Ринат Валиуллин - d’Рим

• Название: d’Рим
• Автор: Ринат Валиуллин
• Жанр: Современная русская литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-113867-7

«Все дороги ведут в Рим». Что это? Город-мечта или город-сон?.. Как с ним связаны самые громкие убийства XX века? И что страшнее – преступление или последующее за ним наказание – стать самым обычным человеком, погрязнуть в трясине быта, без права на мечту? Но чем ярче мечта, тем проще нажать на курок. Тем ближе Рим. Именно Рим вечным стечением обстоятельств открыл героине романа глаза на свое истинное предназначение. Всякий раз, оказываясь в Риме, она приближалась к своей мечте настолько, что казалось, протяни руку – и достанешь. Но с мечтами никогда не было так просто, а с женскими – тем более. И вот она уже снова вглядывалась вдаль, высматривая в оптический прицел новую жертву, спрашивая себя постоянно: «И почему для достижения мечты мне приходится заниматься бог знает чем?»

---

У какой женщины не дрогнет рука, когда любимый пропал без вести? Слезы мои застилали глаза. Я не помню, как нажала курок, будто стреляла в себя. После выстрела, очнувшись от летаргического сна на несколько мгновений, люди подхватили вождя и понесли, теперь уже имея определенный вектор, головою вперед. Теперь у них был свой мученик и святой. Этот выстрел повлиял на ход истории и на время, оно замкнулось в себе, стало пересчитывать счастье по своим законам, словно белка попала из леса в колесо, чтобы бог знает сколько крутиться в своем порочном кругу.

* * *

– Ладно, не спать, проехали, – сказал мне шеф. – Одного не пойму, неужели нельзя было пальнуть из «Авроры»? Почему стреляли из браунинга, раз вы были в Питере? «Просто я там проснулась… одна», – зачесался язык ответить ему, но я сдержалась – тогда бы мне пришлось рассказывать весь роман.

– Пойдем, кое-что тебе представлю. – Он повел меня в соседнюю комнату, где показал свою таблицу: – Вот моя бессонница!

Таблица была похожа на систему химических элементов, где у каждого был свой профиль, свой номер, каждый со своим удельным весом в обществе, со своими свойствами, связями и значениями. Некоторые клетки таблицы были пусты.

– Это для сверхновых элементов, – пояснил немой вопрос в глазах Анны шеф. И ты их должна заполнить.

«Какая рутина», – подумала про себя Анна, кивая головой. Химия ей не нравилась вслед за химиком. Вот так вот все просто у женщин, одна антипатия может вычеркнуть целую науку из твоего мировоззрения.

Анне показалось, что она даже сейчас кивнула своим нахлынувшим воспоминаниям. Она прислушалась к тишине чердака, на котором устроилась, снова посмотрела в глазок винтовки. Ждать уже было нельзя, надо было заканчивать. Она натянула курок указательным пальцем, будто тот был тетивой лука. Неожиданно к парочке подошла пожилая женщина.

Немец

– Который день? – остановила их старушка. Она была нелепой и ветхой, будто только что из преисподней. Очнулась, а жизнь уже пролетела.

– Вторник, – переглянулись плащи.

– Я думала, она денег попросит. Уже начала искать в карманах мелочь.

– Хорошо, что не год. Хотя какая разница, когда жизнь исчисляется днями недели.

– Видимо, что-то у нее пошло не так, а если что-то пошло не так, нет смысла менять дни недели, меняй сразу год, – пошутил Немец.

– Не смейся, она хорошая. По глазам видно. Хотя обычно я стараюсь не смотреть старикам в глаза. Чего там только нет. Иные – как заваленные всяким хламом чуланы.

– Я разве против хороших бабушек? Рассуждаю о своем. Еще неизвестно, каким я буду стариком. С каким чердаком.

По воде шел прогулочный катер, на борту высвечивалось огоньками «Монро». На противоположном берегу стоял холодный белый дом, словно выкрашенный снегом. Он возвышался над городом, стремясь возвыситься над миром.

– Красивая была баба. Жаль, что мало, – проводил взглядом корабль мужчина в черном, будто саму Норму в дальний путь.

– Насчет красоты я бы поспорила, но действительно жаль. Во всем виновата любовь.

– Точнее – любовники. Слишком значительные фигуры. Что ни любовник, то звезда или даже орден. Зачем женщине столько?

– Дело не в количестве, нужен был один, который мог бы подарить ей ребенка.

После этих слов девушка развернулась и посмотрела на Немца. Красота ее украшала те бриллиантовые безделушки, что поблескивали хитро всякий раз, пока она двигалась. А когда она остановилась, ее женственность стала столь очевидна, что ему захотелось взять ее и больше никогда не отпускать.

* * *

Наконец указательный уверенно потянул курок на себя. Человек в черном плаще вдруг споткнулся, затем упал на спину. Ангелы вздрогнули и, расправив крылья, посыпались с фасадов и стен. Они летели к набережной. «Неужели я забыла глушитель? – мелькнуло в голове у Анны. – Вроде не было слышно выстрела, – посмотрела она на ствол винтовки, на котором сидел глушитель. – Нет, все в порядке». Это сердобольная бабушка крошила на набережной хлеб голубям, чайкам, ангелам.

