Джина Риппон - Гендерный мозг. Современная нейробиология развенчивает миф о женском мозге

• Название: Гендерный мозг. Современная нейробиология развенчивает миф о женском мозге
• Автор: Джина Риппон
• Жанр: Прочая научная литература
• ISBN: 978-5-04-101605-0

Веками женский мозг взвешивали, измеряли и находили ненужным. «Женщины ближе к детям и дикарям, чем к взрослому цивилизованному мужчине», – написал французский психолог Гюстав Лебон на рубеже XIX–XX веков. «Женский» мозг, часть несовершенной и хрупкой биологии, долго считали достаточным основанием, чтобы не допускать «слабый пол» к образованию, политике и науке. Нейробиолог Джина Риппон разрушает мифы о разнице «мужского» и «женского» и объясняет, почему это разделение отравляет жизнь не только женщин, но и мужчин.

---

Так закатилось солнце краниологии, но в очереди уже стояли многие другие желающие объяснить половые различия. Вскоре на основе краниологии появилась другая методика. Ее суть заключалась в проецировании расположения различных «областей черепа» на мозг (и снова, заметьте, без непосредственного измерения мозга). Теперь ученые перешли от картечи к шишкам и сосредоточились на поверхности черепа, исследуя выпячивания различного размера, чтобы получить доказательства, которые они считали отражением ландшафта заключенного в черепе мозга. Все это привело к появлению «науки» френологии, у истоков которой стоял немецкий психолог Франц Йозеф Галль.

Он заявил, что такие характеристики личности, как «доброжелательность», «предусмотрительность» и даже «способность производить детей», можно оценить на основании измерений соответствующих участков черепа человека20. Эта методика стала популярной благодаря немецкому врачу Иоганну Шпурцхайму, который сначала учился у Галля, а потом, после некоторых разногласий, начал собственную карьеру френолога21. Принципы этой системы заключались в том, что различный размер шишек на черепе отражал различную величину тех или иных «органов» мозга, а эти органы контролировали разные характеристики личности: воинственность, чадолюбие или осторожность. И снова, что совершенно неудивительно, более крупные шишки на мужских черепах аккуратно совпали с их наиболее выдающимися качествами.

Особую популярность френология приобрела в Соединенных Штатах. Там в некоторых кругах женщины сами с энтузиазмом приняли эти идеи. Возникло одно из первых, очень странных направлений самопомощи, где женщин побуждали «познать себя» на основании своего френологического профиля22. Одним из весьма неоднозначных результатов было заявление о том, что эта «наука» обеспечила «нам, женщинам» доказательство нашего низшего положения в иерархии – по сравнению с мужчинами, черепа которых были усыпаны другими шишками. «Нам, женщинам», следовало с облегчением признать свое место в сложившейся иерархии.

Постепенно, к середине девятнадцатого столетия, френология приобрела дурную репутацию, отчасти по причине ненадежности измерений и отсутствия систематической проверки ее теорий23. Но представление о том, что определенные психологические процессы можно связать с областями мозга, сохранилось, в некоторой степени благодаря появлению нейропсихологии, которая связала отдельные части мозга со специфическими аспектами поведения. Ученые начали изучать пациентов, пострадавших от серьезных травм тех или иных частей мозга, в надежде, что поведение этих пациентов «до и после» прольет свет на точные функции этих областей.

В середине девятнадцатого столетия французский врач Поль Брока установил связь между локализацией повреждения в левой лобной доле и речью24. Первый ключ Брока получил в результате посмертного исследования мозга пациента по имени Тан, названного так потому, что он больше ничего не мог сказать, хотя явно понимал речь. Та область, где обнаружилось повреждение, в левой части лобной доли, до сих пор называется «центром Брока».

Более существенное доказательство связи между мозгом и поведением было получено в результате зафиксированных изменений поведения некоего Финеаса Гейджа, американского железнодорожного рабочего. В 1848 году он закладывал динамит для взрыва скалы и утрамбовывал взрывчатку железным ломом. Динамит случайно сдетонировал, и лом вошел в череп Гейджа, пройдя через щеку и макушку, вырвав значительную часть лобной доли. Рабочего лечил и наблюдал врач Джон Харлоу, который потом описал свои наблюдения в двух статьях с информативными названиями: «Прохождение железного лома через голову» (1848) и «Восстановление после прохождения железного лома через голову» (1868)25. Описанные изменения поведения Гейджа – здравомыслящего и аккуратного человека до происшествия и угрюмого, импульсивного, и непредсказуемого после – интерпретировались так: лобные доли являются вместилищем «высшего интеллекта» и цивилизованного поведения. Лобные доли составляют примерно 30 % мозга человека и только 17 % у шимпанзе; это позволило предположить, что именно здесь находятся те высшие силы, которые делают нас людьми.

