Эдуард Веркин - Звездолет с перебитым крылом

• Название: Звездолет с перебитым крылом
• Автор: Эдуард Веркин
• Жанр: Прочая детская литература
• ISBN: 978-5-04-100122-3

Эдуард Веркин – один из ярких современных российских авторов, лауреат престижных литературных премий, настоящий наследник традиций Чехова, Платонова, Лема, братьев Стругацких, Дика, Брэдбери. В 2012 году роман Веркина «Друг-апрель» был включен в список выдающихся книг мира «Белые вороны», составляемый Мюнхенской международной детской библиотекой. В своих книгах Э. Веркин с необыкновенным вниманием к мелочам показывает становление личности, переживание героями первой любви, упрямую борьбу с обстоятельствами и «непреложными законами», абсурдность и хрупкость жизни. Он говорит с читателем на своем, уникальном, узнаваемом языке. Книга состоит из двух частей «Звездолёт с перебитым крылом» и «Каникулы что надо», и в этом виде издается впервые. Это очень важно, потому что в первой части мы видим один мир, во второй другой, но только прочитанная целиком история позволяет читателю увидеть третий мир, намеренно скрытый автором.

---

– А лоб не треснет? – усмехнулся я.

– Не треснет, не боись.

Дюшка потер лоб. Отправились к мосту. А мне что? Мне в таких играх почему-то везет, а если и проигрываю, то не сильно, не как Дюшка. Он проигрывает почти всегда, что в мост, что в орлянку, но чем больше проигрывает, тем больше ему играть хочется. Вот он все про пятьдесят копеек юбилейные рассказывает, ну, что нашел на прошлой неделе, вроде как удача улыбнулась. Врет. А если и нашел, то давно купил на них лотерейный билет и теперь ждет выиграть холодильник.

Речка у нас под холмом, а сам город на холме, идти можно вдоль дороги, а можно через парк. Пошли через парк. Дюшка всегда через парк ходит, но не природой полюбоваться, а с интересом. В парке на самом верху холма пивбар, под вечер там собирается народ, многие тут же под деревьями и засыпают. Мелочь у них из карманов просеивается, а у Дюшки глаз цепкий. Ну и бутылок на сдачу можно наискать.

В этот раз, правда, никакого прибытка не получилось, бутылки с утра ханыги собрали, мелочи Дюшка не нашел, только лимонадные крышки блестели. Их Дюшка собрал, он их набивает у себя в будке на стену, чтобы было похоже на подводную лодку.

На мосту никого не было, ни купальщиков, ни рыбаков, эти к вечеру подтянутся. Мы с Дюшкой встали на середине, стали плевать в воду и ждать машин. Удача оказалась на моей стороне, как обычно, со стороны города показался молоковоз. Дюшка скрипнул зубами и подставил лоб. Сразу за молоковозом покатил «Кировец» с прицепом, и Дюшка тут же получил еще один полновесный и посмотрел на меня с ненавистью, хотя сам же предложил играть, я его за уши не тянул. После «Кировца», изрядно пошатавшего деревянный мост, никаких машин долго не казалось, но потом притарахтела зеленая «Колхида» и снова с моей стороны.

– Да что такое-то… – шмыгнул носом Дюшка.

А я приготовился пробить третий фофан. Нарочно долго и угрожающе складывал пальцы в могучую комбинацию, чтобы третий удар оказался сокрушительней предыдущих. И даже вспомнил сказку про попа и Балду и сказал зловеще:

– Как со третьего щелчка выпал мозг у старичка…

И уже приготовился прописать Дюшке по полной…

– Смотри-ка! – Дюшка отпрыгнул от третьего фофана и показал пальцем на противоположный берег.

Я посмотрел, чего уж. Хотя и подумал, что сейчас Дюшка не выдержит и пустится позорно бежать. А пусть, если убежит, собака, я с ним больше ни во что играть не стану.

– А вот и психи, – сказал Дюшка.

«Колхида» проскрипела мимо.

Девчонка и мелкий в куртке не по размеру, которых мы встретили в продуктовом, сидели на бревнах у воды. Видно было – они только что сюда явились, – потому что пацан стягивал с ног сапоги, а девчонка доставала из рюкзака продукты. Минтай в банках и хлеб.

– Вот они где, – ухмыльнулся Дюшка. – Голубчики…

Мы стояли на мосту и смотрели.

Девчонка достала нож.

– Ого, какой режик! – с уважением прошептал Дюшка. – Четкий…

Четкий, точно. О таком я уже давно мечтал. То есть мечтал я о финке с наборной ручкой, но этот нож был всяко лучше любой финки. Я такой и не видел раньше, и не знал толком, как он называется. С черной рукоятью, с небольшой гардой, с пилкой по верху лезвия. Видимо, какой-то охотничий. Или военный. Причем издали видно, что не самодел, а фабричная работа.

– Это нож аквалангиста-диверсанта, – тут же сказал Дюшка. – Помнишь «Спасите «Конкорд»? Я рассказывал его, мы в марте в Москву к тете Гале ездили, с папкой в кино ходили…

«Спасите «Конкорд» Дюшка рассказывал раз пять. Фильм отличный, жаль до нас только года через два дойдет. Да и то весь клееный-переклееный и в подергушках.

– Точно говорю – нож боевого пловца. В «Спасите «Конкорд» как раз такие! Там когда Броуди…

Дюшка замолчал. Потому что девчонка стала открывать консервы. И открывала она их тоже совсем не так. Как нормальный человек открывает ножом консервы? Банку ставит на ровную поверхность, острие на крышку и по тыльнику ножа бьет ладонью. Раз-раз-раз – и готово, при желании и осторожности можно и складенчиком так открыть. А девчонка поступила по-другому. Как-то дико.

