Рената Вельш - Супчик от всех бед

• Название: Супчик от всех бед
• Автор: Рената Вельш
• Жанр: Зарубежные детские книги
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-00083-710-8

Мама работает. С утра до ночи. Но всё равно десятилетняя Юлия не может ни на праздник спортивный поехать в соседний город, ни подарок достойный на день рождения однокласснице купить, потому что денег вечно не хватает. Да и дружба ни с кем не складывается – ну а как дружить, если ты ни в кафе после уроков посидеть не можешь, ни в интернете пообщаться? Дома нет даже ноутбука! Однажды в классе появляется Лейла, в ее жизни тоже много сложностей – она и немецкий толком не знает, записывает незнакомые слова в маленькую книжечку. Но Лейла улыбается и не унывает, и почему-то Юлии становится с ней очень легко, а языковой барьер, вопреки всему, помогает объяснить то, для чего нужные слова никак не находились. И тогда вдруг оказывается, что ее слышат и что поддержка не измеряется купюрами и монетами. А дружба не заводится в чатах и кафе. Она возникает постепенно – из общих тренировок и объяснений простейших вещей, из душевных разговоров и вовремя пойманного взгляда. А иногда – даже из сваренного бабушкой супчика. Он лучше всяких слов дарит любовь и заботу. Австрийская писательница Рената Вельш (родилась в 1937 году) считается классиком современной детской литературы. Она получила множество престижных наград, в том числе Немецкую молодежную литературную премию и – многократно – Австрийскую государственную премию по детской и юношеской литературе. И это понятно. Похоже, Рената Вельш знает о детях всё, и даже больше того – знает всё о мамах и бабушках, которые в «Супчике от всех бед» ничуть не менее важны, чем младшие герои. Роман получился лёгким и вдохновляющим – и кому-то из читателей среднего и старшего школьного возраста он наверняка раскроет несколько бесценных жизненных истин.

---

Бабушка, опершись на подлокотники кресла, встала.

– По крайней мере, красить ногти нам в голову не приходило.

Она двинулась к двери, уже у порога достала кошелек и положила бумажку в десять евро на полку под зеркалом.

– Это тебе за телефон заплатить.

Наверное, калитка во дворе закрылась за бабушкиной спиной прежде, чем мама сказала спасибо. Почему им вечно нужно ссориться?

Вообще-то легче было это переносить, когда они прямо упрекали друг друга. Чем мама виновата в том, что бабушка всю жизнь много и тяжело работала? С другой стороны, мама почему-то сразу выходит из себя, стоит бабушке начать рассказывать, как она в день стирки вставала в три часа утра, разжигала огонь под большим котлом в подвале, как в кровь стирала руки о стиральную доску, как полоскала в ледяной воде и как тяжело было затаскивать корзину с мокрым бельем на чердак, чтобы там всё развесить.

– У других в нашей деревне тогда уже были стиральные машины, но мы о такой роскоши и мечтать не могли, – говорила бабушка. Юлия представляла себе, как бабушка в клубах плывущего по подвалу пара мешает содержимое котла огромной деревянной ложкой. – Взять все простыни, которые я в жизни перестирала, – дважды вокруг Земли обернуть хватит, – любила повторять бабушка. То же можно было сказать и о приготовленных ею клецках, израсходованных клубках шерсти и начищенных ботинках. Юлия, когда была маленькой, представляла себе, как бабушка оборачивает Землю простынями, обматывает шерстяными нитками, раскладывает рядочком клецки и расставляет ботинки. Бабушка представлялась ей большой, а мир – маленьким, и всё в нем было в порядке. Маму каждая бабушкина история колола острой шпилькой, словно это она была виновата во всех ее мытарствах. Но если бабушка пару дней не появлялась, мама начинала беспокоиться, то и дело вертела в руках телефон, но всё-таки не звонила. Странные они – обе.

