Джонатан Келлерман - Крушение

• Название: Крушение
• Автор: Джонатан Келлерман
• Жанр: Триллер
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-101009-6

Джонатан Келлерман – один из самых популярных в мире писателей детективов и триллеров. Свой опыт в области клинической психологии он вложил в более чем 40 романов, каждый из которых становился бестселлером New York Times. Практикующий психотерапевт и профессор клинической педиатрии, он также автор ряда научных статей и трехтомного учебника по психологии. Лауреат многих литературных премий. Несколько лет назад доктор Алекс Делавэр наблюдал маленького сына известной голливудской актрисы. А недавно мертвое тело бывшей звезды сериалов, опустившейся и всеми забытой, было найдено во дворе чужого роскошного особняка. Оказывается, последние годы она бомжевала. Алекс очень переживает за судьбу ее сына. Но мальчик бесследно исчез. Чтобы отыскать его, нужно сперва изучить историю матери. А история эта оказалась запутанным и страшным пазлом…

---

– Поздравляю.

– Да? Ужасно тронут. А виню единственно тот эффект, который твои коллеги налагают на общество.

– Логорея?

– Она самая. Бесчисленные часы словесной межличностной белиберды и трепотни насчет чувствительности. Они к нам даже прислали социальную работницу, рассказать, что, в принципе, мы неплохие существа, несмотря на свои агрессивные замашки. Когда она разбила нас на мелкие группки, я сделал ноги. Но все равно вынужден заканчивать этот компьютерный тест в доказательство, что я присутствовал. – Он нахмурился. – Ты как считаешь, эмпатия в эффективном управлении необходима всегда?

– М-м-м, – протянул я в ответ.

– Не мекай, а то будешь заполнять сам.

– Если там нет варианта «зависит от», лучше пиши «да».

Он тюкнул по клавише.

– Идем дальше: «Является ли разнообразие обогащающим и стимулирующим фактором в связи с культурными изменениями, повлиявшими на правоохранительную деятельность в XXI веке? Или для хорошо функционирующей организации это было выгодно всегда?»

– Тут я ни на шаг не отклонялся бы от «может быть».

Майло рассмеялся, пригнулся ниже и с нарастающим азартом принялся колотить по клавишам. Скоро под компьютером уже с дребезгом дрожала столешница; мне же оставалось единственно сидеть и выжидать, когда он все это завершит.

Выглядел мой друг в целом так же, как и всегда: черные волосы прилизаны, но непослушны; седые баки а-ля «привет полоскам скунса» взлохмачены и неровны по длине – левый на полсантиметра длиннее правого.

Лампы дневного света садистски высвечивали каждую складку, морщину и оспинку на ухабистых просторах его тяжелого лица. Сегодня замах на моду у Майло состоял из некогда белой безрукавки, оранжево-синего галстука без причастности шелкопряда, мятых слаксов с накладными карманами и всегдашних ботинок-дезертов мутно-лилового цвета (вроде туч за больничным окошком Зельды Чейз).

«А что, дезерты нынче в моде», – подумал я, но вслух сказать не решился.

На полу валялась оливковая ветровка со спутанными рукавами. Я поднял ее с пола и перекинул через руку. При резком одновременном вдохе мы с Майло вполне могли стукнуться друг об дружку.

Очистив экран, он с лихостью стритрейсера развернул ко мне свой офисный стул и, охватив взглядом меня и ветровку, воскликнул:

– Персональный слуга? Браво! А окна ты тоже моешь?

– Поможешь – почему бы и нет.

До странности яркие зеленые глаза впились в меня с такой цепкостью, будто мы с Майло были едва знакомы. Когда он так делает, мне становится не по себе, но я с этим свыкся.

– Рассказывай, – сказал Стёрджис.

Слушал он вдумчиво, не перебивая. А затем спросил:

– Стало быть, актриса? Что-то я о такой не слышал… Ладно, найти не составит труда.

Возвратившись к клавиатуре, он открыл базу данных, запретную для всех, кроме правоохранителей и двенадцатилетних хакеров. Бряцая по клавишам, носом нахмыкивал какую-то мелодию.

Полисовский «Каждый твой вздох»…[13] Надо же, как символично.

Экран начал заполняться мелким шрифтом.

– Ну, вот… О, так у твоей девицы есть криминальное досье? В самом деле. Первое правонарушение: четыреста пятнадцатая, плюс пять лет назад незаконное проникновение в Санленде. Дело прекращено. После этого она, похоже, взялась за ум и пару лет не лезла на рожон, пока ее не взяли за нахождение в нетрезвом виде в общественном месте Центрального округа – Бродвей, возле Пятой авеню… Дело опять же прекращено.

Я осторожно заметил:

– Как видно, статья о бродяжничестве не была применена.

– Ты сам знаешь, Алекс, как с этим обстоит. Когда реально на статью не тянет, ограничиваются царапками. Я полагаю, какой-нибудь домовладелец или спонсор-девелопер поднял скулеж насчет побродяжек, вот департамент под видом здравоохранения и борьбы с наркоманией и произвел подобие профилактики… Как бы то ни было, в тюрягу твоя мисс Чейз не попала, и после этого она снова уплывает из поля зрения, пока… э-э… год и три месяца назад не учиняет пьяный дебош снова, и также в Центральном – на Олив-стрит, возле Четвертой авеню. То есть ближе к Скид-Роу[14].

