Михаил Орский - Исповедь русского гангстера. Хроники времен организованного бандитизма. Книга вторая

• Название: Исповедь русского гангстера. Хроники времен организованного бандитизма. Книга вторая
• Автор: Михаил Орский
• Жанр: Биографии
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-6041495-3-9

Вторая книга известного конфликтолога Михаила Орского также посвящена эпохе «лихих» 90-х. По разному сложились судьбы парней, начавших криминальную карьеру в крепких, сплоченных коллективах, наводивших свои порядки на окраинах и в центре столицы. Многие из них закончили жизненный путь, получив порцию свинца или загнувшись от туберкулеза в лагерных казематах. Иные, особо упертые, до сих пор на плаву. Они, с разной степенью успеха, передают эстафету новому поколению бандитов, для которых девяностые – это дата рождения. Но всех нас роднит одно – мы сохранили свою честь, верность дружбе и, главное, остались живы. Я наблюдаю, как постепенно меняется оценка тех сумасшедших лет. Наше общество начинает по другому смотреть на братву девяностых. Пришло время осмыслить эпоху организованного бандитизма. Ведь постепенно уходят в мир иной активные участники захватывающих событий тех лет Эта книга рассказывает о духовитых, сильных людях, с которыми довелось встречаться автору. Кто-то узнает в героях повествования «парня с соседнего двора». А кому-то будет просто интересно узнать о пассионариях девяностых, имевших мужество брать от жизни то, о чем их сверстникам приходилось только мечтать. Вам, бродягам девяностых, живым и мертвым, я посвящаю эту книгу.

---

Освоившись и правильно поставив себя с начальством, рецидивист начал приглашать в ФОК старых и новых приятелей. Фактически у Гриши появилось место, где он тихой сапой группировал вокруг себя людей. Чего большего и лучшего мог желать бродяга, откинувшийся несколько месяцев назад и одиннадцать долгих лет, проведший вне столицы?

Глава 4 Первый пошел…

Пальцы веером у Боди
Пальцы шифером на взлете
По базару ходит Бодя
Это Бодя на работе.

Спартак Арутюнян

Однажды Григорий вышел продышаться на балкон своей хаты на родной улице Дыбенко. На соседнем балконе маячил коротко стриженный, упитанный парень с круглым, заспанным лицом. Разговорились. Звали его Макс, и был он на десять лет моложе Уральского. (Каторжанину в то время исполнилось тридцать один). Сын соседей-алкоголиков Зинки и Мишки-сапожника. Типичный бесхозный гопник без руля и ветрил. В ответ на лагерные байки Уральского зачем-то рассказывал арестанту про то, как он мучил кошек. Грише это было отвратительно, но с кем-то надо было начинать движение. Кроме того, продуманный каторжанин рассчитывал найти возможных «стремяг»[48] среди каких-то друзей и знакомых своего нового соседа. Сначала Григорий приобщил парня к занятиям спортом. Пробежки, брусья, турник. Потом устроил его своим сменщиком в ФОК. Вот так возле Уральского появился первый бригадник. За дурацкую манеру по любому поводу надевать костюм, галстук и шляпу Макс получил погремуху[49] Дилектор. В таком виде он частенько с важностью разгуливал по площади у «Речного вокзала», вызывая хихиканье аборигенов района.

В дальнейшем расчеты Григория на приятелей Макса не оправдались. Попытались двоих подтянуть, но, не смотря на молодость, оба оказались уже законченными маргиналами. Когда только в двадцать лет успели поспиваться?

Макс в спорте не преуспевал. Тут сказалась наследственность. Про его мозги тем более говорить не приходилось. К тому же Дилектор был лентяем-лежебокой. Без тонуса, без огонька.

Но больше всего Гришу обломало его представление о будущем. Сознание Уральского определяла тюрьма. Свою бригаду он видел, как лагерную семью, где вместе живут, вместе ломают пайку хлеба. Григорий мечтал, что со временем вся братва построит себе дачи по соседству, что будут дружить их жены, дети пойдут в одну школу. А тут Дилектор ему заявил: «Мечтаю денег заработать и в Штаты свалить».

– Не наш человек, – огорчился каторжанин.

Справедливости ради стоит заметить, что дружить с женами рецидивиста было нелегко. Дело в том, что впоследствии он их постоянно менял.

Первый призыв бригады Уральского. 1993 год.

Шпрот, Родня, Дилектор

Через год Дилектора завербовал по случаю хитрый опер из РУОПа Славка Климашев. Макс тихонько подстукивал, стараясь не причинять особого вреда коллективу, но все тайное рано или поздно становиться явным. Сами мусора его и сдали. Рука на стукача в бригаде ни у кого не поднялась. Просто выгнали и быстро забыли этого никчемного персонажа. Ко времени разоблачения Макса в бригаде его давно оттеснили на вторые роли более активные и способные бандюки.

В недалеком будущем больше сотни парней в коллективе Гриши Уральского попытаются проявить себя в движении и заработать на хлеб насущный. Кто-то придет на года, кто-то на недели. Десятки имен авторитет даже не запомнил. Но Макс был первым, и от этого факта никуда не деться.

Около года продолжалась лафа Уральского в ФОКе. Но всему рано или поздно приходит конец. В том числе и его беззаботному существованию в Кунцево. Дело в том, что по ночам в сауне комплекса частенько зависали чехи. Чаще всего приезжал Иса по кличке Таракан. Нормальные московские вайнахи. Абсолютно не религиозные. Пили водку, таскали проституток. Им полюбился лагерный «купчик»[50] каторжанина, Григорий, бывало, играл с ними в футбол. То есть установился некий паритет. Но преступника в присутствии горцев не покидало внутреннее напряжение. Не нравились они Уральскому. Как-то ночью чехи пьяные открыли пальбу по стенам сауны. Гриша не работал в эту смену. Макс, бедолага хапнул горя, Гриша сразу прокабалил[51]: «А если бы в мою? И что бы я смог сделать?».