Она положила банку на бревно, несильно размахнулась и разрубила ее пополам. Так аккуратно, что половинки не смялись и не разлетелись по сторонам, а остались на бревне, лишь масло из разреза вытекло. Девчонка дождалась, пока масло совсем стечет, взяла половинку банки и протянула пацану. Тот схватил и стал есть. Руками. Выбирал куски минтая и ел. Потом он так же и другую половину слопал.

А девчонка разрубила следующую банку. Сама она достала из рюкзака хлеб и ела его, откусывая по краям кусочки.

Пацан быстренько уплел и вторую банку.

– Отличный режик… – восхищенно прошептал Дюшка. – Таким лом перерубишь…

Из рюкзака показалась и третья банка.

– Как-то неправильно она банки открывает, – сказал Дюшка. – Кто так открывает…

Он замолчал. Девчонка, кажется, поняла, что она что-то делает не так. Третью банку она открыла иначе. Установила ее на ребро. То есть на бок, на ту часть, где этикетка наклеена, короче. После чего резким и точным движением отсекла ножом крышку.

Руками она есть не стала, стала ножом, с лезвия.

– В Эстонии что, все так? – спросил я.

– Не знаю, – пожал плечами Дюшка. – Там все как-то по-своему. Тетка из Таллина присылала посылку, так в ней мармелад в тюбиках, как из-под зубной пасты. Клубничный…

Эти тюбики нам Дюшка показывал, правда, мармелада в них никакого не осталось, Дюшка все через соломину выел.

– А может, это эстонский такой способ? – спросил я. – Банки открывать? Рыбацкий?

– Не знаю, говорю же… Там в Эстонии такая глушь, что в некоторых местах на хуторах электричества нет… Может, они с такого хутора? Дикие из леса. У девчонки вон свитер весь дырявый, а братец ее вообще в обдергушке…

– С чего ты решил, что он брат?

– Похожи.

И действительно. Я пригляделся и увидел, что они действительно похожи, Дюшка все-таки приметливый. Все жадины приметливые, вечно глядят, чего замышить. И камни метко кидает. А стреляет плохо, слишком торопливый, ну и раздерганный само собой.

Пацан тем временем доел рыбу и приступил к хлебу – оторвал от буханки половину и принялся откусывать и жевать.

Дюшка тут же забурчал животом и вздохнул, вечноголодный:

– Говорил, надо тоже купить…

Да, интересно все это. Черный хлеб без соли, без масла, без чая, всухомятку. Совсем туристы. Проголодались, вот и объедаются теперь. На молокозавод бы зашли, там сливки всегда продаются, денег-то полно, купили бы сливок…

Пацан набил за щеки хлеба и теперь медленно и устало жевал, помогая руками, надавливая ими на щеки с двух сторон сразу. Буханку отложил рядом, на бревно.

Девчонка тоже утомилась, и хлеб уже не ела, просто сидела, морщилась от солнца и зевала. Бордовый свитер на ней болтался, явно с чужого плеча, как и куртка на пацане.

Я сам едва не раззевался. От жары, от солнца, от бликов на воде, от ветра, который растерял к полудню свою свежесть и стал походить на прозрачный пар, солнечный удар получить не хватало, и самолет высоко-высоко, он каждый тут полдень.

– Давай под мост залезем, – предложил Дюшка. – Там не так жарко…

– Давай лучше домой, – в ответ предложил я. – Масло надо занести.

– А психи? – с разочарованием поинтересовался Дюшка. – Мы же хотели за психами понаблюдать…

– Я не хотел.

Да и вообще подсматривать за людьми некрасиво. Нет, мы вроде как и не подсматривали, стояли себе на мосту, воздухом дышали, а психи сами в поле зрения попали. Но все равно нехорошо. Мы же не на реку смотрели, а именно на них. Разглядывали, обсуждали. Некрасиво.

– Брось, – Дюшка сощурился. – Что дома делать? А тут психи. Ты когда-нибудь настоящих видел?

– У меня соседи психи, – сказал я. – Они помидоры зелеными едят.

На самом деле едят. Чупровы. Помидоров у них много, пол-огорода, так они никогда не дожидаются, пока те начнут желтеть, прямо так с куста зелеными и едят. Сядут вокруг – и едят, едят, соком обливаются, смотреть противно, а им ничего.

– Это не считается, – возразил Дюшка. – Мало ли кто зеленые помидоры ест?

– Они их без соли едят.

– Ну и что? Вот ко мне братан из Перми приезжал, он вермишель с сахаром ест. И ничего, не псих. А эти-то психи, сразу же видно. Кто же консервы с черным хлебом ест, изжога потом замучает…

Вдруг пацан ойкнул, подпрыгнул и хлопнул себя по шее. Оса, наверное, или слепень. Или шершень – слишком высоко он подпрыгнул, как от шершня, шершень так куснет, что неделю потом шишка. Так вот, парень ойкнул, подпрыгнул и столкнул полбуханки в реку. Течение ее подхватило и стало выносить к середине.

Пацан тут же соскочил с бревна и вступил в реку, прямо в куртке, не раздеваясь.

Соть – речка довольно глубокая, особенно за Липовкой если, да и под железнодорожным мостом сомы водятся, по слухам, чуть ли не в человеческий рост. Но здесь, у деревянного моста, она разливается широко, и глубина получается небольшая. Пацану этого вполне хватило.