Дженни Лоусон - Давай притворимся, что этого не было

• Название: Давай притворимся, что этого не было
• Автор: Дженни Лоусон
• Жанр: Биографии
• ISBN: 978-5-04-094523-8

Перед вами необычайно смешные мемуары Дженни Лоусон, автора бестселлера «Безумно счастливые», которую называют одной из самых остроумных писательниц нашего поколения. В этой книге она признается в темных, неловких моментах своей жизни, с неприличной открытостью и юмором переживая их вновь, и показывает, что именно они заложили основы ее характера и сделали неповторимой. Писательское творчество Дженни Лоусон заставило миллионы людей по всему миру смеяться до слез и принесло писательнице немыслимое количество наград. Ее истории показывают, что жизнь прекрасна такой, какая она есть – главное, это заметить! В формате PDF А4 сохранен издательский дизайн.

---

– Это она в отца, – объясняла Ханна. – Долго в ней ничего не задерживается.

В конце концов шея куклы растянулась, потому что ее голову слишком часто откручивали, и туловище потерялось, но Ханна сохранила ее голову – возможно, в качестве напоминания о том, что ей, пожалуй, не стоит обзаводиться детьми.

А потом Ханна повзрослела, и мы прошли через ту стадию, когда делаешь бонг[17] из всего, что попадается под руку: жестяных банок из-под газировки, лампочек, дынь. В тот вечер в качестве бонга мы использовали голову той самой куклы (я практически уверена, что подобное предложение впервые используется в мемуарах. Остается только надеяться. Я бы проверила в Интернете, однако, по правде говоря, вся эта хрень с фетишистами – любителями лошадиных клизм и без того напугала меня до усрачки, так что больше я туда ни ногой). Мы проделали дырки в голове куклы, положили туда ситечко, подожгли травку и выкурили ее, затягиваясь через алые кукольные губки. После нескольких затяжек я поняла, что хихикаю, у меня кружится голова, и меня тошнит… И я определенно обдолбана. Ханна самодовольно заявила, что дело в ее особой мексиканской марихуане, но я подозреваю, что все благодаря токсичному дыму от обгоревшего пластика. Как бы то ни было, полученный эффект, как мне показалось, стоил сопутствующего риска заболеть раком, потому что я впервые в жизни была под кайфом, и мне не хотелось расстраивать Ханну, потому что, по правде говоря, сделанный ею бонг был вершиной мастерства, и я решила, что буду как тот первый человек, который сказал Леонардо да Винчи: «А почему такая маленькая?», увидев «Мону Лизу». Вот какие мысли блуждали у меня в голове в тот вечер, когда я приняла кислоту, которую подогнал нам разносчик пиццы.

Ух ты. История и правда получилась запутанной. Что ж, наркотики всему виной.

Как бы то ни было, мне пришлось ждать два часа, пока кислота подействует, и я почувствовала только легкое головокружение и уже смирилась было с тем фактом, что обдолбаться могу лишь от горящего скальпа куклы своей подруги. Потом внезапно все стало восприниматься как-то иначе. Мое тело зачесалось и как-то напряглось, и я поняла, что у меня начался либо приход, либо грипп. Я обратилась к Трэвису, и он заверил меня, что это абсолютно нормально, и все дело в стрихнине. И я была такая вся:

– Ах… В стрихнине? Типа… той штуке, что добавляют в крысиный яд?

И Трэвис невозмутимо ответил:

– Ага. В кислоту добавляют немного стрихнина, чтобы она лучше держалась на бумаге, и из-за него начинаются небольшие конвульсии, однако этого количества недостаточно, чтобы тебя убить, так что расслабься.

И тут я такая типа:

– Я ПОЧТИ УВЕРЕНА, ЧТО НЕ СТОИТ ГОВОРИТЬ ЛЮДЯМ ПОД ЛСД, ЧТО У НИХ КОНВУЛЬСИИ ИЗ-ЗА КРЫСИНОГО ЯДА, ТРЭВИС. – Но я не сказала этого вслух, так как внезапно испугалась, что мои крики не сойдут с моего языка, а войдут в него, из-за чего он распухнет и я задохнусь, и вот тогда-то я поняла, что, скорее всего, обдолбалась.

Потом я отвлеклась, потому что услышала какой-то звон, и стала без конца всех просить замолчать, чтобы понять, откуда он доносится, однако все были слишком заняты облизыванием стен: по их словам, ощущение было такое, будто лижешь карамельку. Я хотела было уточнить, что карамелька эта сделана из токсичной краски на основе свинца, но тут же вспомнила, что мы все только что проглотили крысиный яд, так что терять нам уже нечего, и если мы выживем, то это только сделает нас сильнее.

