Валерий Золотухин - На плахе Таганки

• Название: На плахе Таганки
• Автор: Валерий Золотухин
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-01858-1

"На плахе «Таганки» — уникальный по своей откровенности и драматизму документ, повесть о небывалой популярности любимовского театра в 60-80-е годы, история его раскола и заката, рассказ о его звездах — В.Высоцком, А.Демидовой, Н.Губенко, Л.Филатове, о Юрии Любимове и Анатолии Эфросе. О чем бы ни писал В.Золотухин — о взлетах и падениях Учителя-Мастера, об ошибках Друга-соратника, заблуждениях Друга-соперника, слабостях партнеров, — он всегда искренен и честен перед ними и самим собой.

---

14 ноября 1992 г. Суббота. Нью-Йорк. Борт не известного мне самолета компании «Дельта»

Утром мне был устроен коллоквиум по моим «антисемитским» заявлениям, настроениям. «Говорят, вы сказали на похоронах Шукшина или Высоцкого, что его задавили, придавили». «Не пойте частушки — им тут на хрен не нужен русский фольклор, публика в основном еврейская».

Смехов: «Дружил бы я с Золотухиным, если бы он был антисемит? Я мог бы работать, встречаться на улице, но не дружить». Это очень повлияло на здешнюю публику. А так они говорили: «Кого к нам везут? Друга Распутина?»

Читаю в самолете над Америкой, летя в Даллас, в «Новом русском слове»: «Волею Божией 4 ноября в г. Клермонте, штат Нью-Гэмпшир, после продолжительной болезни на 78-м году жизни скончалась актриса Вера Вячеславовна Енютина (Трегубова), о чем извещает семья покойной». Это жена Семена Львовича Трегубова, моего первого педагога по вокалу, от которого ушел я на 5-м курсе. Сначала, кажется, уехал его сын, а потом и родители.

Жутко опухли ноги. Жутко болит справа в груди. Скоро правой рукой я не смогу поднимать тяжести. Мы приземлились в Далласе, гуляли по аэропорту. Это черт знает что — я тупо смотрю на все, меня даже не волнует, что произойдет на концерте, меня сейчас занимает только, доживу ли я до премьеры «Живаго». Жизнь прошла от одной премьеры к другой. Из метро в театр, из театра в метро. Что мне до того, что в Далласе выращивают бычков, лошадей и баранов! Все читают, и их совершенно не колышет, что у меня опухли ноги и саднит горло. Не от пилюли же снотворной, хотя все может быть. Мы жили с Калягиным на Хлобыстова. На Хлобыстова родились наши дети. Ксения старше Дениса на два года. Покойную Татьяну я помню замотанную вокруг попы шерстяным платком. Вскоре она умерла. Саша остался один.

Не помню, работал ли он еще на Таганке? В распределении «Кузькина» он означен Тимошкиным. Потом мы снимались у Швейцера в «Мертвых душах» и «Как живете, караси?». Теперь вот этакая поездка — турне. «Вас ожидает большой успех»! Господи, помоги и сохрани! Все это пройдет, и грудь, и ноги. Два месяца, как я не пью.

Борт самолета из Сан-Франциско!! Слава Богу. Изольда-Лена-Яна-Андрей... Первый концерт — все было шикарно от встречи до заключительных роз. Под фонограмму пел только «Северянина» и «Остапа». Скандировали. Одна записка — про раскол. «Что с Филатовым? Не инфаркт?» Нет! «Работают ли Хмельницкий, Жукова, Демидова?» Продал 4 книги по 15 д. и 5 кассет — по 7; итого 35. Хорошо! Одну книгу подарил. Благодарю тебя, Господи! Голос звучал, хотя микрофон был отвратительный, но на мое выступление ребята его настроили. Концерт проходил в лютеранской церкви, но не в зале, где служба идет. В зале, где проходят моления, лики православных святых — им подарили, они и повесили. Причем, как я успел заметить, рублевской иконы. С почином, Валерий Сергеевич! Теперь бы воздержаться от обжорки. Калягин вручил 100 долларов — моя цена. Бог им судья.

16 ноября 1992 г. Понедельник

Я не написал о вчерашнем скандале-истерике.

— Не надо со мной так разговаривать! — сказал Глейзер Калягину.

— Как ты со мной разговариваешь! — сказал Калягин Глейзеру.

А все из-за того, что Саша прав. Нам не было приготовлено комнаты, которая потом появилась, открылась. Нам было предложено раздеваться и готовиться за экраном, на сцене. И я как-то это принял как должное — ну, мало ли я переодевался черт знает где, как и в каких условиях, а тут за 100 долларов, Боже!! Сашка визжал страшно. Я ушел. Когда вернулся, он плачет за столом и приговаривает:

— Да что же это такое, я знаю эти еврейские штучки!

