Дэвид Арнольд - Детки в порядке

• Название: Детки в порядке
• Автор: Дэвид Арнольд
• Жанр: Современная зарубежная литература
• ISBN: 978-5-386-10573-0

Шестнадцатилетний Вик Бенуччи всегда в центре внимания. У него крайне редкое заболевание: синдром Мебиуса, при котором на лице полностью отсутствует мимика. Два года назад у мальчика умер отец, и Вик до сих пор не может пережить утрату. Когда ухажер матери делает ей предложение, Вик убегает из дому, прихватив с собой урну с прахом отца. В ней он находит написанное отцом письмо, полное таинственных посланий, которые Вик должен разгадать, чтобы исполнить его последнюю волю.

---

– Ты причинил кому-то вред? – спросил Баз.

Вик нервно хлебнул кофе и сказал абсолютно то же, что и я в свое время:

– Что ты имеешь в виду?

Работник кинотеатра неподвижно нависал надо мной со шваброй в руке, и я не знала, надо ли мне испугаться. Честно говоря, не помню, что решила тогда, потому что в итоге стала испытывать к Базу то, что не так уж отличается от страха: я его полюбила. Это была странная любовь, нечто среднее между любовью к брату, отцу, священнику и другу детства.

– Я имею в виду, причинил ли ты кому-либо вред?

Вик сделал еще глоток, держа кружку в обеих руках и словно изо всех сил стараясь не расплескать.

– Нет, – ответил он тихо, но вместе с тем звонко.

Баз кивнул:

– Хорошо. Можешь остаться с нами, если хочешь. Мы живем в саду в Нью-Милфорде. Дорогая неблизкая, знаю, но там тепло, и у нас есть еда. Решать, конечно, тебе, но ответ мне нужен прямо сейчас.

Баз редко кому это предлагал, но если это случалось, то обычно ему отвечали сразу же, и всегда положительно. Большинство новых Глав были в таком отчаянном положении, что убеждать их не приходилось. Вик, однако, немного подумал. Он оглядел нас, дыша шумно и размеренно, и было почти видно, как вращаются шестеренки у него в мозгу.

– Ладно, – сказал он наконец.

– Прекрасно, – отозвался Баз. – Нзази, Мэд, Коко… Можете отвести Вика к парнику? Пусть обустроится и вымоется.

– Ой, я не могу, – ответила я. – Я собиралась… в библиотеку.

На самом деле я планировала навестить Джемму, может, остаться там на пару дней. Баз стоял в дверях и смотрел на меня в упор. Ему даже не пришлось ничего говорить.

– Ладно, – сказала я.

– Спасибо. Я заканчиваю в пять. Можем встретиться у Наполеона, тогда обсудим нашу новую Главу.

А затем он повернулся к Вику:

– Ребята покажут тебе, где что. Пожалуйста, чувствуй себя как дома. – Потом к Зазу: – Не забудь сумку Гюнтера. – И, наконец, к Коко: – Никакой брани. Веди себя хорошо.

И он ушел.

Мы стояли в неловкой тишине; потом Заз дважды щелкнул пальцами, подобрал бумажный пакет и направился к двери.

– Вот именно, Заз, – прокомментировала Коко, выходя вслед за ним. – Полный пипец. Нянчиться с ним теперь целый день.

Я посмотрела на Вика, качая головой:

– Не обращай на них внимания. Они вечно так: новичков не очень жалуют. Но это ненадолго.

Вик перекинул рюкзак на другое плечо:

– Это у нее любимое слово?

– Пипец-то? Ага. Был у нас Глава, который заменял им матерщину. В сериале каком-то так делали, что ли. У Коко были проблемы с нецензурными словами, а Баз у нас немножко пуританин. Так вот, этот Глава предложил Коко заменять ее брань словом «пипец».

– А что такое Глава?

Мне показалось, он уже давно хотел задать этот вопрос и выжидал нужного момента, чтобы явить его миру, как наседка яйцо.

– Пусть лучше тебе Баз объяснит. Знаешь что? До Нью-Милфорда отсюда далеко, давай уже пойдем.

Дикие пустоши подсобки сменились зимней белизной хакенсакских улиц, и я шла, пыталась вспомнить, когда в последний раз так ощутимо чувствовала чужие мысли. Они танцевали, кружились и парили в воздухе, как снежинки.

ВИК

Папины родители умерли от инфаркта в апреле.

В один месяц.

Люди звонили, чтобы сказать нам, что молятся за нашу семью и посылают нам благие мысли. Люди приносили запеканки из зеленой фасоли. Люди сжимали нам плечи и обнимали сбоку. (Ну и говно же такие объятия! Либо вы обнимаете меня, либо нет. Решайтесь уже.) Я не знаю… Наверно, когда люди думают об утешении, им приходят в голову такие вещи. В любом случае, в том апреле наш дом не полнился людьми. Он не полнился любовью, искренними соболезнованиями или благими мыслями. Он полнился запеканками из зеленой фасоли и объятиями сбоку.

Для папы это стало сильным ударом. Сами подумайте: оба родителя умирают в один месяц и от одного и того же. Кто угодно бы от такого загнулся, особенно мыслитель сердцем вроде папы.