Потом я снова услышала звон и принялась ползать на коленях по дому, так как подумала, что, быть может, смогу попасть под звуковые волны, издаваемые моими упоротыми друзьями, которые в настоящий момент были в ужасе от осознания того, что никому не суждено увидеть собственное лицо таким, каково оно есть, поскольку «зеркалам доверять нельзя». Я задумалась о том, догадался ли Трэвис спрятать кухонные ножи, и собиралась было найти его и спросить, как вдруг снова услышала звон. Трэвис безрезультатно пытался вырвать у одной из девочек консервный нож и выкрикивал:

– Да возьмите уже кто-нибудь этот гребаный телефон!

В этот-то момент до меня и дошло, что это был за звон.

И еще в ту минуту я прониклась потрясающей красотой звука звонящего телефона, который, как я теперь понимала, можно по-настоящему оценить, только будучи под кайфом. Даже сама концепция телефона казалась мне теперь куда более значимой. «На другом конце провода может оказаться кто угодно, – подумала я про себя. – Это может быть Мистер Ти или один из Громовых котов». От всех этих возможностей голова шла кругом. Я подняла трубку и стала вслушиваться в звуки статических помех разделявшей нас пустоты.

– Алло? Трэвис? – спросил мужчина на другом конце провода.

Я:

– Нет, это не Трэвис. А это Громовой кот?

– Кто? – переспросил мужчина. Казалось, он был очень недоволен.

– Кажется, мы оба ошиблись номером, – сказала я и собралась было повесить трубку, но этот не Громовой кот начал вдруг истошно кричать; впрочем, я не могла разобрать ни слова и решила, что он просто злится из-за внезапного разочарования, в которое его повергла мысль о том, что он никогда не будет Громовым котом. Потом я вдруг осознала реальную вероятность того, что я и вовсе ни с кем не разговаривала и что все это было лишь плодом моего воображения. Может быть, я даже по телефону не разговаривала. Может быть, я просто стояла и говорила по яблоку. Ну или по хомяку. Тут я поняла, что, будь это хомяк, он бы непременно зарылся мне в ухо и сгрыз мою ушную раковину, так что я бросила его на пол и ушла, а Трэвис был такой весь:

– Кто звонил?

И я такая типа:

– Это был не Громовой кот. Возможно, это был хомяк. У меня все в порядке с ухом?

Думаю, в этот момент Трэвису следовало просто включить автоответчик, только, как мне кажется, он и сам закинулся кислотой, – дело в том, что он как будто таял прямо на глазах, а согласно моему опыту, с большинством людей не под наркотой такого не случается. И тут меня начало тошнить. Я сказала:

– Ой. Кажется, меня сейчас вырвет.

А Трэвис сказал:

– Да нет, тебе только кажется, что тебя сейчас вырвет.

И я такая типа:

– Господи, какое облегчение.

И потом меня вырвало. Прямо на ноги Трэвису. Тогда Трэвис дал мне почти что пустой пакет с чипсами, чтобы в него блевать, я уселась в темной комнате, и меня рвало – сильно рвало. Настолько много, что мне даже казалось, будто меня рвет едой, которую я никогда не ела. Трэвис поставил композицию L.A. Woman группы Doors, потому что, по его словам, от нее мне должно было полегчать, и мне действительно полегчало, если не считать того факта, что весь дом растворялся у меня на глазах, наполненный призраками и волосатыми гоблинами. Кроме того, я была практически уверена, что во всех шкафах разожжены костры, и каждый раз, когда песня подходила к концу, меня снова рвало, Трэвис это слышал и запускал песню сначала.

Это повторялось каждые пять секунд на протяжении следующих четырех часов.

И все-таки в какой-то момент между топтанием воображаемых костров и сном, в который я таки погрузилась, на меня нашли ясность и вдохновение. Знаю я это, потому что, когда проснулась рядом с заполненным пакетом из-под чипсов, то увидела написанную кем-то на стене обличительную речь в адрес Смурфиков, причем почерк был мой. Кроме того, я несколько раз написала свое имя на стене – видимо, я не хотела, чтобы кто-нибудь присвоил себе сделанное мной открытие, что Смурфики на самом деле – мирные коммунисты-бисексуалы. Вот в тот момент я и осознала, что наркотики – это плохо, и больше никогда в жизни их не принимала.[18]Потом я ушла и решила обзавестись новыми друзьями, но перед этим стерла свое имя со стены и заменила его на «Трэвис». Я подозревала, что он может попытаться все свалить на меня, так что поставила сердечко, так как все знали – я не тот человек, который просто так рисует сердечки. Впрочем, Трэвис тоже. Наверное, тогда меня еще не до конца отпустило.

Как бы то ни было, смысл в том, что наркотики – это плохая идея, если только не использовать их, чтобы отвлечь окружающих от постыдных историй про фаллоимитаторы.

А еще в том, что – если отбросить в сторону рвоту, паранойю и чувство стыда – на самом деле это было прямо как в жизни. Ты хочешь, чтобы тебе позвонил Громовой кот Лайон-О, но вместо этого тратишь кучу времени, попусту переживая, что внутри тебя застрянет хомяк. Все это можно назвать своеобразной метафорой нашей жизни. Очень, очень неудачной метафорой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.