Девушка пыталась разбудить тело, то обращаясь к нему, то к снегу, то к Богу. Красота ее куда-то пропала, бриллиантовые безделушки все так же холодно блестели в темноте. Женственности и след простыл, только ужас в глазах.

Анна быстро собрала винтовку. Рим приближался вместе с сердцем, он уже стучал в висках колокольней Санта-Мария-Маджоре.

Рим. Испанская лестница

Мы спускались по Испанской лестнице. Я – как девочка, которая, то обгоняла Бориса, то отставала, то брала его за руку, пытаясь завести в разговор:

– Когда я увижу твои работы?

– Завтра. Заглянем ко мне в мастерскую, я покажу тебе свою живопись.

– Сделаем портрет?

– Я не пишу портреты.

– Ты не пишешь портреты?

– Нет.

– А мне предлагал.

– Людей с красивыми лицами можно еще встретить, но вот чтоб красивый был профиль… Редкость. Жизнь делает многих плоскими.

– Спасибо, значит, сделаешь исключение?

– Кто-то уже сделал, – улыбнулся он.

– Чао, – поскакала Анна вперед, окрыленная комплиментом.

Трехсотлетние ступени лестницы лежали как шедевры. Они устали, они отдыхали, они грелись на солнышке, они были спокойны, даже когда на них наступали. Им было все равно. В этой вечной поступи заключалась вся красота итальянского барокко. Шаги отполировали камень.

– Какая длинная лестница!

– Длиною в триста лет, – прокомментировал очередной шаг Борис. – Она никогда не реставрировалась.

– То есть такой же она была и триста лет назад?

– Думаю, и через триста будет такой же. Здесь все медленнее стареет.

– А люди?

– Такие, как Микеланджело, живут вечно.

– Он же волшебник. Если ты не приносишь в мир волшебство, зачем вообще жить?

– Вот это амбиции, вот это я понимаю. А все голову ломают, в чем смысл жизни? Оказывается все просто. Как ты до этого дошла?

– По лестнице, – засмеялась Анна. – Хорошо бы по этому каскаду ступеней пустить реку!

– Почему реку?

– Жарко очень, – остановилась и открыла бутылку воды Анна. Затем сделала несколько жадных глотков, удовлетворяя жажду.

– Это мы еще вниз идем, а кто-то наверх.

– Мы не ищем легких путей, – рассмеялась Анна, улыбка ее была, как и лестница, цвета травертина. – Хочешь? – протянула она Борису бутылку. Он тоже сделал несколько глотков.

– Почему лестница называется Испанской?

– Романтично. Честно говоря, история длинная и скучная. Хочешь, подслушаем ее в этой группе товарищей?

Рядом с нами остановилась туристическая группа. Гид не толкала, а прямо заталкивала в жару речь: – … идея сооружения лестницы принадлежит французскому дипломату Этьену Гофье. Пребывая на службе короля Франции Людовика Четырнадцатого в качестве его представителя в Риме, дипломат посоветовал монарху объединить низинную часть основания холма с расположенной на его вершине церковью Святой Троицы. Чтобы понимать, чем было вызвано подобное предложение, следует немного углубиться в историю…

– История на истории и историей погоняет, – шепнула тихо Борису Анна.

– А ты как хотела?

– Я как хотела? Как угодно, лишь бы без этого раздражителя, – посмотрела она гида, пожилую, уверенную в себе и своих словах женщину.

– Тебе голос не нравится или эпоха скучная?

– У гидов все эпохи скучные.

– … дело в том, что церковь холма Пинчо, возведенная между тысяча пятьсот вторым и тысяча пятьсот девятнадцатым годами французским королем Людовиком Двенадцатым, имела титулярный статус христианского храма, утверждавшего присутствие Франции на папской территории. Являясь оплотом монаршего семейства Людовиков в Риме, церковь Санта-Тринита-деи-Монти объединяла под своими сводами многочисленных французов, у которых в сердце все еще жила родина…

Анна услышала свою фамилию и вздрогнула так, будто, замечтавшись на уроке истории, была вдруг застигнута врасплох учительским вопросом. Она снова постаралась вникнуть в речь гида.

– …двадцатого года у подножия холма, во дворце Джованни Мональдески, обосновалось представительство испанского королевства, впоследствии давшее название площади перед ним. Влияние Франции в Европе негативным образом сказывалось на отношениях двух государств, ведущих постоянные войны. Нормализации отношений между монархиями не помог даже брак дочери испанского короля Филиппа Четвертого Марии Терезии Австрийской с Людовиком Четырнадцатым. Бракосочетание приостановило франко-испанскую войну лишь на короткое время…

– Красота, как могла, спасала мир. Странно, что сейчас не используют такие маневры между государствами ради мира во всем мире.

– Войны стали выгоднее мира. Ничего народного, просто бизнес, ее превратили в выгодное предприятие. Разве с браками не то же самое?

– Не знаю, никогда не была замужем.