во втором романе действие разворачивается среди альпийских пейзажей. В кадрах кинохроники, снятых на пожаре в какой-то австрийской деревне, Ванесса Марч видит своего мужа Льюиса в компании прелестной незнакомки. Ванесса потрясена, ведь Льюис должен находиться в Стокгольме по служебным делам! Она прилетает в Австрию, но там ее ожидают лишь новые загадки. Она понимает, что в жизни ее мужа есть большая тайна…

---

Добравшись до прогалинки с заводью, я остановилась перевести дух. Журчание ручья навевало прохладу, сквозь молодую дубовую листву пробивались пятнышки золотого света. Где-то пела птица, но только одна. Леса молчали, простираясь прочь, окутанные неясной дымкой раннего жаркого вечера. Над поросшим ромашками берегом роились пчелы. Через прогалинку пролетела синица, она явно очень спешила: клюв был набит насекомыми для прожорливой семьи.

Через секунду тишину прорезал душераздирающий птичий крик, а потом быстрое, пулеметное стрекотание потревоженной лазоревки. К гаму присоединился гомон каких-то других мелких птичек. Мирный покой леса нарушили вопли ужаса. Швырнув полотенце на траву, я помчалась на шум.

Меня встретили две лазоревки – явно супружеская чета, – в панике метавшиеся туда-сюда с пронзительными криками и чуть не задевшие меня крыльями, когда я примчалась по петляющей тропке на открытую полянку с редкой травой и ирисами, где разыгрывалась трагедия.

Обнаружить причину переполоха оказалось легче легкого. Первым, кого я увидела, выскакивая из кустов, был величественный белый персидский кот, картинно подобравшийся перед прыжком. Хвост его хищно дергался взад-вперед по редкой траве. В двух ярдах от его носа, отчаянно вереща и не в состоянии сдвинуться хоть на дюйм, бился птенец лазоревки. Родители с безумными криками то и дело, хоть и совершенно безуспешно, пикировали на кота, не обращавшего на них ни малейшего внимания.

Я поступила единственным возможным образом – одним летящим нырком кинулась на кота, бережно схватила поперек туловища и крепко прижала к себе. Обе взрослые лазоревки промчались мимо, чуть не задевая крыльями мои руки. Птенец замер и уже даже не пищал.

Должно быть, белый кот мог здорово исцарапать меня, но у него оказались крепкие нервы и превосходные манеры. Как и следовало ожидать, он яростно зашипел и забился, пытаясь вывернуться, но ни разу не пустил в ход зубы или когти. Все так же крепко держа, я опустила его на землю и принялась гладить и успокаивать, пока он не притих, потом подняла, повернулась и пошла прочь. За спиной у меня родители слетели вниз, спеша увести отпрыска подальше.

Торопясь унести своего пленника с полянки, пока он не успел разглядеть, куда направились птицы, я наобум двинулась прочь через кусты. Кот, похоже, ничего не имел против; вынужденный подчиниться force majeure[7], он, по обычаю своих сородичей, дал мне понять, что сам только того и хотел, чтобы его немножко поносили на руках. А когда я в скором времени обнаружила, что взбираюсь по поросшему папоротником склону, который становится все круче и круче, пушистый разбойник даже замурлыкал.

Это было уже чересчур. Я остановилась.

– Знаешь, что я тебе скажу? Ты весишь целую тонну. Отсюда, милый мой, прекрасно дойдешь и сам! И надеюсь, ты знаешь дорогу домой, потому что назад к этим птичкам я тебя не пущу!

И я опустила кота на землю. Все еще мурлыча, он пару раз потерся спиной о мои ноги и, задрав хвост, зашагал впереди меня вверх по склону, туда, где кусты становились реже и виднелось яркое солнце. Там он приостановился, обернулся в мою сторону и скрылся из виду.

Он, несомненно, знал дорогу. Надеясь найти там тропинку, чтобы выбраться из этих кустов, я полезла за ним и оказалась на большой лужайке, полной солнечного света, жужжания пчел и буйства цветов, при виде которых я так и задохнулась от изумления.

После приглушенного сумрака леса первые несколько секунд можно было лишь стоять, остолбенело щурясь на эти яркие краски. Прямо передо мной высились доверху увитые глицинией шпалеры добрых пятнадцати футов вышиной, а у их подножия теснились кусты шиповника. Сбоку виднелись рощица пурпурного багряника и цветущая яблоня, вся мерцающая от трепета пчелиных крылышек. Во влажном уголке росли белые лилии и еще какой-то сорт лилий с похожими на золотой пергамент, прозрачными на солнце лепестками. И розы, всюду розы. Невероятные заросли вытесняли деревья; голубая ель была почти задушена побегами буйно разросшейся персидской розы, а пышный куст махровых белых роз достигал, должно быть, футов десяти. Тут были мускусные розы, столистные розы, дамасские розы, пестрые и полосатые розы и одна розовая, словно сошедшая со страниц средневекового манускрипта – полукруглая, точно разрезанный ножом шар, сотни лепестков плотно сжаты и упакованы многими слоями, как луковица. Должно быть, тут росло двадцать или тридцать разновидностей роз, и все в полном цвету – старые розы, посаженные много лет назад и оставленные расти сами по себе, точно в каком-то потайном саду, ключ от которого утерян. Это место казалось не совсем реальным.

