Нейл Уильямс - Четыре письма о любви

• Название: Четыре письма о любви
• Автор: Нейл Уильямс
• Жанр: Современная зарубежная литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-095154-3

Никласу Килану было двенадцать лет, когда его отец объявил, что получил божественный знак и должен стать художником. Но его картины мрачны, они не пользуются спросом, и семья оказывается в бедственном положении. С каждым днем отец Никласа все больше ощущает вину перед родными… Исабель Гор – дочь поэта. У нее было замечательное детство, но оно закончилось в один миг, когда ее брат, талантливый музыкант, утратил враз здоровье и свой дар. Чувство вины не оставляет Исабель годами и даже толкает в объятия мужчины, которого она не любит. Когда Никлас отправится на один из ирландских островов, чтобы отыскать последнюю сохранившуюся картину своего отца, судьба сведет его с Исабель. Они будут очарованы друг другом, и он напишет ей уйму писем, но, к сожалению, большинству из них суждено умереть в огне…

---

А небо было все так же темно́, все так же затянуто облаками. Близкое море как будто тошнило снегом и ледяным дождем; штормы налетали один за другим и дребезжали разболтанными фрамугами в комнате, где Исабель снова и снова перечитывала последнее письмо из дома. Все, кто остался на острове, стали пленниками непогоды. Отцовская школа закрылась на пару недель, занятий не было, и по утрам Мьюрис Гор подолгу залеживался в постели. Вставал он только после полудня и сразу отправлялся на кухню, где, опершись о широкий каменный подоконник, смотрел на мир за окном, сократившийся до полоски раскисшей от дождей земли шириной ярдов тридцать. До Большой земли было не добраться, и дух свободы, наполнявший души островитян, когда погожим летним днем они смотрели на бескрайнее голубое небо над безбрежным голубым морем, сменился своей противоположностью, превратив толстые стены домов и каменные ограды крошечных полей в тюрьму, которую выстроила для людей зима.

От зимней непогоды страдал не только Голуэй, но и все западные графства. Эти штормы пришли из Исландии, говорил какой-нибудь человек, снимая на пороге паба насквозь промокшую и потерявшую форму шляпу и отряхивая бороду, казавшуюся седой от тающей в ней снежной крупки. Скорей уж из ада, откликался кто-нибудь из завсегдатаев. И когда это только закончится, хотел бы я знать, поддакивал еще кто-то. Пабы были переполнены, окна в них запотевали от дыхания множества людей, которые, сгрудившись во влажном тепле, жаловались товарищам по несчастью на непогоду. Входные двери настежь распахивались на петлях, когда ветер заносил еще одного посетителя. Неотвязный, мучительный кашель, хлюпающие носы, покрасневшие глаза и уши, ознобыши [7] и холодные ноги приобрели характер повальной эпидемии. Люди согревались мечтой о весне, словно суровые зимние холода были карой за тайные грехи тех, кто жил в отдаленных живописных местах в северной и южной частях побережья. Говорили, впрочем, будто в центральных районах страны штормы ощущаются уже не так сильно, а в Дублине, если верить тому, что передают по радио, дует умеренный ветер и лишь иногда идут холодные дожди.

Монахини, относившиеся к неблагоприятной погоде так, словно это была собравшаяся у ворот орда язычников, вздумавшая захватить монастырь, составили свой собственный план военной кампании. Пансионерки должны были получать на завтрак двойные порции еды, постоянно носить второй жилет и форменный школьный кардиган и каждый день пить апельсиновый сок. Девочкам не разрешалось покидать территорию школы и выходить за территорию монастыря ни во время перерывов, ни по воскресеньям, пока удерживается неблагоприятная погода. А чтобы не заострять внимание на временных строгостях, им были предложены самые разные виды деятельности, призванные заполнить свободное время, – кружки́ настольного тенниса, нетбол и другие игры для закрытых помещений.

Но Исабель холодная и слякотная погода казалась пустяком по сравнению с необходимостью постоянно находиться в просторных выбеленных классах и дортуарах. Больше всего на свете ей хотелось выбраться за стены монастыря, прогуляться по городским улицам. Вообще-то Исабель следовало готовиться к выпускным экзаменам и поступлению в университет, но сейчас, сидя в монастыре и прислушиваясь к тому, как дрожат рамы под ударами снежных зарядов, или глядя на размытый пейзаж за окном, она хотела только одного – сбежать от всего этого как можно скорее. Даже учеба перестала ее интересовать: в замкнутом пространстве учебных классов шум дождя и вой ветра за окном звучали куда громче, чем предметы, которые ей преподавались. И в конце концов в один особенно мерзкий февральский день, когда с неба сыпался холодный дождь вперемежку со снегом, Исабель воспользовалась перерывом между уроками и, надев свое габардиновое пальто, выскользнула из школьного здания.