– Ничего. И такой расклад был для него унизительным.

Короче, чуйка подсказала арестанту: не стоит без нужды искушать Госпожу Фортуну. Гриша счел этот инцидент знаком свыше. К тому же в это время у него уже появились иные более или менее постоянные источники дохода. И Уральский ушел на вольные хлеба, оставив за спиной рыдающих аэробных дам и сожалеющее начальство.

Глава 5 Балтийский блицкриг

Солнце нечастое, сосенки славные
Небо беззвездное и холода
Даль неоглядная, утро туманное
Балтика в сердце моем навсегда.

Татьяна Алхимова

Осенью 1991 года освободился Бубль[52]. Гриша поехал его встречать, но позорно перепутал день.

– Так Олег вчера освободился, Гриш! – кричал с крыши барака бузулуцкий Кот[53].

Уральский с кентом Вилли[54], не солоно нахлебавшись, вернулись в Новотроицк, где отметили освобождение Бубля без Бубля.

Олег не серчал на Гришину рассеянность. Через два дня они встретились и по-братски обнялись на Казанском вокзале Москвы.

Сначала каторжане ударно проверили крепость запоров московских обывателей, потом решили совершить криминальный вояж в Прибалтику. Еще в восьмидесятые годы Уральский планировал поселиться в уютном тихом Светлогорске (бывший немецкий Раушен) и оттуда выезжать на "гастроли" в Ригу, Вильнюс, Ленинград. Менты в советское время работали сугубо территориально. Если это было не серьезное преступление, типа убийства, то достаточно было выехать за пределы области, и тебя никто не искал. Квартирные кражи таковыми серьезными не считались. В те далекие, застойные годы трудиться по «слесарной части»[55] было значительно легче и выгоднее, чем сейчас. Во-первых, не было железных дверей, хитроумных запоров и камер видеонаблюдения. Не было также охраны в подъездах.

Во-вторых, в эпоху тотального дефицита продать можно было все, что угодно. Одежду, косметику, телевизоры, магнитофоны, сервизы… только давай. Ведь магазинные полки были абсолютно пусты. К чести «самой читающей страны в мире» моментально разбирали книги. Особым спросом пользовались альбомы живописи.

А сейчас имеет смысл брать только деньги и драгоценности. Да и те возьмут лишь за полцены. Квартирные кражи больше не актуальны. Ныне это удел немногих виртуозов-профессионалов высшей пробы, которые идут на хату по «наколке» и точно знают, что в доме заныканы денежки.

Через несколько лет, в середине девяностых у Гриши на рамсе с грузинским Вором произошел следующий диалог:

– Это здесь на воле вы на равных, – Вор кивнул в сторону своего товарища-крадуна, а в камере Люди всегда отдадут ему предпочтение.

– Уважаемый, – с усмешкой ответил Уральский Вору. – У меня квартирных краж больше, чем волос на голове. Причем таких, о которых газеты писали и в телевизоре говорили. Все судимости у меня за хаты. Только зачем мне сейчас куда-то лезть, усираться, если коммерсанты сами принесут все, что мне надо?

Старым каторжанам всегда есть, что вспомнить. Трактир «Бутырка», 2014 год. Автор с Бублем

Перед освобождением, под влиянием прочитанных в газетах криминальных сводок, у Гриши сложилось мнение, что в Москве уже все поделено и за куском хлеба с маслом надо ехать в провинцию. Оренбурга ему с лихвой хватило, да и знали столичного крадуна уральские менты, как облупленного. Выбор преступника пал на Калининград, бывший немецкий Кенигсберг, столицу Восточной Пруссии. Город во всех отношениях сладкий. Крупнейший морской порт, значит морячки с валютой и товарами на продажу. Балтийское море и его курортная жемчужина Светлогорск, бывший Раушен. Можно было совместить приятное с полезным.

Кое-как Уральский сколотил гоп-компанию. Вместе с ним на покорение балтийского края отправились Бубль, подельник по первому сроку Ваня, его приятель, старый уголовник Лысый, громила с района по кличке Миша Маленький и, естественно, Гриша взял обкатать в деле Макса Дилектора. Кенты-лагерники собирались «ломать»[56]. Ваня с Лысым трудится по «слесарной части». Миша с Максом на подхвате. Макс, дебил, отстал от поезда в Вильнюсе, когда побежал за пирожками. Дождались его на вокзале в Кенигсберге. Тогда он и получил от балагура-рецидивиста Лысого погоняло Дилектор.

Сняли две квартиры рядышком, по три человека в каждой. И там Уральский впервые увидел, что такое алкоголизм. Кроме Бубля, он подселил к себе Мишу Маленького, чтобы поближе познакомиться. Думал, перспективный малый. Огромный рост, сумрачный лик. И вот в первую же ночь Гриша услышал непонятное булканье. Зажег свет. Этот жалкий тип, внешне такой грозный, хлебал из горла под одеялом какую-то дрянь на спирту. Оказался хроническим алкоголиком. В двадцать пять лет! Каторжанин умел быть жестким и тут же отправил колдыря[57] восвояси. У Лысого с Ваней и Максом не заладилось по части хат, через два-три дня они тоже уехали.