Далее на волне энтузиазма ученые стали строить карты мозга с точным указанием мест, где и что происходит в мозге, вместо определения когда и как. Ранние модели представляли мозг как набор специализированных частей, каждая из которых почти полностью отвечала за определенный навык. Таким образом, если вы хотели узнать, где «гнездился» тот или иной навык в мозге, вы обычно брали человека, который утратил этот навык после травмы головы. Пациенты Брока и Харлоу являются, пожалуй, самыми известными примерами. Частичная утрата речи у Тана и изменения личности Гейджа «помещали» эти аспекты человеческого поведения в лобные доли.

В поиске половых различий ученые подстраивали свои предположения о том, какие части мозга были самыми важными, к полученным данным о более крупных частях у мужчин, даже если это противоречило более ранним выводам. Например, в статье 1854 года говорится о том, что теменные доли женщин более выражены, чем у мужчин, чей мозг отличается более крупными лобными долями. На этом основании женщины получили родовое название «Homo parietalis», а мужчины – «Homo frontalis»26. Однако мода на определение теменных долей в качестве вместилища интеллекта быстро прошла. Неврологам пришлось «дать задний ход» и сообщить, что эти самые теменные доли у женщин были неправильно измерены и на самом деле у женщин более крупные лобные доли, чем ранее считалось27. Да, эту историю сложно назвать звездным часом научных исследований.

По мере приближения конца столетия заявления о низшей природе уступили место ссылкам на «комплементарную» природу альтернативных свойств женщин (как определяли, естественно, мужчины). Эта концепция происходила из философии восемнадцатого века и тех идей, которые оправдывали неодинаковое распределение прав граждан. Лонда Шибингер писала об этом так:

Начиная с этого момента женщины рассматривались не просто как низшие по сравнению с мужчинами, но как фундаментально отличающиеся и, следовательно, не сравнимые с мужчинами. Домашняя, заботливая женщина была просто «фоном» для публичного, рационального мужчины. А раз так, то, как полагали, у женщин есть своя роль в новом демократическом устройстве – роль матери и воспитательницы28.

«Комплементарная роль» предназначалась для женщин и обеспечивала их низшее положение (или, на самом деле, их отсутствие) в большинстве сфер влияния. Классическим примером стало горячее убеждение Жан-Жака Руссо в «одомашнивании» женщины, в ее слабой конституции и уникальных материнских качествах, которые делали ее неподходящей для любого обучения или политических занятий29. Эти взгляды отражаются в высказываниях других интеллектуалов, например антрополога Джеймса Мак-Григора Аллана, который в своем выступлении в Королевском Антропологическом обществе в 1869 году заявил:

По мыслительным способностям женщина совершенно не может сравниться с мужчиной. Но женщина компенсирована даром удивительной интуиции. Женщина (силой, схожей с полуразумом, с помощью которого животные избегают вредного и ищут то, что необходимо для их существования) мгновенно приходит к правильному мнению относительно предмета, который мужчина не может постичь иначе как в долгом и сложном процессе рассуждения30.

Помимо того, что женщина обладала лишь «животным полуразумом», ее низшая биология также оправдывала исключение из коридоров власти. Уязвимость, вызванная особенностями репродуктивной системы, подчеркивалась снова и снова. Мак-Григор Аллан, очевидно большой знаток менструаций, заявлял:

В такие периоды женщины не подходят для какого-либо серьезного умственного или физического труда. Они вялые и угнетенные, и это состояние делает их неспособными мыслить или действовать. Кажется весьма сомнительным, что их можно считать ответственными существами, пока длится кризис… Именно этой причиной может объясняться часто непоследовательное поведение женщин, их несдержанность, капризы и раздражительность… Представьте себе женщину, в такой момент обладающую властью подписывать смертный приговор сопернице или неверному любовнику!31

Поскольку было заявлено о непосредственной связи биологии и мозга, то перегрузка одного могла вызвать повреждение другого. В 1886 году Уильям Вайтерс Мур, в то время президент Британского Медицинского Общества, предупреждал об опасности чрезмерного образования женщин. Он утверждал, что так может пострадать женская репродуктивная система, женщины рискуют поддаться некоему заболеванию под названием «ученая анорексия», стать асексуальными и, следовательно, бесполезными для брака32. Хотя значение «выбора партнера», основы дарвиновской теории половой селективности, было не в моде, статус женщины в значительной степени определялся тем, за кем она была замужем. Поэтому сокращение шансов на брачном рынке было значительной угрозой социальному положению.