Холодный воздух резал, как стекло. Когда порция мокрого снега угодила Исабель в лицо, она едва на рассмеялась вслух, а ее пальцы сами собой разжались словно для того, чтобы зачерпнуть полные ладони ветра. Не переставая улыбаться, Исабель пересекла поросшие короткой травой игровые площадки, которые сейчас полностью ушли под воду. Если она успеет незамеченной дойти до кустов, все будет в порядке, сказала она себе и, не торопясь и не наклоняя головы, смело устремилась навстречу проливному дождю, который тотчас начал просачиваться сквозь и без того сырой зеленый габардин капюшона и плечи пальто. Разумеется, Исабель очень быстро промокла, однако стоило ей – впервые за прошедший месяц – ступить на мостовую за пределами монастыря, как ее сердце сразу же исполнилось восторга и небесной легкости. Ветер сорвал с нее капюшон, мокрые волосы облепили лицо, мешая видеть. Щеки пощипывало от холода. Серые школьные чулки сползли до лодыжек и намокли, повиснув на ногах, точно гири. Крупные дождевые капли ударялись о мыски ее туфель и разлетались мельчайшими брызгами. Все это она вспомнит потом – все, что сопутствовало внезапному ощущению свободы, которое, словно наставшая до времени волшебная весна, пускало ростки и расцветало в ее душе, пока она шагала по направлению к городу под самым сильным за эту зиму ледяным дождем. Погода, как и все остальное, тоже станет частью ее памяти. Запах дождя, ощущение невероятной, небывалой чистоты лица, до белизны, до сверкающего блеска отмытого хлесткими, жалящими струями, затекающие в глаза водяные капли, а еще – красный автомобиль, который сначала притормозил рядом, а потом свернул ближе к обочине.

Сначала Исабель решила, что это может быть кто-то из монахинь, и продолжала шагать, делая вид, будто не обращает на него внимания. Автомобиль медленно полз вдоль тротуара рядом с ней. Потом стекло пассажирской дверцы немного опустилось.

«Если я сейчас побегу, – подумала Исабель, – у меня будет еще минут пять. Пять минут свободы, прежде чем они меня догонят и я снова окажусь в слишком сухой и слишком теплой комнате, в которой я сразу забуду, как это было прекрасно…» И тут она услышала мужской голос:

– Вас подвезти?

У Исабель не было ровным счетом никаких причин садиться в машину. Она хотела быть снаружи – под дождем и пронизывающим ветром, который казался ей дыханием свободы, но ее рука уже отворяла дверцу. Должно быть, это был один из тех решающих моментов, когда фабула жизни совершает внезапный рывок, когда рассудительность и планы на будущее летят в тартарары и остается лишь совершенно иррациональный импульс, инстинктивное побуждение поступить так, а не иначе. Это и произошло сейчас с ней. Если она поедет на машине, решила Исабель, то сумеет достаточно быстро убраться от монастыря на безопасное расстояние. Это – часть ее бегства, думала она, и хотя это может быть небезопасно, именно таким должно быть настоящее приключение.

И, не раздумывая больше, Исабель быстрее села в машину. Потоки воды стекали с ее промокшей одежды на продранный коричневый ледерин сиденья, в легкие врывалась густая, плотная, но, похоже, не имевшая никакого особого запаха атмосфера автомобильного салона. На водителя она взглянула не сразу. Несколько раз моргнув, чтобы стряхнуть с ресниц воду, Исабель стала смотреть вперед сквозь ветровое стекло, по которому с хлюпаньем и чавканьем сновали «дворники». Машина была довольно старая, на ходу она довольно сильно подскакивала и гремела, словно какие-то детали отваливались от нее одна за другой и падали на дорогу позади. На заднем сиденье Исабель увидела два больших рулона твида, которые стояли вертикально, упираясь в обтянутый тканью потолок салона, рядом валялись всякие случайные предметы: газеты, брошюры, кепка, пара «веллингтонов», тонкий пластиковый дождевик, пассатижи, обрывок собачьей цепи. Поначалу цепь ее озадачила, но, машинально потянув носом, Исабель почувствовала обволакивающий все запах псины.

– Только сумасшедший может ходить по улицам в такую погоду, – сказал сидевший за рулем молодой мужчина и, негромко хихикнув, покачал головой. – Согласны?

Исабель, которая думала больше о машине, чем о погоде, медленно повернулась и посмотрела на него. Он был светловолосым и зеленоглазым, коренастым, крепко сбитым и, вероятно, сильным. Его левая рука лежала на рычаге переключения передач; быстрым и резким, почти сердитым движением он переключил скорости, и красная машина помчалась вперед, стремительно проваливаясь в окутавшую Голуэй серую хмарь. На нем была оранжевая ковбойка с открытым воротом, из кармана которой торчала пачка сигарет. Когда машина влилась в потоки городского движения и поехала медленнее, он принялся выстукивать пальцами по рулю какую-то мелодию, которую Исабель никак не могла угадать.

За десять минут, проведенных с ним в машине, она не проронила ни слова. Наконец он свернул в лабиринт кривых пустынных улочек и спросил, куда ей, собственно, нужно.

– Куда-нибудь. Мне все равно, – ответила Исабель.