Наталья Алексеева - Четыре самолета

• Название: Четыре самолета
• Автор: Наталья Алексеева
• Жанр: Любовный роман
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-100010-3

Есть такой статус отношений в Фейсбуке: все сложно. У героини Натальи Алексеевой этот статус – пожизненно. Влюбилась в друга по переписке, ради него преодолела сотни километров и, прилетев в Париж, обнаружила, что он глубоко и счастливо женат. Как жить с этим и не сойти с ума? И там ли счастье, где его сложнее всего достать? Можно пережить страсть, но жить в ней постоянно – нельзя. Истории Натальи Алексеевой – не о романтической мечте, а о том, что счастье случается после ее краха.

---

Я отчаянно завидовала соседским семьям. Мамаши удовлетворенно гуляли с детьми во дворе; папаши удовлетворенно пили пиво на балконах. Ночами за стенками они кричали в любовном экстазе или оглушительно выясняли отношения. И это были звуки жизни. А я тихо сходила с ума от пустоты. Все больше погружаясь в добровольную изоляцию, иногда даже боялась сойти с ума от одиночества и страха перед будущим. Порой я боялась выходить на улицу, потому что именно там, среди людей, в моем сердце снова поселялся тот странный ритм… Все чаще сердобольные прохожие вызывали «Скорую помощь», чтобы я могла получить свой спасительный укол, от которого по телу разливался жар и можно было как-то жить дальше.

Вот тогда-то и появился он. Давид.

8

Все началось с моей статьи о старинных стульях. Одна антикварная галерея заказала редакции материал о классическом венском стуле. Редакция поручила эту работу мне. Я, давно тосковавшая по возможности написать что-нибудь оригинальное, получила такую возможность. Честно поработала три дня в библиотеках, и на свет появилась статья. Из-за того, что я допустила неточность, описывая тот самый стул, статья получила гневный отклик читателя по имени «Мистер Гималайский». Шеф-редактор вызвал меня на ковер и отчитал. Я, разъяренная энтузиазмом знатока стульев, послала этому неведомому «Мистеру Гималайскому» свой взгляд на его отклик. А в ответ я получила вот это:

«Дорогая Мадам! Я так сожалею о том, что мое дурацкое письмо, написанное от скуки, доставило вам миллион неприятностей. Я, честное слово, уже съел от досады свою шляпу! И если вы попросите меня спрыгнуть с крыши, я это сделаю! Клянусь! Но, может быть, вы все-таки сжалитесь надо мной и пошлете мне ваше прощение, я вас рассмешу. Правда! Признайтесь, вы так сердиты лишь от того, что никто давно вас не смешил? Ваш Д. (Скажу вам честно, что я не Мистер Гималайский. Я вообще не мистер и хочу лишь одного – чтобы вы меня простили.)»

Как бы вы, дорогой читатель, отреагировали на такое письмо? Я улыбалась. Я улыбалась впервые за эти несколько долгих месяцев. Как будто впервые кто-то живой проходил мимо башни, в которой я сидела в заточении, и в замочную скважину спросил тихо: «Как ты? Дышишь?» А я в ответ крикнула: «Да, дышу!»

И я ему ответила. Началась переписка. Целых полтора года я была для него просто «журналисткой из Питера», а он для меня – умным человеком, писавшим мне письма по-русски из неизвестного города неизвестной страны. Никаких подробностей. Да они, кажется, были нам не нужны. Он писал длинно и красиво, строил изысканные фразы. Порой я думала, что мой визави – реинкарнированный Лев Толстой. Иногда я спрашивала его: «Кто ты? Откуда?», на что неизменно получала один и тот же ответ: «Придет время, и ты узнаешь».

Вы можете сказать, что все это банально… Что Интернет для того и был создан: каждый, кто в данный момент не занят построением супружеского счастья или выполнением профессионального долга, может оставить здесь свой невечный след и развеять скуку, только и всего. Что это общение – лишь суррогат по сравнению с живым человеческим теплом. Но это моя реальная жизнь была тогда лишь суррогатом, в которой я была предательницей, сердце которой стучит в странном ритме. А настоящая жизнь, яркая и непредсказуемая, была здесь, в наших письмах.

Я ожила и почти летала от счастья: где-то там, в неизвестной дали, жил человек, для которого я была маяком в море предсказуемой жизни. Каждое письмо я ждала затаив дыхание. В то памятное утро я открыла свою электронную почту и с уже ставшей привычной радостью прочитала его письмо: «Я не говорил этого тебе раньше. В этом не было смысла. Но сейчас, чтобы не обманывать тебя, скажу. Я счастливо женат, и у меня есть дочь. Но я хочу, чтобы ты знала: ты мой друг, настоящий друг».

И вы знаете, дорогой читатель, я не почувствовала ничего. Я просто приняла это к сведению. Выключила компьютер и отправилась в редакцию. Но на пороге редакции мое сердце сначала подпрыгнуло вверх, потом упало вниз и застучало в таком бешеном и предательском ритме, как никогда раньше. Я сползла по стенке и потеряла сознание. Кто-то вызвал «Скорую», меня отвезли в больницу. И там, через несколько недель, наполненных мучительными диагностическими процедурами, консилиум вынес странный и неправдоподобный вердикт: «Нужна операция».

Услышав это, я взяла телефон и написала Алексею сообщение. Оно состояло только из одного слова «Помоги».

Уже на следующее утро, пусть и очень злой, он сидел на моей больничной кровати, сосредоточенно листая записную книжку. И через несколько часов, благодаря его протекции, меня перевели в небольшую частную клинику. Здесь было мало пациентов и много врачей. Улыбчивые медсестры неслышно скользили по коридорам, за окнами мягко шептали зеленые кроны старинного парка, а по ночам, заходясь от любви, пели соловьи.

Всю неделю, пока я находилась там, Алексей был с Яриком. Впервые за год разлуки отец и сын увидели друг друга. И были счастливы. А я, все больше теряя силы, безучастно лежала в постели, обвешанная датчиками.

9

Однажды вечером мой лечащий врач Анна Дмитриевна позвала меня в парк на прогулку. Мы медленно брели по мягким от молодой травы тропинкам, вдыхая терпкий аромат влажной земли. Она говорила громко, чеканя каждое слово:

– Знаешь, моя дорогая, я не буду делать тебе никаких операций. Но ты можешь и дальше тут лежать и помирать. Гарантирую: ты можешь достичь в этом успеха. Была у меня такая в прошлом году. От любви померла. Натурально, дура такая, померла! Встань, наконец, и сделай какую-нибудь глупость! Влюбись, разлюбись, поменяй работу, квартиру! Это в старинных романах герои красиво чахнут от любви. В жизни это выглядит ужасно. Поверь моему стажу! Значит, так: я выпишу тебе кое-какие таблетки. Подлечим депрессию. А дальше, милая, действуй сама! Меняй свою жизнь! Меняй мысли, разберись с окружением. Найди себе мужика, в конце концов! Только чтобы в больницах духу твоего больше не было! Поняла? Все! Советов больше давать не буду. Сама не знаю, как надо жить правильно. И еще. Сегодня в больницу позвонил один человек. Он сказал, что ты хорошо его знаешь. Он оставил номер своего телефона. Номер не питерский, но ты можешь позвонить ему из моего кабинета. И еще. Он прислал тебе вот это.

Анна Дмитриевна передала мне внушительный пакет, в правом углу которого в качестве адреса отправителя значились слова: Париж, Франция. И ниже от руки было написано: «От Давида». Прямо тут, в парке, дрожащими руками я разорвала конверт. Это был толстый путеводитель по Парижу! А внутрь книги было вложено письмо с предложением приехать к нему на несколько недель, на Рождество, в Париж.

Когда я позвонила по указанному номеру телефона, мне ответил взволнованный мужской голос. Это был Давид.

– Ты прости меня, идиота. Надеюсь, что все еще можно поправить. Ты не ответила на мое последнее письмо, и я испугался, что потерял тебя. Я искал тебя два месяца. Очень долго. И нашел. И больше не хочу терять. Приезжай ко мне на Рождество. Будь моей гостьей. Будь гостьей нашей семьи. Только будь…

10

– Мадам, соблаговолите вернуться обратно в Париж! – Давид помахал ладонью перед моим лицом, отвлекая меня от воспоминаний, – вы споткнулись уже три раза. Так и до окончательного падения недалеко!

И я вернулась в Париж.

На улицах было уже довольно много прохожих: кто-то спешил на работу, кто-то – за свежей провизией, благо эта живописная улица была полна уютными лавочками, где продавалась разнообразная снедь. Пройдя несколько шагов, я с удовольствием ощутила восхитительный аромат. Он исходил из магазинчика неподалеку. Над входом красовалась надпись «La boulangerie». Я остановилась перед вывеской и шевелила ноздрями, как гончая, идущая по следу.

Давид понял, что я не устояла перед главным парижским искушением – запахом свежего хлеба, доносившимся из булочной.

– Что ж, давай зайдем и я представлю тебя Жаку, – предложил Давид.

– Давай, – ответила я, не имея ни малейшего представления, кто это.

Мы вошли в булочную. За прилавком в высоком белом колпаке стоял немолодой мужчина, а перед ним в плетеных корзинах были разложены румяные горячие багеты, теплые слоеные булочки с разнообразными начинками, воздушные десерты и еще что-то такое, чего мне раньше видеть не доводилось.

Булочник немедленно приветствовал нас ворохом утренних французских восклицаний, из которых я почти ничего не поняла.

– Говори: Бон Матён, Жак! – шепнул Давид мне на ухо.

Я послушно повторила, после чего Жак разразился целой речью на красивом, но, увы, совершенно не понятном мне языке. Давид объяснил Жаку, что я его русская подруга, приехавшая в Париж впервые. Жак в ответ зацокал языком и немедленно, со знанием дела, произнес:

– О-ла-ла, мадемуазель, тре жоли!