Мама снова сидела перед телевизором и пристально вглядывалась в темный экран. Юлия взяла пульт у нее из рук и не глядя нажала на кнопку.

Над свалкой поднимается желтоватый дым, босоногие дети шныряют вокруг, собирают пластик. За забором кто-то поставил пару жердей и сделал навес из заплатанного брезента – это школа.

– Потрясающе, – сказала мама и отвернулась. – Им стоит прилежно учиться, тогда они смогут читать, что написано на пакетах.

– Может, тогда у них будет работа получше, – отозвалась Юлия.

Мама засмеялась. Смех ее звучал невесело.

* * *

Проснулась Юлия с каким-то смутным и неприятным ощущением в животе, но только уже по дороге в школу сообразила, откуда оно взялось. Сегодня опять чертов день рождения! Иде исполняется десять. Она, конечно, принесет потрясающий торт, испеченный собственноручно ее мамой и мастерски, словно опытным кондитером, украшенный – наверняка марципановой гитарой: Ида пару недель назад победила в музыкальном конкурсе. Все будут пищать от восхищения, учительница сфотографирует торт с десятью лучшими подружками Иды вокруг, а на всех переменах только и разговоров будет, что о предстоящем празднике. В первом классе Юлию на дни рождения еще приглашали, теперь, понятное дело, больше нет. Всё просто: кто приглашает сам, того и другие приглашают. Конечно, некоторые зовут весь класс, ну почти весь, но дни рождения Иды – это всегда что-то особенное.

Например, в прошлом году Ида со своими гостями ходила в цирк, а потом они пили сок вместе с клоуном, и он учил их жонглировать. А на следующий день всем – и кто хотел, и кто нет – показывали фотографии и в мельчайших подробностях рассказывали, как всё было. А какое Юлии дело, пили они свежевыжатый гранатовый сок или неосветленный грушевый и сильно ли удивлялся клоун ловкости Иды? У нее ведь с первого раза получилось жонглировать тремя шариками! На следующий день в школе Ида со скромной улыбкой демонстрировала свое новое умение.

«Мне всё равно туда не хочется, – говорила себе Юлия. – Ида будет один за другим распаковывать подарки у всех на глазах, а гости будут стоять вокруг, хлопать, ахать и охать. Было бы чему удивляться! Даже хорошо, что я туда не иду. Мне все эти дни рождения даром не нужны. И одноклассники – тоже».

На торте действительно красовалась гитара, только на этот раз не вылепленная Идиной мамой, а в виде фотографии на тонкой марципановой пластинке: Ида в красном платье, в котором она выступала на конкурсе. Юлия быстро взглянула на всё это и стала ощипывать сухие листочки с папоротника на подоконнике.

– Я бы и тебя с радостью пригласила, – сказала ей Ида в гардеробе, – но, к сожалению, всех позвать нельзя.

– Понятное дело.

– Ты не обижаешься?

– Я? Нет, конечно! Я бы сегодня всё равно не смогла пойти.

– Мы в оперу идем, – Ида сделала рукой жест, как будто собиралась дирижировать оркестром.

– Я оперу не очень-то люблю, – сообщила Юлия.

Зависть – грех. Даже смертный. Впрочем, ложь – тоже. «Помилуй, Боже, я крал, и врал, и даже кошку за хвост хватал». Откуда всплыла эта чушь? Впрочем, всё равно.

По дороге домой она нашла монетку в десять центов. Отлично! Дальше Юлия шла, внимательно смотря под ноги, но больше монеток не было – только противные окурки и мятые бумажные стаканчики.

Дверь у фрау Крониг была приоткрыта.

– Юлия, это ты там? – послышалось из квартиры. – У меня сегодня суп-гуляш!

Это Юлия и так уже поняла по запаху.

Фрау Крониг взяла ее за руку и потянула за собой на кухню.

– Куртку можешь положить на угольный ящик.

