Анджей Заневский - Цивилизация птиц

• Название: Цивилизация птиц
• Автор: Анджей Заневский
• Издательство: Локид
• Жанр: Современная проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-320-00128-2

Мы часто прогоняем птиц, убиваем их, едим, запираем в клетках. Иногда нас мучают угрызения совести, и мы бросаем хлеб лебедям, чайкам, голубям...

Мы поступаем так с тех пор, как появились на Земле, и, несомненно, будем и дальше продолжать поступать точно так же – в соответствии со своей двуличной психологией, хищными инстинктами и презрением ко всем иным существам, населяющим нашу планету, которую мы считаем своей исключительной собственностью.

Уважаемый Читатель! Если ты утомлен и разочарован, если чувствуешь себя чужим в этом мире, протри глаза и взгляни в небо. Ты никогда не будешь одинок, если рядом с тобой окажется хоть одна птица. А когда вокруг наступит ночь, подумай о птицах, которые спят в щелях твоего дома, о птицах, которые, как и ты, тоже хотят прожить свою жизнь.

---

Парящий над площадью сокол присматривается к белому трепещущему пятнышку.

– Берегись! – кричу я.

– Вижу! – ответила Фре. – Нам он не опасен.

Тем временем Вед оторвалась от стены и приземлилась рядом со своим синевато-черным семейством.

Сокол повернул голову в другую сторону. Эта сверкающая птица – маленькая галка – не утолила бы голода ждущих в гнезде соколят.

– Я лечу и не падаю! Я умею летать! – хвалилась Вед, мчась белой молнией к крылатой фигуре.

Тяжело дыша, с открытым клювом, она села прямо на поднятый кверху меч, а рядом расселись ее родители, сестры и братья.

Она была счастлива – не только потому, что ей удалось самостоятельно взлететь, но и потому, что это она первой взмыла в небо и лишь вслед за ней полетело все ее семейство.

За мостом оглушительно загалдели сороки. Это Сарторис с вытянутым вперед клювом и взъерошенной головой прямо-таки давился от злости, переступая с ноги на ногу.

– Ее белизна угрожает всем нам! Ее белизна опасна для всех птиц! Ее белизна только притягивает хищников! – Я понимал почти все, что выкрикивала в своем длинном монологе разъяренная сорока. – Она должна удалиться! Она покинет нас, или я убью ее!

– Убить! Изгнать! Убить! Изгнать! – кричали возбужденные птицы.

Глаза Сарториса то и дело застилала белая мгла ненависти. Сороки повторяли все его движения, слова, жесты.

Вдруг он взвился почти вертикально вверх и быстро полетел, часто взмахивая крыльями, к сидящим на голове, плечах и руках статуи галкам, завис над каменной фигурой – прямо над снежно-белой Вед и с ненавистью закричал:

– Улетай отсюда! Иначе мы убьем тебя!

– Убить! Убить! – повторяли сороки, летая вокруг изумленных галок.

Галки, вороны, грачи слушали, слушали, слушали. Пронзительные голоса сорок вонзались в уши, злили, раздражали. А всему виной была эта белая сверкающая точка среди каменных крыльев.

Злость, ярость, ненависть охватили всех. Даже меня...

– Убирайся! Ты не такая, как мы! – грозили галки.

– Убирайся, ты всем нам принесешь несчастье!

– Убирайся, иначе вместе с тобой нас всех переловят ястребы!

Переполненная счастьем от первого удачного полета, Вед с удивлением вслушивалась в злобные окрики, не понимая, что она-то как раз и является причиной всего этого шума. Лишь когда Сарторис завис прямо у нее над головой, до нее дошло, что выпущенные когти и разинутые клювы угрожают именно ей.

Все заведенные Сарторисом галки, вороны, грачи и сороки злобно ринулись к ней. Вед и ее семейство сорвались с места и скрылись в гнезде.

Я смотрел. Я понял. Мой гнев прошел. Белизна Вед больше не вызывала у меня ненависти. Я был равнодушен к тому, что происходит. Я видел, как знакомые галки кружат, злобствуют, угрожают, но не чувствовал никакой злости. Я продолжал спокойно сидеть на каменной голове стоящей на мосту фигуры...

Почему я не лечу, не прогоняю, не преследую? Почему меня не раздражает ее белизна? Почему я не испытываю ненависти к выродку – к птице, которая выглядит не так, как мы?

Вед спряталась в гнезде. Она лежит, хватая воздух широко раскрытым клювом. Она знает, что в конце концов ей придется вылететь из гнезда, и что тогда? Даже ее собственная семья уже смотрит на нее совсем не так, как раньше. Вед – одна из них, но в то же время она другая – сверкающая, белая, с почти белым клювом, и даже глаза у нее не сине-серые.

Вед для них и своя, и уже как бы чужая. Она всегда будет притягивать к себе опасность, погони, неприятности, проблемы, страх. Но не только к себе – к ним также. Все, что ей угрожает, угрожает и им, угрожает всем и будет угрожать всегда. Белизна привлечет в небе коршунов, ястребов, соколов, а на земле – куниц, ласок, лис, волков.

Белизна станет проклятием. Оре – ее отец – больше не расчесывает ей пух на головке, не сует в клюв вкусных червячков. Вед тщетно просит, умоляюще трепещет крылышками. Но только Три, ее мать, иногда подкармливает малышку гусеницами.

Несколько дней Вед не показывается из гнезда. Она сидит, не высовываясь, и потихоньку забывает о неприятном столкновении с ненавистью окружающих.

Наконец она вылетает. Вылетает вместе с молодыми галками, которые тоже научились летать. Вылетает вместе с родителями. Оре смотрит на нее почти враждебно.

Они кружат вокруг крылатого камня. Белизна его поверхности матовая, спокойная, и Вед на ее фоне выглядит как подвижный сверкающий огонек.

Солнечные лучи отражаются от ее перьев, просвечивают сквозь нежный пушок на головке. Вед взлетает вверх, стремясь к этому лучистому, горячему, дающему тепло и радость светящемуся шару и от реки поворачивает в сторону колоннады.

– Я лечу, лечу, лечу! – кричит она, сообщая всем о своем счастье.

Тень падает на крылья, заслоняет глаза. Вед оборачивается, чтобы понять причину внезапного исчезновения света.

Сбоку на нее обрушивается тяжелый удар крыла. Сверху пикирует тяжелый вороний клюв. И снова удар крылом.

– Убирайся отсюда! Проваливай! И не возвращайся!

– Убить ее! Убить! Убить!

– Чужая!

– Не такая, как все!

Вед знает, что преследуют именно ее, что она должна спасаться бегством, что ей грозит смерть. Получив удар острым крючковатым клювом в самое основание крыла, она видит, как красные капли крови стекают по белым перышкам.

Вед кричит и снижается поближе к летящим неподалеку Оре и Три.

Три с криком улетает прочь... Вед летит вслед за ней, крыло в крыло.

И тогда ее отец Оре наносит ей сбоку удар в грудь.

– Убирайся отсюда! – кричит он. – Улетай прочь!

– Но почему? – жалуется Вед, пытаясь избежать очередного удара.

Высокие стены эхом отражают ее жалобный крик. Она улетает прочь, отдаляется все дальше и дальше, пока не становится похожей на все уменьшающуюся на горизонте белую точку – не больше упавшего перышка.

Вед колеблется – а может, все-таки лучше вернуться в гнездо? Но путь обратно отрезан преследователями...

Я забыл о Вед. Жизнь продолжалась – от восхода да захода солнца, от серой дымки раннего утра до вечерних сумерек.

В зеленой поросли кустарника, которым все гуще зарастают городские улицы, среди каменных порогов я вдруг однажды замечаю испачканные кровью белые перышки. Может, это след, оставшийся от Вед! А может, жертвой хищника стала совсем другая птица?

В неглубокой, вырытой в земле яме слышится тявканье волчьего потомства. Может, Вед пыталась спрятаться как раз под этими кустами?

Может, ее выследили те же самые желтые волчьи глаза, которые сейчас жадно уставились на меня? К счастью, я устроился на недоступной хищнику ветке.

Черный грач с блестящими перьями прогуливается по парапету. Он останавливается, зевает, дремлет, каркает, смотрит в небо – всегда на север.

Он начинает стареть. Рядом с клювом с каждым днем все шире и шире становятся покрытые шелушащейся кожей полысевшие углубления, вокруг глаз появились серые круги.

Из бывшего фонтана, из-за камней и статуй зовут грача молодые сине-черные грачихи, но он не отвечает, как будто вовсе и не замечает их. Время от времени он спускается к неглубокой луже, глотает несколько голова­стиков или комариных личинок и возвращается обратно на парапет. Черный грач с блестящими перьями ждет свою грачиху. Зар ждет свою Дор уже давно. Он верит в то, что Дор вернется, что она прилетит и снова будет с ним. Их гнездо находится неподалеку, в заросших вьюнками руинах – на карнизе, венчающем капитель серой колонны. Они так долго жили здесь и были счастливы друг с другом...

Зар и Дор так же, как и мы, летали к морю и так же, как и мы, возвращались обратно.

Тот, кто прилетал первым, садился на ограждающий старый фонтан каменный парапет и ждал.

Однажды они, как всегда, отправились к морю вместе с большой стаей грачей, галок, ворон.

Их отбросило друг от друга сильным порывом ветра, раскидало в разные стороны штормом и бурей. Зар, которого снесло воздушным потоком в море, возвратился. А Дор так и не вернулась.

Зар много раз пролетел по трассе того полета, он искал Дор везде, где они обычно вместе останавливались передохнуть, – в рощах, в прибрежных дюнах, на башнях, у родников, в скалах, на ржавеющих корпусах кораблей, в городских развалинах.

Но Дор нигде не было.

Зар продолжал искать. Он искал долго, но безуспешно. И тогда он решил ждать. Ждать там, где они всегда дожидались друг друга.

Вот и сейчас он стоит на одной ноге, с прикрытыми белой пленкой глазами, и ждет.

Я привык к нему так же, как к лежащим на площади серым камням. Сколько раз я здесь ни пролетал, я всегда знал, что увижу его стоящим на парапете или прогуливающимся вдоль края. Когда я сажусь поблизости, он не прогоняет меня, только смотрит и время от времени беззвучно раскрывает клюв. Его глаза затуманены какой-то странной дымкой – так бывает у раненых птиц, испытывающих постоянную боль. Он медленно поворачивается и отходит в сторону – к сидящим на камнях каменным фигурам – и застывает так же, как они.