– Вероятно, она обитала где-то в центре.

– Я бы тоже так сказал… Ничего более, пока буквально несколько дней назад, уже в Бель-Эйр… оп! Опять дело замяли. Ты гляди-ка. – Майло повернулся ко мне. – Явно не королева преступного мира. Возможно, свое жилье она сменила на улицы Вестсайда, иначе зачем ей было кочевать из центра аж до Пубаленда всего лишь с тем, чтобы там залезть к кому-то на задний двор. Не иначе как она решила заделаться «дитём природы», облюбовав себе подножье гор?

– Первый раз в Центральном она попала через несколько месяцев после того, как умер ее психиатр. Если б никто не пришел ему на смену, она быстро сошла бы на нет.

– Логично. С полицейского ракурса замечу: как сумасшедшая она ведет себя неплохо. В ее ситуации я видал и таких, на ком аресты висят пачками.

– Там в протоколах о задержании не значатся адреса? – поинтересовался я.

Майло крутнул экранное изображение назад.

– Первый раз, в Санленде, ее взяли на Голливудских Холмах, в Корт-Мадере. Второй раз – на Сансете.

– В Беверли-Хиллс?

– Да ну. Как она могла там очутиться?

– Психиатр договорился со студией, чтобы та оплачивала Зельде коттедж при отеле «Беверли-Хиллс». Может, она соврала, что до сих пор живет там.

– Нет, этот адрес где-то в Восточном Голливуде… Может быть, Эхо-парк.

Майло зашел на интернет-карту и пальцем обозначил место:

– Формально Голливуд, но прямо на границе. Глянем, что нам говорит ОТС…[15] Действующих водительских прав или зарегистрированных транспортных средств не зарегистрировано. Как и удостоверений личности, выданных на основе лицензии. В чистом виде человек с улицы. Дети в документах тоже не фигурируют; видимо, мать утратила права опеки. А отец у ребенка вообще зарегистрирован?

– Насчет этого она не распространялась.

– Понятно. Давай-ка лучше переключимся на поиски ее чада. Твой ум через это успокоится и перейдет на помощь мне в составлении всей этой муси-пусечной хрени.

Майло прошерстил несколько сайтов соцуслуг, включая саму Службу соцобеспечения, для точности дублируя свои поиски звонками. Ни о Зельде, ни об Овидии Чейзе в системе не значилось ровным счетом ничего.

– Ишь ты… – Он озадаченно повел головой. – Ладно. При отсутствии хорошего зайдем от плохого.

* * *

Я внутренне напрягся: Стёрджис зашел на сайт коронера[16].

Слава богу, ничего.

То же самое по базе данных пропавших детей Лос-Анджелеса, Сан-Диего, Сан-Бернардино, Вентуры и Санта-Барбары.

Затем он прошелся по списку правонарушителей Калифорнийского управления по делам молодежи.

– По крайней мере, плохим парнем он не кажется. Давай теперь в национальном масштабе.

Море пропавших одиннадцатилетних мальчишек по всей стране. Сплошь полудетские лица – из них многие пропали так давно, что уже давно перешагнули порог указанного в файле возраста.

Мука для столь многих семей.

Но Овидия Чейза среди них нет.

Майло, ерзнув резиной колес по линолеуму, совершил подъездной маневр на стуле.

– Тебе, вероятно, приходила мысль, что психическое заболевание может быть и генетическим? В таком случае как насчет педиатрических отделений психбольниц?

– Само собой. – Я безрадостно развел руками.

– Извини, – сказал мой друг, – но тут обзвон уместней делать тебе, а не мне.

Он нашел мне пустующую допросную, откуда я позвонил в педиатрию Рейвенсвуда и отрекомендовался – с нулевым, впрочем, результатом. То же самое ждало меня и в окружной клинике, и во всех прочих государственных больницах, где есть детские психиатрические стационары.

Когда я вернулся и сообщил об этом Майло, тот сказал:

– А нельзя основать на этом вывод, что отсутствие новостей – уже хорошие новости? Что он, например, живет и бед не знает в образцовой приемной семье?

– Если только в совершенном мире… Единственное место, о котором мне думается, это частная психушка, но доступ к их записям нам заказан.

– Частная стоит целое состояние, Алекс. Не представляю, чтобы это мог позволить себе ребенок бездомной женщины. Если только он не в заведении, живущем за счет правительства. Но если б так, его имя по-любому всплыло бы в каком-нибудь списке социальных услуг. То же самое и в государственной школе: его зарегистрировали бы для получения субсидий. Ну а навороченные интернаты я уж и в расчет не беру, верно?

– Верно.

– Тогда что дальше?

На это у меня ответа не было.

Майло задал вопрос:

– Сегодня на вашем свидании она про ребенка не упоминала вообще?

– Я упомянул про него сам, но ненавязчиво. Не думаю, что она вообще могла свободно разговаривать. Единственно, что удалось вытянуть из Зельды, это что у нее исчезла мать. При этом она пришла в возбуждение, и я пригасил тему.