В этом ящике уже давно не было ни крупинки угля. Снаружи он был обклеен газетами, а внутри лежали полиэтиленовые пакеты, пустые банки из-под варенья, смотанные в клубочки остатки бечевки и шпагата, тоненькие резинки в баночке от крема, уже использованная подарочная бумага, несколько обувных коробок с маленькими и совсем крошечными коробочками, сапожными щетками и кремами, стопка чистых глаженых тряпочек и ящик с инструментами покойного мужа фрау Крониг.

– Ты просто не представляешь, сколько можно сэкономить, если ничего не выкидывать, – часто говорила фрау Крониг. – Но нужно, конечно, держать всё добро в порядке, иначе, когда надо, ничего не найдешь, а когда не надо, будешь вечно спотыкаться.

На стене над угольным ящиком висел белоснежный платок, на котором вышитая синими нитками парочка голландцев в деревянных башмаках танцевала перед мельницей.

Фрау Крониг налила две тарелки супа и села напротив Юлии. От еды шел приятный аромат. В кухне было тепло. Из клетки на серванте раздавался трескучий голос волнистого попугайчика:

– Ханси хор-р-роший, Ханси хор-р-роший, кр-р-расавец!

– Вот мы доедим, и я тебя выпущу полетать, – сказала фрау Крониг. – Твоих приправ нам в супе не нужно – там и так перца достаточно.

– Ханси хор-р-роший!

– Как насчет блинчика на десерт? – предложила фрау Крониг, когда с супом было покончено.

Вообще-то Юлия уже наелась, но блинчики у фрау Крониг были такие тоненькие, такие золотистые, с такими симпатичными коричневыми пятнышками, с начинкой из лучшего абрикосового варенья в Вене – короче говоря, совершенно чудесные. Врач запретил фрау Крониг есть сладкое и жирное. Но она всегда говорила, что ее утешает, когда сладкие блюда можно хотя бы понюхать.

Конечно, на тарелке у Юлии оказался не один, а два блинчика, и Ханси стал носиться по клетке, замахал крыльями и закричал.

– Ты прекрасно знаешь, что сладкое для тебя – яд, – сказала фрау Крониг и погрозила попугайчику пальцем.

– Ханси хор-р-роший!

– Ну, конечно, самый лучший на свете!

Как только Юлия отправила в рот последний кусочек, фрау Крониг открыла клетку. Ханси вылетел пулей, опустился на тарелку и тут же недовольно заверещал.

– Не повезло, дружочек!

Ханси перелетел на голову хозяйке и принялся вытаскивать прядки из ее завязанных в узел волос.

– Сейчас запру тебя обратно, – пригрозила фрау Крониг, а потом поинтересовалась, как у Юлии прошел день в школе. Ей можно было об этом спрашивать: она действительно слушала и не начинала тут же давать советы. Юлии нравилось, когда фрау Крониг рассказывала что-нибудь о своих школьных годах. Например, о том, что в деревне, где она выросла, в последний год войны и несколько лет после ее окончания каждый ученик должен был приносить в школу полено.

– Лесник разрешил нам с братьями и сестрами собирать в лесу валежник. Он, конечно, был весь сырой и в печке ужасно дымил, поэтому от нас всегда пахло так, будто мы из коптильни вышли. Дед говорил, что, стоит нам войти в комнату, у него сразу просыпается аппетит, и мой маленький брат начинал ужасно верещать, думая, что дед хочет его съесть. А наш дед был добрейшей души человек, он даже чай всегда пил без сахара – всё сладкое нам отдавал. «Открой рот, закрой глаза», – говорил он и сыпал мне сахар на язык. Бабушка всегда на это ругалась, говорила, что он нас слишком балует. Мы жевали семена травки, кукушкиных слезок, и высасывали сок из цветков клевера, но есть от этого меньше не хотелось. Тогда все голодные ходили, ну или почти все – есть ведь и такие, кто всегда устроится. А сегодня вон, хорошие продукты люди выбрасывают – это настоящий грех.