Макс Фрай - Тяжелый свет Куртейна. Желтый

• Название: Тяжелый свет Куртейна. Желтый
• Автор: Макс Фрай
• Жанр: Городское фэнтези
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-116497-3

Это вторая часть большой трилогии о людях, духах, котах, полицейских, ангелах, морях и трамваях города Вильнюса и его изнанки. Или же просто второй слог заклинания, при помощи которого можно открыть если не сияющие небеса, то как минимум путь в свой личный, вместе с раем утраченный миф.

---

Швырнул в урну пустой картонный стакан – почти не глядя, с размаху. Конечно, попал. Вскочил так легко, словно намеревался продемонстрировать все тому же несуществующему постороннему собеседнику новый шедевр – собственное превосходное настроение, только что сделанное своими руками, можно сказать, на коленке, из промозглой ноябрьской погоды, более чем посредственного кофе и смутного воспоминания о собственной глупости. То есть буквально из ничего.

Отправился в отель, больше не сверяясь с готовым маршрутом в телефоне, потому что и без него прекрасно знал, где здесь какая улица. Глупо было бы притворяться, будто забыл. Чуть не споткнулся, увидев на тротуаре неожиданно яркую, словно бы изнутри подсвеченную надпись на русском: «Явное становится тайным», – так удивился этому перевертышу, что рассмеялся вслух. И пошел дальше, почти вприпрыжку, можно сказать, размахивая чемоданом, то есть, конечно, не самим чемоданом, а влачившей его рукой, вследствие чего бедняга вихлял, как пьяный, тревожно скрипел колесами и грозил вот-вот соскользнуть с узкого тротуара на такую же узкую мостовую, но Квитни не обращал внимания на его затруднения. Пусть сам как-то справляется с бордюрами и колесами, в конце концов, это не чей-нибудь, а мой чемодан, – думал он, ускоряя шаг, не потому что так уж спешил в отель, а просто от избытка энергии. А ведь всего час назад искренне полагал единственной формой возможного для него в ближайшее время счастья крепкий беспробудный, желательно вечный сон.

С подоконника уже закрытого винного бара на Квитни внимательно уставились очень светлые, совершенно круглые глаза. Сперва привычно сказал себе: «Померещилось». Присмотревшись, решил, что это оторванная кукольная голова, и достал телефон, чтобы ее сфотографировать: Квитни высоко ценил любые нелепости, не только происходящие в его собственной голове. Когда подошел совсем близко, увидел, что это никакая не голова, а просто яблоко, в которое зачем-то вставили круглые кукольные глаза, прозрачные, светло-серые, словно бы выцветшие почти до белизны, как у самого Квитни. Ни у кого больше не встречал такого странного цвета глаз; оно, положа руку на сердце, и к лучшему, а то, небось, влюбился бы сразу же по уши, не разбираясь, что там за все остальное прилагается к этим глазам. Но в итоге легко отделался, яблоко – идеальная возлюбленная, самая счастливая связь на свете: возьми, поцелуй и съешь.

Он действительно взял яблоко, поцеловал его в то место, где, по прикидкам, должен был находиться рот, сунул в карман, а потом, когда раздевался в отеле, достал и надкусил – не потому что был голоден, а как бы исполняя мысленно данный яблоку любовный обет. Яблоко оказалось неожиданно вкусным, кисло-сладким и сочным, по его неказистому виду не скажешь, но если уж везет, так сразу во всем, включая необязательные детали; собственно, начиная с них, – насмешливо думал Квитни, сидя на подоконнике распахнутого настежь окна, озирая окрестности с высоты третьего этажа, и с наслаждением похрустывая яблоком, из которого предварительно вытащил светлые кукольные глаза, но почему-то не выбросил, а аккуратно завернул в кусок сигаретной фольги и спрятал, причем не в карман, а в бумажник, как будто они были драгоценностью, которую ни в коем случае нельзя потерять.

Жевал, улыбался, болтал ногами, любовался низким пасмурным ночным небом, слишком светлым, слегка красноватым, как это обычно бывает в центре любого большого города, где много рекламных вывесок и фонарей. Где-то совсем далеко, скорее всего, за рекой, по крайней мере, в той стороне, сияло синее зарево; тоже, наверное, какая-нибудь реклама. Чересчур яркая, – думал Квитни, – и оттенок какой-то совершенно бесчеловечный, слишком холодный. В последнее время везде много стало этого холодного синего – дома, в Кракове, в Барселоне и еще где-то, куда меня заносило, всюду его почему-то вижу, как-то внезапно в моду вошел. Чем вообще рекламщики думают, когда принимают такие решения? Кому этот чудовищный синий может понравиться, кого он способен привлечь?

Однако смотрел на небо, не отрываясь. И даже получал от этого зрелища что-то вроде нелепого почти-удовольствия. То ли из врожденного чувства противоречия, то ли просто уже привык.

