Майкл Льюис - Отмененный проект

• Название: Отмененный проект
• Автор: Майкл Льюис
• Жанр: Биографии
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-104834-1

Даниэль Канеман – лауреат Нобелевской премии по экономике, автор книги «Думай медленно… решай быстро». Амос Тверски – лауреат премии Американской психологической ассоциации, стипендиат Фонда Макартуров. Их сотрудничество началось в 1960-х годах в Израиле, когда оба преподавали в Еврейском университете. Однако мало кто верил в их союз – такими они были разными. Канеман – довольно замкнутый и самокритичный. Тверски же любил оказываться в центре внимания и был способен общаться на равных с учеными из разных областей науки. И тем не менее их тандем оказался необычайно плодотворным: они стали основоположниками поведенческой экономики, а результаты их исследований оказали влияние на многие сферы нашей жизни – от медицины и государственного управления до финансов и спорта. Канеман и Тверски помогли не только сформировать мир, в котором мы сейчас живем, но и навсегда изменить представление человечества о собственном разуме.

---

Обычного человека такой опыт наполнил бы уверенностью в себе. В двадцать один год Дэнни Канеман повлиял на израильскую армию – организацию, от которой зависело выживание его страны, – сильнее, чем любой другой психолог до или после него. Очевидным следующим шагом было получить докторскую степень и стать ведущим экспертом Израиля по отбору и оценке персонала. Однако Дэнни продолжил обучение. Гарвард был домом для многих ведущих фигур в психологии, но Канеман решил, что он недостаточно ярок для Гарварда, и даже не удосужился туда обратиться. Вместо этого он поехал в Калифорнийский университет в Беркли.

В 1961 году молодым доцентом он вернулся в Еврейский университет, вдохновленный исследованиями личности психолога Уолтера Мишела. Тот создал удивительно простые тесты для детей, ставшие известными как «зефирный эксперимент».

Мишел оставлял трех-, четырех- и пятилетних детей в комнате наедине с их любимым лакомством – печеньем или зефиром – и говорил, что они могут его съесть сразу, но если сдержатся и подождут несколько минут, то получат вторую порцию. Способность ребенка ждать, как оказалось, коррелируется с его уровнем интеллекта, семейными обстоятельствами и некоторыми другими показателями. Прослеживая дальнейшую жизнь детей, Мишел обнаружил, что чем лучше пятилетний ребенок справился с «зефирным тестом», тем выше его будущие отметки и самооценка, тем ниже вероятность лишнего веса и какой-либо зависимости.

Охваченный энтузиазмом, Дэнни провел множество экспериментов, подобных «зефирному тесту». И даже придумал название для того, что он делает: психология одного вопроса. Он, например, устраивал для израильских детей туристические походы, чтобы спросить у ребенка, где он будет спать: в одно-, двух- или восьмиместной палатке? По мнению Дэнни, ответы кое-что расскажут о способности детей быть частью группы. Увы, идея не принесла никаких выводов, которые повторились бы в последующих экспериментах. И он сдался.

«Какой же из меня ученый, если я не могу повторить свои результаты? Я не мог повторить себя». Снова засомневавшись в себе, он отказался от изучения личности, решив, что у него нет к этому таланта.

Глава 3. Инсайдер

Амнону Рапопорту было всего восемнадцать лет, когда новая система отбора израильской армии выявила в нем задатки лидера. Его назначили командиром танка. «Я даже не знал, что у нас были танковые войска», – говорил он.

Октябрьской ночью 1956 года Амнон вел свой танк в Иорданию, чтобы отомстить за убийство нескольких израильских граждан. В таких рейдах трудно сказать заранее, какие мгновенные решения придется принимать. Стрелять или нет? Убить или оставить в живых? Жить или умереть? Несколькими месяцами ранее израильский солдат возраста Амнона был захвачен сирийцами. Он решил убить себя прежде, чем его могли допросить. Когда сирийцы вернули тело, израильтяне нашли записку под ногтем: «Я не предал».

В ту ночь первым решением Амнона стало прекращение огня. Ему надлежало обстреливать второй этаж здания иорданской полиции, пока израильские десантники штурмовали цокольный. Он беспокоился о том, чтобы случайно не убить своих. Из рации танка доносились сообщения атакующих. «И вдруг меня поразило: это не приключение с героями и злодеями, играющими свои роли. Люди гибнут по-настоящему».

Подразделение десантников – элиты армии Израиля – несло в рукопашной схватке тяжелые потери, однако доклады с поля боя звучали спокойно, почти обыденно. «Паники не было, – вспоминал Рапопорт. – Я не слышал изменений в интонации, проявления каких-то чувств». Эти евреи стали спартанцами. Каким образом? Он задумался, как бы проявил себя в рукопашной. Он тоже стремился быть воином.

Спустя две недели Рапопорт вел свой танк в Египет. В суматохе боя его танк обстреляли не только египетские, но и израильские военные самолеты. Самым ярким воспоминанием стало, как египетский МИГ-15 пикирует прямо на танк, а он, высунувшись из люка, чтобы лучше видеть поле боя, отдает водителю приказ произвести маневр и выйти из-под удара. Ему казалось, что у МИГа было особое задание – снести ему голову.

