Ниал Фергюсон - Дом Ротшильдов. Мировые банкиры. 1849—1999

• Название: Дом Ротшильдов. Мировые банкиры. 1849—1999
• Автор: Ниал Фергюсон
• Жанр: Зарубежная публицистика
• ISBN: 978-5-227-08653-2

Полуторавековая история самого влиятельного и успешного банкирского клана Ротшильдов предстает перед читателем в обширном историческом труде оксфордского ученого Н. Фергюсона. Этот труд отличает безупречная эрудиция автора, который создал увлекательнейшую биографию династии на основе огромного фактического, ранее неизвестного архивного материала и развенчал при этом напластования бесчисленных легенд, анекдотов и мифов, связанных со знаменитым и по-своему исключительным семейством.

---

Во-первых, одним из малозаметных достижений революции стало то, что бюрократы в разных странах уже не так противились замыслам создания акционерных компаний и компаний с ограниченной ответственностью. После того как образовывать такие компании стало проще, начало расти количество новых участников финансовой отрасли. Братья Перейра начинали как энтузиасты-железнодорожники; они обладали технической сметкой, но у них не хватало денег для реализации собственных идей – отсюда их подчиненное отношение к Ротшильдам в 1830-е гг. В 1850-е гг. они сумели вырваться на свободу, когда, собирая капитал «Креди мобилье», привлекли средства многочисленных мелких вкладчиков.

Можно сравнить трудности, которые символизировали братья Перейра, с переменой в отношении между государственными финансами и рынком облигаций. В 1850-е гг. во многих странах были предприняты первые серьезные попытки продавать облигации по открытой подписке, без посредничества банков – в других случаях банки выступали скорее как гаранты, а не покупали новые облигации сразу же. Кроме того, государства стали эксплуатировать растущую конкуренцию между частными и акционерными банками, чтобы снизить комиссионные. Хотя Ротшильды по-прежнему занимали главенствующее положение на рынке облигаций, они перестали быть монополистами. Еще больше ослабило их развитие телеграфа, положив конец периоду, когда их курьеры могли доставлять важные для рынка новости раньше конкурентов.

И все же самую важную угрозу для финансовой гегемонии Ротшильдов представляла политика. Триумф Луи Наполеона Бонапарта во Франции снова вселил неуверенность в европейскую дипломатию. Вплоть до 1870 г. все боялись, что он захочет превзойти своего дядю. В то же время правила международной игры слегка изменились благодаря тому, что многие политики, особенно Палмерстон, Кавур и Бисмарк, склонны были ставить национальное своекорыстие выше международного «равновесия» и возлагали доверие не столько на международные конференции, сколько на пушки. По сравнению с относительно мирными 33 годами (1815–1848) следующие 33 года были отмечены чередой войн в Европе, не говоря уже об Америке. Ротшильды оказались бессильны предотвратить эти войны, несмотря на все их усилия.

В мае 1848 г. Шарлотта де Ротшильд подтвердила, что верит «в светлое европейское и ротшильдовское будущее». Ее уверенность в затухании французской революционной эпохи имела под собой достаточно оснований. Во второй половине XIX в. угрозы для монархии и буржуазной экономики в самом деле сократились. Но «светлое ротшильдовское будущее», как оказалось, зависело от способности семьи справиться с новыми задачами. Самыми серьезными из них стали национализм и социализм – особенно в тех случаях, когда они сочетались друг с другом.

Часть первая Дяди и племянники

Глава 1 Сон Шарлотты (1849–1858)

Я легла спать в 5 и проснулась около 6; мне приснилось, что огромный вампир жадно сосет мою кровь… Очевидно, когда объявили результаты голосования, последовали громкие восторженные одобрительные крики… во всей палате [лордов]. Конечно, мы не заслуживаем столько ненависти.

Шарлотта де Ротшильд, май 1849 г.

Хотя Ротшильдам удалось в финансовом отношении пережить бурю, можно считать, что 1848 г. все же стал для них роковым переломным моментом – но по причинам, не связанным ни с экономикой, ни с политикой. В годы, последовавшие непосредственно за революцией, подверглась испытанию сама структура семьи и компании. Читая их письма, легко забыть о том, что четверо оставшихся сыновей Майера Амшеля были к тому времени уже стариками. В 1850 г. Амшелю было 77, Соломону – 76, а больному Карлу – 68 лет. Их мать, родившаяся в 1753 г., прожила так долго, что увидела, как на национальной ассамблее, которая собралась в ее родном городе, королю Пруссии предложили корону объединенной Германии. Более того, как сообщалось в «Таймс», к 1840-м гг. Гутле Ротшильд стала кем-то вроде символа: «Почтенная мадам Ротшильд из Франкфурта, приближающаяся к своему столетнему юбилею, на прошлой неделе испытывала легкое недомогание и дружески укоряла своего лечащего врача в связи с тем, что его предписания не действуют. «Чего же вы хотите, мадам? – оправдывался врач. – К сожалению, сделать вас моложе мы не можем». – «Вы ошибаетесь, доктор, – ответила остроумная дама, – я не прошу сделать меня моложе. Я желаю стать старше».

