Росс Розенберг - Синдром человеческого магнетизма

• Название: Синдром человеческого магнетизма
• Автор: Росс Розенберг
• Жанр: Секс и семейная психология
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-102116-0

Что может быть прекраснее влюбленности? Мы не знаем почему, но мы просто чувствуем себя неотразимыми. Тем не менее, по словам Росса Розенберга, эйфория влюбленности может заставить нас пожертвовать своими собственными мечтами, желаниями и даже свободой ради чувства, которое мы называем «любовь». Книга Росса Розенберга «Синдром человеческого магнетизма» поможет понять, почему мы влюбляемся не в тех людей и как мы можем это изменить.

---

Когда я попытался открыто выяснить отношения с отцом, братьями и сестрой, семья немедленно сплотилась, чтобы отразить мои протесты. Ни один из них честно не признался в двуличности отца. Более того, они оправдывали свои действия, повторяя ложную версию отца о том, что я был «плохим сыном», чей характер и обидное обращение с ним послужили причиной таких решений. Оказалось, эта «таблетка плохого Росса» втихомолку отравляла их с самого детства. Ирония создания семейного альянса с целью лишить меня наследства состояла в том, что именно ко мне родители всегда обращались за помощью и поддержкой. Если случался кризис или компьютерный сбой, они всегда звонили мне – своему самому надежному и готовому помочь ребенку.[5]

Последняя капля, переполнившая чашу

Пресловутая последняя капля, переполнившая чашу, упала, когда мой отец завещал самую дорогую драгоценность одному из своих внуков. Это стало еще одной тщательно спланированной секретной «сделкой». Дело не в том, что тот не заслуживал такого подарка, – он был замечательным молодым человеком, – но это неожиданное открытие настигло меня сразу после того, как я случайно узнал о тайном сговоре моего отца с другими его детьми, чтобы лишить меня какой-либо доли в наследстве моей матери.

Этот инцидент стал для меня переломным моментом: я спокойно, не чувствуя себя преданным или эмоционально задетым, отпустил жившее во мне желание иметь честную, справедливую и вменяемую семью. Решив разорвать бесконечный круг своих ожиданий и разочарований, я заставил себя принять все факты о своей семье: иметь с ними искренние и поддерживающие отношения невозможно, и это никогда не произойдет. Тогда я осознал, что мои ожидания и реакции на них были такой же частью проблемы, как и всё, что они сделали или чего не сделали мне и для меня. Невозможность получить что-то от тех, кто не только не обладал этим, но и не дал бы, если бы даже мог и хотел это сделать, привела к прозрению, которое изменило мою жизнь. Я осознал антагонистический «танец» в отношениях моей семьи и перестал пытаться вести в этом «танце», полностью потеряв желание «танцевать».

Эти осознания позволили мне принять грустную, но реальную правду: лучше не иметь никаких семейных отношений, чем продолжать отношения, которые неизбежно разочаруют или ранят. Парадоксально, но сейчас я чувствую себя более спокойным, вовлеченным и отзывчивым в присутствии членов своей семьи. «Принятие, толерантность и личные границы» стали моей безмолвной, но мощной, сохраняющей душевное здоровье мантрой. Так я смог распрощаться со своим «семейным призраком вражды».

Мое одинокое детство

Я рос очень одиноким ребенком, которого дразнили и над которым издевались большинство моих сверстников. Моя чувствительность, неуверенность в себе и страх быть осмеянным делали меня легкой мишенью. Меня не только считали одним из самых непопулярных детей в классе – я был невидимым для большинства, включая учителей. Я страдал восемь унизительных лет своего детства от того, что меня прозвали Соплей и обращались со мной как с изгоем. Мое детство и большая часть переходного возраста прошли без признания и друзей. Порой некоторые дети играли со мной втайне от других; их связь с Соплей имела бы катастрофические последствия для их социального статуса. В целом мое детство было мрачным и одиноким временем, в течение которого я знал лишь то, что со мной что-то не так, и не думал, что обладаю какими-либо положительными качествами.

Сколько я себя помню, я жаждал внимания своего отца и часто боролся за него. Первые 12 лет моей жизни я был «светом его очей» и его самым любимым ребенком. Я получал больше его любви и внимания, чем вся остальная семья, но то была трудная победа, которой не хватало, чтобы повлиять на другие, более мрачные и скрытые психологические силы, мучившие меня. Статус самого любимого ребенка не мог спасти меня от постоянного ощущения несчастья, от ненависти к себе и одиночества.

Я чувствовал себя любимым и значимым, только когда отец уделял мне внимание. Все его дети боролись за крохи заботы и внимания, которые он чрезвычайно экономно раздавал. Мои реакции на его обусловленную любовь колебались от экстатического счастья, когда я получал ее, до глубокого стыда, когда ее не было. Большую часть своего детства я находился в ловушке метафорического «беличьего колеса», по которому мчался к тому, чего я хотел и в чем нуждался больше всего, но всегда терял силы до того, как достигал своего призрачного пункта назначения.

Как и с остальными членами семьи, мои ранние психологические проблемы были выгодны отцу. Чувство незащищенности, отсутствие друзей, ненависть к себе и полная зависимость от того, чтобы быть его «самым любимым» ребенком, поддерживали мой постоянный поиск его одобрения и внимания. Это гарантировало планомерное поступление топлива в его вечно опустошенный нарциссический «бензобак». Мало того что у него не было искреннего интереса ко мне как к личности и к тому, как я себя чувствовал, – он редко проявлял интерес к каким-либо моим занятиям. Чтобы заставить его делать со мной то, что мне нравилось, например играть в мяч, я должен был просить и умолять его, подавляя свою личность, чтобы подстроиться под него. Я интуитивно знал, что, высказав недовольство и обиду, я лишусь его расположения и мое место займет младший брат, не теряющий самообладания и готовый стать следующим «нарциссическим придатком», тешащим отцовское эго.

Примерно в 13 лет, благодаря пубертату, моя роль «идеального папенькиного сыночка» закончилась фиаско. Исчезновение блистательного образа «идеального отца» – и внезапное прекращение его внимания и интереса ко мне – оставило во мне чувство кипучей обиды, ощущение, что меня предали, что я пойман в ловушку борьбы за власть и контроль, сбивающей меня с толку. Моя чувствительная и восприимчивая натура, моя вера в честность и справедливость заставили меня высказать отцу претензии по поводу его несправедливого и доминантного обращения. Как и все патологические нарциссы, он сильно обижался и наказывал меня за мои дерзкие попытки заставить его чувствовать себя плохо. Падение от самого любимого до самого нелюбимого ребенка серьезно повлияло на мое уже пошатнувшееся душевное здоровье и на шансы в будущем стать счастливым, защищенным и любящим себя взрослым.

Большую часть своего детства я находился в ловушке метафорического «беличьего колеса», по которому мчался к тому, чего я хотел и в чем нуждался больше всего, но всегда терял силы до того, как достигал своего призрачного пункта назначения.

Быстро и, как мне показалось, в одночасье, мое благоговение и восхищение отцом сменились неприязнью и презрением. Открыто и без тени смущения я оспаривал его авторитет и методы наказания, и это раздуло пламя, которое быстро уничтожило наши отношения.

В нормальных или относительно здоровых семьях подростковое посягательство на авторитет отца и обвинения в несправедливости принимают как данность, видя в них что-то полезное. Однако для такого патологического нарцисса, как мой отец, это было разрушением его мальчишеской мечты о том, что он достаточно хорош, чтобы быть обожаемым своим сыном.

Замена нарциссического энергоснабжения другим источником

Мой отец регулярно вынуждал своих детей конкурировать за его внимание и одобрение. Он предусмотрительно создавал спорные ситуации и конфликты, так что члены семьи обижались или злились на остальных. Хуже того, он регулярно распространял негативную и часто недостоверную информацию о ком-то из нас, чтобы разжечь злость, недоверие и обиду. Еще неприятнее было то, что он испытывал явную радость, наблюдая за тем, как разгорается конфликт.

Когда я «впал в немилость», моя сестра Эллен не могла стать мне идеальной заменой, так как отчаялась заслужить внимание отца еще в раннем возрасте. Она либо оставалась для него невидимой, либо замыкалась в своем негативном круге в поисках внимания. «Престолонаследником» стал третий ребенок, мой младший брат (четвертый к тому времени еще не родился). Бывший аутсайдер, он воспользовался возможностью облечься в костюм «самого любимого» и приготовился удовлетворять потребности отца во внимании и подпитке его нарциссизма. До того момента он оставался забытым, неважным и совершенно незаметным для отца. Даже не осознавая этого, третий ребенок в семье превратился в того, кто не только помогает отцу в повышении его самооценки, но и отталкивает от себя остальных братьев, сестру и свою мать.

Чтобы скрепить связь с новым союзником, отец отравил его разум лживыми байками о нас. Мой брат, сам того не понимая, стал марионеткой, за чьи «ниточки» аккуратно дергали, чтобы он был для отца адъютантом, мини-судьей и информатором. Этот ребенок, которому едва исполнилось 11 лет, слепо пил данный ему «Кулэйд», чтобы ощущать себя особенным и важным, чего он был раньше лишен.[6]