Мне жалко, что я не поддержал его как-то, хоть слово бы вякнул в защиту коллеги, но был я занят своим голосом и волновался. Так вот мне было не до еврейского скандала, хотя все это впрямую касалось и меня. Но я себя должен проверить в вопросе с синагогой. Мне нельзя соглашаться выступать там. Меня искушают. Они, конечно, не думают об этом, но дьявол не дремлет. Скандала чинить я не стану, быть может, денег не брать или переслать их в помощь Израилю, эмигрантам из СНГ? Какой-то выход мне Господь подскажет. Они не уважают мою веру, смеются над ней, так вот и должны проявиться здесь мои религиозная позиция, стойкость и существо. «Посеешь поступок...» — вот о чем надо помнить. То, что я выступаю в синагоге (деньги не пахнут), станет известно всему православному миру, и меня проклянут мои братья во Христе. Но как сделать, чтобы не срывать выступление моим коллегам и не лишать их заработка, если они других убеждений? Надо поговорить с ними и уговорить вместе всем не делать этого.

Таня Корунова, царство ей небесное. Когда увидел дочь Саши Калягина, Ксению, я обомлел — вылитая мать. Я видел Ксению трехлетней девочкой. Теперь это американизированная, умная женщина. Господи! Но почему-то, или кажется мне, на лице печать страдания, отметка трагедии, затаенная печаль, одиночество. Или я фантазирую?

А синагоги, мне кажется, не избежать. И компромисс будет, наверное, в том, что эти 200 долларов надо перевести на храм в Быстром Истоке. А что делать?! Устраивать шумиху?

Распутин В. Г. — враг № 1 еврейского народа здесь.

— Правда, что ты был парторгом «Таганки»?

— Если я не был никогда в партии, как я мог быть парторгом?

— Ну так скажи об этом перед началом.

— Да ты с ума сошел!! Объяснять каждому... а завтра скажут, что я мальчика еврейского мучил.

Господи! Спаси и помилуй нас, грешных. Благотворительность истинная анонимна. Да, так-то оно так..

Пятнадцать тысяч русских в Бостоне — сто с небольшим пришли на Смехова.

17 ноября 1992 г. Вторник. Даллас

Ходили по Далласу. Место гибели Кеннеди. Мне кажется, я знаю это место наизусть по многочисленным чертежам и картинкам его последнего маршрута. Я вспоминаю «Голос Америки» на Пальчиковом переулке из старого приемника, хриплый, взволнованный, прерывистый... Жизнь моя с Нинкой только начиналась... и так глупо заканчивается грязным скандалом с ее нынешним мужем.

Идет третий концерт. Я снова в первом отделении и недоволен, куражу не было. А синагога — это что же такое? Это какой-то культурный центр. Это актовый зал. Нормальный концертный зал, радиофицированный, а то, что собственно синагога, — отдельно, и я там не был. Так что мои мучения относительно и процентно верны. Книги не идут, как позавчера, и кассеты тоже идут плохо. Если будет так, буду стоять за прилавком сам. Книги-то уйдут, а кассеты назад не повезу.

18 ноября 1992 г. Среда, мой день

Народу вчера, в общем, было мало, мы сидим на хвосте у Кобзона, который собирает пенки.

Розенбаум пел в синагоге, в камилавке. Вспотел, снял камилавку и стал вытирать ею потную шею свою и морду. В антракте послали гонца за водкой — пока не выпил, второе отделение не начал. В другой синагоге опоздал на полчаса, народ разошелся, остались 5 старух. «Вы будете петь?» — «Да, я буду петь». Он пел, и администратору пришлось заплатить всю аренду, 350 долларов.

Мне Элла нравится своей открытостью и деловитым умом. Но обуза мы ей, конечно, страшная. Возмущалась она и Евтушенко: «Я, я, я... самый гениальный поэт, самый гениальный режиссер, самый сильный мужчина!» Хвастался молодой женой и маленьким сыном. Эка невидаль — молодая жена знаменитого человека, любая девка выскочит. Люди работают, мы их вгоняем в копеечку. Но мы даем им интеллектуальную пищу и пищу для разговоров. К примеру, Золотухин оправдывался, что он не был парторгом, что не состоит в «Памяти» и не отчисляет им деньги. Но они все равно не верят: «А то бы он поехал!..»

А дальше что? А дальше — тишина. Дети за два-три года забывают русский язык и не хотят разговаривать на нем, потому что кругом все американское и будет такое же в будущем, и всегда. Зачем им воспоминание о русском, о России? Да они и не помнят, и гонят его!

И что я хочу от них?! Они становятся другим народом, они, если хотят тут жить и размножаться, должны наполнять себя другой культурой, другими знаниями, они должны усвоить другую историю, другую родословную. Израильтяне, мне кажется, гораздо будут ближе к России. А здесь нет. Поэтому (отчасти поэтому они отторгают книгу на русском языке) они когда-нибудь оценят мои «Дребезги». Там много знакомых имен, и ностальгию они будут сильно поддерживать. Если израильтяне не будут выставлять себя великой нацией, избранным народом...

19 ноября 1992 г. Четверг, раннее утро

Иван Дыховичный получил премию за «Монаха» — 30 000 марок, что ли. Вышел — напротив фирма «Мерседес». Сел в новенький «Мерседес» и уехал. И сейчас ездит.

Дал Регине адрес — а вдруг пришлет фотографии. Хотя зачем все это?! Я тоскую по своим яблоням, я тоскую по мощам Сергия Радонежского. И я буду называть свой народ великим и страну Россию — несчастной, но избранной, несмотря на убедительные речи космополита, еврея по матери, выросшего среди евреев Калягина Саши.

Любимов и еврейство. Вчера за столом у Димы Р. рядом оказался молодой человек.