Наверное, я несколько минут простояла в полном оцепенении, оглядываясь по сторонам, одурманенная ароматами и ярким светом. Я и забыла, что розы так пахнут. В руку мне сам собой лег цветущий карминный побег, и я прижала его к щеке. Глубоко среди листвы, в проеме, оставшемся после моего прохода, выглядывал краешек старой металлической таблички. Я осторожно потянулась к ней среди колючек – она была покрыта лишайником, но выгравированные буквы читались по-прежнему легко: Belle de Crécy.

Теперь я знала, где очутилась. Розы были еще одним хобби дедушки Лео. У Фил на вилле сохранились некоторые из его книг, и я как-то вечером пролистала их от нечего делать, наслаждаясь гравюрами и старинными названиями, точно поэзия пробуждавшими в памяти древние сады Франции, Персии, Прованса. Belle de Crécy, Belle Isis, Deuil du Roi de Rome, Rosamunde, Camäieux, Ispahan…

Если приглядеться, то названия тоже оказывались тут повсюду, прячась средь буйной листвы, где какой-то предшественник Адони любовно прикрепил их век назад. Картинно расположившись на элегантном фоне темного папоротника, белый кот благосклонно наблюдал, как я охотилась за розами и руки мои наполнялись похищенными сокровищами. Запах был густым и тяжелым, как наркотик, воздух гудел от пчел. Общий эффект получался таким, как будто из темного леса ты вышел прямиком в волшебную сказку. Я так и ждала, что кот вдруг заговорит.

И когда внезапно откуда-то сверху раздался голос, я чуть не сошла с ума от неожиданности. Голос был прекрасен, он скорее усиливал, чем разрушал чары. Более того, он говорил стихами, столь же утонченно элегантными, как белый кот:

Ах! Вот богиня,
Чей гимн я слышал! Снизойди к мольбе:
Скажи, живешь ли здесь?

Я поглядела наверх, но сперва никого не увидела. Затем над глицинией показалась чья-то голова, и только тогда я поняла, что цветущая завеса, по сути дела, свисала с чего-то вроде остатков высокой стены, полностью скрытой плотными побегами. Между густыми гроздьями проглядывали куски каменной кладки. Терраса Кастелло. Розовый сад был расположен прямо перед ней.

Я хотела развернуться и убежать, но голос удержал меня. Не стоит и говорить, что он принадлежал не Максу Гейлу, – этот голос я слышала уже много раз, и он был пронизан той же грацией, что и в душной темноте лондонских театров.

– «Но первая мольба», – добавил сэр Джулиан Гейл, – «хоть сказана в конце» и которую вы, собственно говоря, можете счесть дерзостью: «Ответь мне, чудо, ты – смертная?»

Полагаю, если бы я встретила его обычным образом, в театральных кругах, то была бы слишком переполнена почтением, чтобы отважиться на большее, чем просто робкое заикание. Но здесь, по крайней мере, ответ был заложен в самом тексте и вдобавок имел то преимущество, что был чистой правдой.

Прищурившись против солнца, я улыбнулась голове наверху:

Поверь мне, я не чудо,
А просто девушка.

– «Родной язык!» – Актер явно обрадовался и резко оставил Барда. – Я был прав! Вы Максова нарушительница!

Я почувствовала, как краснею.

– Боюсь, что да, и, кажется, я снова вторглась в чужие владения. Мне страшно жаль, я не думала, что терраса так близко. Ни за что не решилась бы заходить так далеко, но пришлось спасать птиц от этого мясника.

– От кого?

– От кота. Это ваш? Полагаю, его зовут как-нибудь страшно аристократично, вроде Флоризеля или Козимо деи Фьори?

– Вообще-то, – покачал головой Джулиан Гейл, – я зову его Филя. Прошу прощения, но это сокращение от Простофили, и когда вы узнаете его поближе, сами поймете почему. Он джентльмен, но мозгами обделен. Ну а теперь, раз уж вы тут, не подниметесь ли наверх?

– Ой нет! – Я торопливо попятилась. – Огромное спасибо, но мне пора возвращаться.

– Не могу поверить, что необходимо так уж спешить. Неужели вы не сжалитесь и не скрасите мне скучный субботний вечер хоть немного? Ax! – Он наклонился дальше. – Что я вижу! Не только нарушительницу чужих владений, но еще и воровку! Вы крали мои розы!

Это утверждение, произнесенное голосом, слабейший шепот которого был явственно различим в самых дальних рядах галерки, обладал всей силой обвинения, выдвинутого перед Высшим судом.

Вздрогнув, я виновато покосилась на позабытые цветы в руках и начала, заикаясь, оправдываться: