Алеся Казанцева - Режиссёр сказал: одевайся теплее, тут холодно (сборник)

• Название: Режиссёр сказал: одевайся теплее, тут холодно (сборник)
• Автор: Алеся Казанцева
• Жанр: Современная русская литература
• ISBN: 978-5-907056-26-8

Перед вами сборник рассказов Алеси Казанцевой, которая однажды приехала в Москву на недельку и осталась навсегда. Которая один раз заскочила на киностудию и больше оттуда не вышла. Которая была очень одинока и поэтому начала писать в Интернете свои рассказы о жизни и работе вторым режиссером на съемках фильмов, сериалов и рекламы. Она стала признанным автором в Интернете: сначала в «Живом Журнале» под именем Алеси Петровны (ее блог входил в топ-3), потом на «Фейсбуке» (более 55 000 подписчиков). Известные режиссеры хотят экранизировать ее истории, Юлия Меньшова называет их неизбежным счастьем, а Яна Вагнер завидует тем, кто по какой-то причине их еще не читал. Семен Слепаков считает Алесю Казанцеву феноменом российской литературы ХХI века, а режиссер Авдотья Смирнова – своим кумиром. Теперь все лучшие и новые тексты Алеси Казанцевой собраны под одной обложкой.

---

Это случилось позже, когда через полгода на внеочередном собрании меня объявили позором класса. «Во всех классах нет такого, чтобы ребята не стали октябрятами, а у нас вон она – сидит. Ее даже на физкультсоревнования не берут, потому что только октябрята могут быть смелыми и ловкими ребятами». Меня и правда никуда не брали, я страдала жутко, потому что жизнь коллектива проходила мимо.

Октябрята поставили вопрос ребром: либо мы, либо она. Меня приняли, и я довольно быстро пошла по карьерной лестнице. Просто все одноклассники уже целых полгода были октябрятами, а я только начинала. Им надоело, они расслабились, запустили общественную работу, стенгазета выходила нерегулярно. Я же взялась за дело. На классных собраниях торчала только моя рука, готовила политминутки, клеймила двоечников и честно сдавала тех, кто не моет руки перед столовой. Меня мечтал побить весь класс. Когда учительница поняла, что скоро доберусь и до нее, то поручила руководить целой октябрятской звездочкой. Она правильно рассчитала, что теперь все силы будут брошены на организаторскую работу. Помните, в каждой звездочке был свой вожак, санитарка, дежурный по переменам, механик? В моей звездочке санитаркой была Таня. Однажды во время дежурной недели она пришла без косынки и сумочки – забыла дома. А у санитарки просто обязана быть сумочка, белая, с красным крестом. Внутри зеленка и бинт. Если кто-нибудь из октябрят поранится и станет истекать кровью, то санитарка обязана оказать первую помощь. И вот как-то Таня забыла сумочку дома… Я помню, что кричала: «Ты бы еще голову забыла!» Ведь так всегда говорили учителя, когда учащиеся забывали дома учебник или картон для урока труда. Таня ревела, а я трясла ее за октябрятский значок: «А если сегодня разобьется кто-нибудь, упадет на перемене, пробьет себе голову?! Что, что мы будем делать?!?!» Школьный медпункт или городскую службу скорой помощи я никогда не брала в расчет. Потому что октябрята сами должны справляться с трудностями. На следующий день Танина мама позвонила моей маме и извиняющимся тоном говорила, что Таня, конечно, была не права и ей даже всыпали за это дома, но можно Алеся будет чуть помягче…

Еще каждая санитарка должна была проверять у всего класса руки перед столовой. Когда дежурила наша звездочка, то Таня, как правило, оставалась без обеда. Начиналась большая перемена, и ребята из нашего класса приходили в столовую не собранно, не строем, как моя звездочка. Таня стояла у дверей, проверяла руки опаздывающих и видела, как я, дожевывая котлету, слежу за ней. Конечно, я понимала, что каждый октябренок обязан правильно питаться, и ситуация с Таней меня не устраивала. Чувствовала, что ей надо помочь. Поэтому на внеочередном классном собрании, которые во время дежурства нашей звездочки устраивались каждый день, я клеймила позором неорганизованных ребят и показывала на Таню, которая была белая, как ее сумка.

Таню спасло то, что потом нас приняли в пионеры. Когда учительница спросила: «Ребята, как вы считаете, кто из нашего класса не достоин стать пионером?», все замолчали. Хотя на этот раз они уже точно знали, кто не то чтобы не достоин, а кого ни в коем случае брать не надо. Но у нас был классный час, и все знали, что чем меньше на нем выступаешь, тем быстрее отпустят домой. Но я так никогда не считала. Потому что готовилась стать настоящим пионером. Хотела еще раз отдать сердце Ленину, очень серьезно к этому относилась. Поэтому подняла руку, а учительница внимательно посмотрела на нее, не заметила и сказала: «Завтра сбор в девять». По моей руке, взметнувшейся в воздух, она, наверное, поняла, что я сейчас не то чтобы признаюсь недостойной и даже предложу сжечь себя на пионерском костре на глазах всей школы, а попросту предложу не принимать в пионеры весь класс, поименно докажу, почему так надо сделать, и даже внесу предложение об исключении из партии самой учительницы.

Знаете, все изменилось в один день. Пришла первого сентября в шестой класс и вдруг увидела, как у девочек выросли титьки. Это сломало меня. Никогда не подозревала, что такое может произойти с пионерами. Ведь у меня тоже выросло. Я думаю, что даже Ленин, которому я два раза пыталась втюхать сердце, тоже бы удивился.

Если бы не отменили коммунизм, то стала бы комсомолкой. Я бы и в третий раз отдала сердце даже не задумываясь. Была бы партийной, ходила на собрания. Но нет, не изобличала бы как прежде, нет. Будучи в партийной ячейке, я бы занималась тем, что укрывала людей от коммунизма. Прятала бы их, что ли, не знаю, как сказать. Я бы предпочла строить коммунизм в одиночестве, не затрудняя никого, не заставляя, например, женщин замешивать бетон, и всех бы отпускала пораньше с работы. Просто титьки сделали меня человеком. Женщиной. А женщина должна быть доброй.

18 июл. 2005 г. Женька

Воздух еще синий, звезды выключились, морозно, а меня везут в садик на санках за веревочку. Мама загораживает весь обзор, зато можно есть снег. Потом двери садика открываются, и в нос бьет резкий горячий запах гороховой каши. И сразу хочется домой. Домой, домой, домой… И глаза начинает щипать слезами. Стоишь посреди раздевалки крестиком, потому что столько шуб надето, руки в стороны. Мама, конечно, торопится на работу. И глаза от этого еще больше щиплет. «Мама, возьми меня с собой…» Она, естественно, сделает вид, что не слышит. Потому что растит тебя одна, без мужа, но ты не понимаешь, что в этом такого. Поцелует вспотевший лобик с отпечатанной шапкой и как-нибудь так некрасиво пригладит волосы, что сразу хочется отправить ее на работу. Иди уже, иди, предательница…

Когда я была маленькая, то все говорили: «Так нельзя, ты же уже взрослая девочка!» А когда выросла, то все пошли на попятную: «Так нельзя, ты же еще маленькая».

На обед в садике давали очень вкусное: селедку с картошкой. Селедку я ела долго. Смаковала. Облизывала плавники, выедала из головы все мясо до глаз. Хорошо, если достанется хвост. Там мяса больше и плавник большой торчит, можно много соленого сока ссосать. Ради этого надо было первой помыть руки, чтобы успеть сесть к хвосту. Нам так и давали – голова или хвост. Я до школы думала, что селедка именно такая – голова и сразу хвост. Очень компактная рыба, ничего лишнего. А что у нее туловище есть – это только поварам было известно. Может быть, они делились этим секретом с заведующей.

Потом ждешь маму. На площадке пасутся две группы – старшая и младшая. Голову в заборе между прутьями просунешь и торчишь так. Мимо проходят чужие взрослые, явно не мамы из вашего садика. А ты смотришь жалобно, и, наверное, тебя так и хочется забрать. Потому что такой ребенок замечательный торчит.

Даже если будет идти сто взрослых, маму можно различить быстро. Ее сразу видно, хоть она, конечно, не станет бежать и торопиться. От нее не дождешься такого. Обычно будет идти, как нормальная взрослая. Наверное, думает в этот момент: «Как же мне хочется скорее забрать своего ребенка, вот так бы и побежала! Но что я маленькая, что ли? Пусть все думают, что я каждый день ребенка забираю и ничего особенного в этом нет».

Вечером мама начнет рано укладывать спать. Как же не хочется спать вечером! И тогда она станет петь колыбельные. Мама ложилась рядом и говорила, чтобы я закрыла глаза, а я смотрела в потолок открытыми глазами. Лично моя мама не пела про «не ложися на краю». Она пела, что «стоит средь лесов деревенька, жила там когда-то давненько девчонка по имени Женька». Дальше смысл песни такой, что началась война и Женька ушла в партизаны. «В секрете была и в засаде, ее уважали в отряде, хотели приставить к награде». А потом мама замолкала на секунду, я ее толкала в бок, она пела дальше, что «висит фотография в школе, шестнадцать ей было не боле, шестнадцать ей было не боле»… Короче, ее убили, хорошая песня на ночь. Дальше я не помню, потому что на этом месте у меня слезы капали в уши. А сопли в нос втягивать нельзя, потому что боишься маму разбудить. Я в такой момент представляла, что бегу по лесу с винтовкой и стреляю в фашистов. Они меня, конечно, тоже убьют, как Женьку. Буду еще долго ползти и задыхаться, как сейчас задыхаюсь от соплей. Я так начинала умирать, что даже немножко отодвигалась от мамы – не запачкать бы ее кровью. Хотя, может, немцы и не убили Женьку. Могла же выйти ошибка! Просто она ушла в соседний лес, и зря фашисты понадеялись, что все теперь будет хорошо. Даже портрет в ее школе повесили на всякий случай. Фсем смотреть на убитый русский девчонка!

Утром мама будет долго будить. Ей-то хорошо, она спала, пока ты полночи умирала в лесу с винтовкой. Мама будет натягивать мне колготки прямо под одеялом. Самое ужасное, что родная мама может сделать утром, – разбудить.

Мама будет идти впереди медленно, потащит санки всего одной рукой. От этого они едут немножко кособоко. Совсем стыдно, когда тебя обгоняют одногруппники. Это позор, и ты отводишь глаза в сторону, вроде бы не замечаешь, как они проплывают рядом. Зато можно спокойно есть снег и пялиться по сторонам. Воздух еще синий, звезды выключились и морозно. Хочется домой… Домой, домой, домой! Это ужасно, когда тебя везут в садик. Это невыносимо. Это совершенно безысходная ситуация! И чем ближе, тем больше хочется спрыгнуть! Убежать в лес к фашистам! Лучше уж к фашистам, чем так. Печь картошку и есть ее без селедки. Можно ведь даже селедкой пожертвовать ради такого случая!..