Спустя несколько дней отступающие египетские солдаты в полном отчаянии выходили к танку Амнона с поднятыми руками. Они молили о воде и защите от бедуинов, охотившихся на египтян ради их винтовок и ботинок. Еще вчера он убивал этих людей, теперь же чувствовал к ним жалость. Он опять поразился: «Как легок переход от эффективной машины для убийства до сочувствующего человека и каким образом такой переход происходит?»

После войны Амнон решил сменить занятие. «Я немного одичал за два года в танке, – говорил он. – И хотел убраться как можно дальше. Но улететь из страны было слишком дорого». В 1950-е годы израильтяне не говорили о военных стрессах, они только начинали ими заниматься. И Амнон устроился работать на медный рудник в пустыне к северу от Красного моря, по слухам, являвшийся частью легендарных копей царя Соломона. Его математические способности были лучше, чем у остальных работников, большинство из которых составляли заключенные, так что он стал бухгалтером рудника.

В плане удобств копи царя Соломона были не в состоянии обеспечить ни туалета, ни даже туалетной бумаги. «Я пошел, извините, посрать, – вспоминал Амнон. – И увидел на газете, которую взял, чтобы вытереть зад, заметку. В ней говорилось об открытии кафедры психологии в Еврейском университете». Ему было двадцать лет. Все, что он знал о психологии, были имена Фрейда и Юнга, но тема его заинтересовала. Он не мог сказать почему. Натура бросила вызов – психология ответила.

Поступление на первый факультет психологии в Израиле, в отличие от большинства других факультетов Еврейского университета, происходило на соревновательной основе. Через несколько недель после того, как он прочитал объявление в газете, Амнон стоял в очереди, ведущей к монастырю, где находился университет. Его ожидала череда нелепых испытаний, в том числе одно, составленное лично Канеманом. Он написал страницу текста на выдуманном языке, чтобы претенденты попытались расшифровать его грамматическую структуру.

Очередь растянулась на целый квартал. На двадцать мест нового факультета претендовало несколько сот человек. Удивительное количество молодых израильтян в 1957 году хотели знать, что движет людьми. Одаренность студентов также была невероятной: из двадцати принятых девятнадцать стали докторами и только один – мужчина, – получив весьма высокие оценки на выпускных экзаменах, отказался от карьеры ради детей. Израиль без психологии был как Алабама без футбольной команды.

В очереди рядом с Амноном стоял солдат – невысокий, бледный, с детским лицом. Он выглядел лет на пятнадцать и смотрелся почти нелепо в высоких ботинках, форме с иголочки и красном берете десантника. Новый спартанец. Затем он начал говорить. Его звали Амос Тверски. Амнон не помнит точно, что он сказал, зато запомнил, что почувствовал: «Я не был так умен, как он. Я сразу понял это».

Для своих соотечественников Амос Тверски всегда был квинтэссенцией Израиля и одной из самых неординарных личностей. Его родители бежали от русского антисемитизма в начале 1920-х годов для построения сионистского государства. Его мать, Женя Тверски, политический деятель, член первого израильского парламента и последующих четырех, пожертвовала своей личной жизнью для общественного служения и не сильно страдала по поводу своего выбора. Она часто уезжала, а два года в раннем детстве Амоса провела в Европе, помогая американской армии освободить концентрационные лагеря и переселить выживших. Да и вернувшись, она проводила больше времени в кнессете в Иерусалиме, чем дома.

Сестра была старше Амоса на тринадцать лет, так что фактически он рос как единственный ребенок. Его воспитанием занимался отец, ветеринар, который большую часть времени тратил на лечение рогатого скота. (Израильтяне не могли позволить себе домашних питомцев.) Иосиф Тверски, сын раввина, презирал религию, любил русскую литературу и обожал общение с друзьями. Он отказался от карьеры в медицине, потому что, как Амос объяснял друзьям, «думал, что животные чувствуют боль сильнее, чем люди, а жалуются намного меньше».

Иосиф Тверски, очень серьезный человек, обожал брать сына на колени и со смехом рассказывать ему о работе и жизни, делясь опытом и пониманием. «Посвящаю работу моему отцу, который научил меня удивляться», – напишет Амос в начале своей докторской диссертации.

Амос немного шепелявил и был очень бледен – кожа почти просвечивала. Когда он говорил или слушал, его светло-голубые глаза метались взад и вперед, будто в поисках подходящей мысли.

Даже в покое Амос производил впечатление постоянного движения. Он не был атлетом в общепринятом смысле. Маленький, но гибкий, нервный и невероятно пластичный, он обладал почти звериной способностью быстро бегать вниз и вверх по горам. Один из его любимых трюков – взобраться на высокую поверхность, будь то камень, стол или танк, и прыгнуть лицом к земле. Его тело падало совершенно горизонтально, но в последний момент он каким-то образом ухитрялся встать на ноги. Он любил ощущение падения и взгляд на мир сверху.