Появились и карикатуры, посвященные этой теме: на одной, озаглавленной «99-я годовщина бабушки», изображен Джеймс (Гутле на заднем плане), который говорит группе доброжелателей: «Господа, когда она дойдет до номинала, я пожертвую государству небольшую сумму в 100 тысяч гульденов» (см. ил. 1.1). Согласно еще одной версии того же анекдота, врач уверяет ее, что она «доживет до ста». – «О чем вы говорите? – возмущается Гутле. – Если Господь может принять меня по курсу 81, за 100 он меня не возьмет!»

Современникам нравилось, что Гутле упорно отказывалась переезжать из старого дома «Под зеленым щитом» на бывшей Юденгассе; ее решительность предполагала, что корни феноменального экономического успеха Ротшильдов заключены в своего рода еврейском аскетизме. Людвиг Бёрне еще в 1827 г. рассыпался в похвалах в ее адрес: «Смотрите, она живет в том маленьком доме… и, несмотря на всемирное владычество, каким обладают ее царственные сыновья, не испытывает никакого желания покинуть свой маленький родовой замок в еврейском квартале». 16 лет спустя, посетив Франкфурт, Шарль Гревилль был изумлен, увидев, как «старая мать Ротшильдов» выходит из «того же темного и полуразрушенного особняка… ничуть не лучшего, чем соседние дома», на «еврейской улице»: «На этой узкой мрачной улице, перед этим жалким домом стояла красивая коляска, обитая синим шелком; дверцу распахнул лакей в синей ливрее. Вот открылась дверь дома, и стало видно, как по темной узкой лестнице спускается старая женщина; ее поддерживала под руку внучка, баронесса Шарль Ротшильд, чья карета также ждала в конце улицы. Два лакея и несколько горничных помогли старушке сесть в коляску; несколько обитателей улицы собрались напротив, чтобы насладиться зрелищем. Я в жизни не видел более любопытного и разительного контраста, чем платья дам, и старой, и молодой, их экипажи и ливреи, и убогое место, в котором упорно живет эта старуха»[1].

И вот 7 мая 1849 г. Гутле скончалась на 96-м году жизни, в окружении оставшихся в живых сыновей.

В тот период семью Ротшильд постигла настоящая череда смертей. За год до Гутле скончалась Ева, жена Амшеля. В 1850 г. умерли вдова Натана Ханна, а также – к огромному огорчению парижских Ротшильдов – ее младший внук Майер Альберт, второй сын Ната. В 1853 г. умерла Адельгейд, жена Карла. Через год та же участь постигла Каролину, жену Соломона. Нетрудно представить, как подействовали эти события на старших представителей второго поколения. Майер Карл отмечал, как «глубоко поразила» Амшеля смерть матери: «Это огромная потеря [для него]… и я не могу передать, сколько ужасных часов провели мы за последнее время… Дядя А. не выходит из комнаты, но ему уже лучше после первого удара, когда мы в самом деле боялись за него». Он стал лишь слегка «спокойнее», когда семья собралась во Франкфурте на похороны Гутле. Более того, в преклонном возрасте Амшель и его брат Соломон выглядели совершенно несчастными. Они все меньше и меньше времени проводили в «конторе» и все больше – в саду у Амшеля.

1.1. Неизвестный автор. 99-я годовщина бабушки. Fliegende Blätter (ок. 1848)

Новому делегату от Пруссии в парламенте восстановленного Германского союза, деятельному и ультраконсервативному юнкеру по имени Отто фон Бисмарк, Амшель казался жалким стариком. Конечно, «в денежном выражении» Ротшильд оставался «самым почтенным» человеком в местном обществе, как писал Бисмарк жене вскоре после приезда во Франкфурт. Но «заберите у всех них деньги и жалованье, и увидите, насколько непримечательны» он и остальные граждане Франкфурта на самом деле. Вновь прибывший во Франкфурт Бисмарк получил от Амшеля приглашение на ужин и ответил в типичной для него отталкивающей манере (Амшель послал приглашение за десять дней до события, дабы убедиться в том, что его примут), написав, что придет, «если будет еще жив». Такой ответ «настолько встревожил» Амшеля, что он пересказывал его всем знакомым: «Почему он пишет «если будет жив», зачем ему умирать, ведь он так молод и крепок!» Дипломат-юнкер, личные средства которого были весьма ограниченными, а жалованье – скудным, придя в гости, испытал изумление, смешанное с отвращением, увидев «обилие серебра, золотые вилки и ложки, свежие персики и виноград, превосходные вина», которыми его угощали на ужине у Амшеля. Он не сдержал презрения, когда старик после еды горделиво хвастал своим любимым садом: «Он мне нравится, потому что он – настоящий старый еврей-махинатор и никем другим не притворяется; к тому же он ортодоксальный иудей и отказывается за ужином притронуться к чему-либо, кроме кошерной еды. «Иоганн, возьмите хлеба для оленей», – приказал он слуге, когда собрался показать мне свой парк, в котором он держит ручных оленей. «Герр барон, это растение обошлось мне в две тысячи гульденов, честно, в две тысячи гульденов наличными. Можете взять его за тысячу; или, если хотите взять его в подарок, мой слуга доставит его вам домой. Я ошень высоко фас ценю, герр барон, вы красивый человек, вы умный человек». Он низкорослый, худой и тщедушный и довольно седой. Самый старший в роду, но он несчастен в своем дворце, бездетный вдовец. Его обкрадывают слуги и презирают офранцуженные и англизированные племянники и племянницы, которые унаследуют его богатство без всякой любви и благодарности»[2].