Мы часто навещали бабушку с дедушкой; ходить к ним было все равно что оказаться в нескольких любовных историях. Папа боготворил маму, и мы все знаем, от кого он унаследовал свою романтичность. Бабушка с дедушкой отлично бы вписались в компанию старшеклассников: они тоже вечно целовались и обжимались по углам. И это, знаете, кое о чем говорило: выросли-то они в то время, когда супруги спали в разных спальнях и называли друг друга Мать и Отец.

Дедушка и бабушка называли друг друга Джо и Хелен и, бросая вызов этическим нормам эпохи, спали в одной кровати.

Они были настоящими Суперскаковыми лошадями.

Но да, вы правы: смотреть на их милования было не слишком приятно. Во время визитов мне мало что оставалось делать, кроме как:

1. Таращиться на стену с фотографиями, изображавшими отца в возрасте от рождения до тридцати лет. Они располагались в хронологическом порядке, поэтому папа взрослел у меня прямо на глазах. Стена напоминала мне картинки в учебниках, иллюстрирующие эволюцию от обезьяны до человека.

2. Ждать появления кукушки в часах гостиной, которое случалось каждые пятнадцать минут, и наблюдать, как дедушка засыпает в вертикальном положении, откинувшись в своем любимом кресле.

3. Смиряться, пока мне надирают задницу в пул. (В нашей семье все просто гении бильярда. А я тем временем играю как последний обсос.)

4. Считать вазы с ароматической смесью в доме. (Двадцать семь. В доме их было двадцать семь. Двадцать семь ваз. С ароматической смесью.)

5. Наблюдать, как окружающие радостно лапают друг друга (как похотливые подростки перед уроком физики).

Дедушка с бабушкой жили в маленьком городке на окраинах Хакенсака под названием Нью-Милфорд. Я часто подолгу гулял там по улицам, стремясь избежать повышенной сексуальной активности среди пожилого населения. Экскурсии в пригород, как я это называл. Во время таких прогулок я неплохо изучил город. Моим любимым местом стала старая кирпичная стена через дорогу от заброшенного кладбища, красивого дикой, кинематографической красотой. Грузные замшелые деревья тянулись ветвями во все стороны; побеги и листва свисали над хаотично разбросанными надгробиями. Я часто сидел на этой стене и думал: «Ну ладно. Тут ничего так. Я не против, чтобы меня здесь похоронили».

Совсем рядом с кладбищем был сад: акр ухоженных растений, цветов и деревьев, которые смотрелись еще более опрятно на фоне разрухи и замшелости кладбища. Вдоль сада бежал по желобу ручеек; посередине его пересекал деревянный мост, весь увитый плющом. Был и гигантский сарай с вывеской («Магазин сувениров»), и старое двухэтажное строение с дымком из трубы, и ряд парников вдали.

В тот судьбоносный апрель мы похоронили бабушку с дедушкой на кладбище у сада. Бабушка умерла вслед за дедом, и на ее похоронах папа, стоя у общего могильного камня и глядя в сад, поклялся, что будет навещать их каждую неделю. Пару лет он сдерживал свое обещание.

А потом заболел.

А потом умер.

Так закончилась история с посещениями бабушки и дедушки, которые умерли от инфаркта в тот судьбоносный апрель. (Так закончилось много что. На самом деле так закончилось все.)

Очень вероятно, что я зря следую за этими ребятами. Разумеется, я и не планировал положительно отвечать на странный вопрос База, пока…

Мы живем в саду в Нью-Милфорде.

В тот момент – вполне возможно, что ошибочно – я почувствовал, что это не просто возможность воссоединить папу с его мертвыми родителями. Я почувствовал, что это знак. Что это папа направляет меня в нужную сторону.

Я шел по Ривер-стрит, и внезапно мой рюкзак стал легче.

* * *

– Все хорошо?

Я вернулся из Страны Ничего и обнаружил что Мэд, повернув голову, смотрит на меня в упор.

– Что? – спросил я.

Что?

Самое емкое из слов.

– Я спросила, все ли хорошо.

– А. Да, спасибо.

Ребята шли в своем собственном ритме. Нзази вел процессию, выставив сумку с продуктами как баррикаду между своим лицом и колючим снегом; сразу за ним Мэд вела Коко за руку, обводя ее вокруг пешеходов, спешащих по Ривер-стрит в противоположную сторону.

Они напоминали мне стаю гусей, что сворачивают вместе в полете, даже не видя друг друга. Непонятно, как они знают, когда и куда сворачивать, но как-то знают. Вероятно, думаем мы, это просто чудо.

Я замыкал шествие, то и дело вытирая слюнявый рот и пытаясь не выглядеть отбившимся от стаи заморышем с перешибленным крылом.

Светлые волосы Мэд метались под желтой вязаной шапкой и в белом зимнем свете походили на свежий ломтик лимона или бенгальский огонь. Мой несчастный, думающий сердцем мозг пенился мыслями о Мэд. Но не было ни малейшего шанса, что она смотрит на меня так же, как я смотрю на нее. Скорее всего, она смотрит на меня так же, как я смотрю на себя сам.

Я малый мальчик.

Я допил остывший кофе, и вот мы уже сходим с дороги к реке Хакенсак, где нам открылась небольшая пустошь. Табличка гласила, что тут находится историческое место высадки с моста. Много лет назад мы с классом ездили сюда на экскурсию. Это было место какого-то сражения во время Американской революции; то тут, то там были разбросаны старинные дома, охраняемые государством. Я оглянулся на наши следы в снегу и подумал о том, как тут все выглядело тогда, в прошлом, и как странно, что здесь произошла битва.