Кара

Успела хорошенько понервничать – какого черта так долго? Чего он тянет? Почти час прошел. Наконец из подворотни на дорогу метнулись две вытянутые тени, похожие на куниц. А откуда-то сверху – случайный свидетель наверняка увидел бы выпавшую из окна гигантскую кастрюлю, «выварку», в таких здесь еще недавно, до появления доступных стиральных машин, кипятили белье, но Кара была свидетелем настолько не случайным, насколько это вообще возможно, поэтому с ее точки зрения, на куниц обрушилась сама тьма, такая невыносимо густая и плотная, что лучше бы на нее не смотреть. Вот и не надо смотреть, – напомнила себе Кара. И отвела глаза.

Досадно, конечно, упускать некоторые интересные подробности, но есть вещи, которых человеку видеть не следует, если не хочет окончательно спятить. Соглашаться с этим правилом техники безопасности Каре совсем не нравилось, но ничего не поделаешь, оно так.

Даже отвернувшись, она заметила боковым зрением вспышку черного пламени, вернее, некое невообразимое событие, которое Карин ум решил считать «вспышкой черного пламени», потому что действительно немного похоже, а все, о чем приходится думать, надо хоть как-нибудь называть.

Видеть это даже боковым зрением, вскользь, без подробностей было настолько невыносимо, что Кара невольно охнула и села прямо на тротуар. Все-таки лучше сесть, где стоишь, пока сама можешь, чем чуть погодя бесконтрольно упасть.

– По-моему, тебе совершенно необходимо выпить, – сказал секунду, целую долгую жизнь, много жизней, почти настоящую вечность спустя низкий бархатный голос, такой ласковый, что сердце в пятки уходит. Хотя, казалось бы, зачем ему туда уходить? Все хорошо, все идет по плану и вообще, похоже, закончилось. Все, будем считать, свои.

– Не помешает, – легко согласилась Кара. – А ты… тебя уже можно пускать в общественные места?

– Да можно, конечно, – сказал, подавая ей руку, широкоплечий мужчина средних лет с приятным, открытым, почти простодушным круглым лицом и легкой сединой в густых каштановых волосах. – С чего бы вдруг куда-то меня не пускать?

Поглядеть сейчас на него, само воплощение уместной, умеренной респектабельности, так и правда глупый вопрос.

– В ближайших окрестностях ничего, на мой взгляд, подходящего, – сказал он, заботливо отряхивая Карино пальто. – Но парой кварталов ниже, в самом начале Траку, есть неплохой виски-бар; да ты наверняка его знаешь. Просто не можешь не знать.

– Мимо часто ходила, – кивнула Кара. – Но внутри до сих пор никогда не была. Тем лучше. Сейчас мы меня этой невинности лишим.

– Заманчивая перспектива, – откликнулось существо, которое в силу своей природы разве только теоретически представляло, что, собственно, означает выражение «лишить невинности». Да и то вряд ли, будем честны. Но за долгие годы среди людей отлично усвоило, как следует отвечать на подобные реплики. И на любые другие – чтобы сойти за своего.

Он так подчеркнуто безмятежно, лучезарно, очаровательно улыбался, что Кара заподозрила неладное, и прямо спросила:

– Ты сейчас плачешь?

И он, не смущаясь, ответил:

– Да.

– Тебе не мешать?

– А ты и не мешаешь. Это просто технически невозможно – мне помешать.

Да уж догадываюсь, подумала Кара, опираясь на его руку, такую достоверно теплую и надежную, что грех не поддаться этой иллюзии. И она – ненадолго, просто чтобы скрасить прогулку – с удовольствием ей поддалась.

– Мы опоздали, ты знаешь? – спросил ее спутник. – Человек, который жил в той квартире, умер еще весной. Жаль, что ты меня раньше не позвала.

– Не позвала, потому что не знала. Помнишь, ты говорил мне однажды: самые страшные вещи почти невозможно заметить, пока они происходят, только потом, столкнувшись с последствиями, можно что-то понять. И был совершенно прав. Мы и сейчас-то случайно узнали. Там во дворе есть собачья парикмахерская, и одна из коллег решила зайти узнать, не подстригут ли они в перерыве между собаками ее свалявшегося кота. Она – очень чувствительная девочка, трех шагов через этот двор сделать не смогла, сбежала, как ошпаренная и подняла тревогу. А толку от той тревоги. В смысле от всех нас. Я еще никогда в жизни не видела шефа Граничной полиции таким озадаченным. Его бубен в этом дворе не работает, представляешь? Там вообще ничего не работает – ни наяву, ни во сне. Как будто другая планета со своими законами. Какое все-таки счастье, что в этом городе есть еще и ты!

– Да, неплохо, – согласился круглолицый человек средних лет, озаряя пасмурный вечер очередной чересчур лучезарной улыбкой. – Иногда я и сам бываю этому рад. Хотя столько боли и горя это все-таки слишком для меня.