Татьяна Степанова - Умру вместе с тобой

• Название: Умру вместе с тобой
• Автор: Татьяна Степанова
• Жанр: Полицейские детективы
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-104615-6

Расследование нового запутанного и сложного дела приводит криминального обозревателя Пресс-центра ГУВД Екатерину Петровскую и ее друга Сергея Мещерского в музей Востока. Именно там работала Афия Бадьянова-Асанте, обнаруженная убитой на берегу озера. А за день до этого с моста прямо под колеса поезда прыгнула Алла Полозова. Правда, машинист утверждает, что никакого самоубийства не было, а женщину на пути толкнула неведомая сила. Эти два таких непохожих, казалось бы, дела сплетаются в одно, жертвы в котором растут с геометрической прогрессией. Все ниточки ведут в музей Востока, где проходит выставка африканского искусства. А главный экспонат – Черная голова из эбенового дерева с настоящими человеческими зубами – словно требует все новых и новых смертей…

---

Миронов провел Катю прямо к экспертам. И она увидела тело. Женщина лежала ничком. Она была одета просто, по-дачному: куртка, вытертые серые джинсы, старые кроссовки Nike. Катя еще не видела ее лица. Но ее поразили волосы женщины – густые, черные как смоль, блестящие. Одежда и волосы перепачканы глиной.

И вот эксперт осторожно повернул ее на бок.

– Афия Кофи Бадьянова-Асанте, – сказал Владимир Миронов. – Это ее имя. Ее вещи нашли в доме, сумку. Там права. Она приехала на своей машине.

Афия Кофи Бадьянова-Асанте…

Женщина была темнокожей. Ее лицо с тонкими точеными чертами поражало породистой красотой. Такой неповторимой особенной красотой обладают только женщины Африки.

– Она иностранка? – спросила Катя.

– Нет. Она не иностранка. Она гражданка России, хозяйка дачи. Ее знакомая, которая обнаружила тело, сказала нам, что ее отец был из Ганы, учился у нас здесь. А мать русская. Она давно построила эту дачу здесь, в научном кооперативе.

Афия Кофи выглядела лет на тридцать восемь. Катя не заметила крови ни на ее одежде, ни на лице.

– Дождь всю ночь лил. Дождь все смыл. – Миронов словно угадал ее мысли. – И кровь, и следы. Если таковые были. У нее черепно-мозговая травма. Ее ударили по голове чем-то тяжелым.

– И удар нанесли, когда тело было в положении лежа, – откликнулся эксперт, который надевал на кисти трупа пластиковые пакеты. – Очень сильный удар. Второго не потребовалось. Ей раскололи череп.

Катя тоже смотрела на руки убитой – темные тонкие пальцы и ногти, покрытые розовым прозрачным лаком. Идеальный маникюр. Но под ногтями – глина. Женщина царапала землю в агонии.

– Других повреждений вроде нет, – констатировал патологоанатом. – Но она же одета. Конкретно скажем уже при вскрытии. Ну все, мы забираем тело. Увозим.

Это он сказал не Миронову, а следователю. Катя, чье внимание было целиком поглощено ужасным зрелищем, лишь сейчас отвлеклась и увидела всех: и того же следователя, и сотрудников Солнечногорского УВД, и местное начальство. Миронов как раз подошел к начальнику УВД, тот что-то тихо ему приказывал. Миронов кивнул. Затем он повернул назад, оглянулся и кивнул незаметно Кате.

Тело Афии Кофи Бадьяновой-Асанте осторожно подняли, положили сначала на брезент, потом начали паковать в черный пластиковый мешок. Понесли от берега на руках – «Скорая» не могла сюда проехать, не увязнув в глине.

– Вы сейчас куда? – тихо спросила Катя, нагоняя Миронова, который явно звал ее с собой.

– Допрошу детально нашу единственную свидетельницу, ту, что тело нашла. Она ее приятельница давняя. Некая Журавлева Полина. С ней была истерика, когда мы приехали. Она так кричала. Все порывалась куда-то бежать, сводить с кем-то какие-то счеты.

– Какие счеты?

– Она утверждает, что знает, кто убил Афию. – Миронов повернул к даче за высоким синим забором.

Глава 7 Обвинение

Полина Журавлева поразила Катю своим видом. Ровесница Афии, она сейчас выглядела постаревшей лет на десять, нет… на тысячу лет. Растрепанные темные волосы, опухшее от слез лицо. Воплощение безграничного отчаяния и боли.

Она стояла в проеме калитки, распахнутой настежь, и словно ждала их. И этот проем калитки маленькой старой уютной подмосковной дачи, скрывающейся среди золотых кленов, яблонь и пламенеющих рябин, зиял, словно открытая рана.

– Я к нему ходила. Его нет. След простыл. Все заперто, – известила она их громко. – Но он был здесь вчера.

– Я же просил вас этого не делать, Полина, – сказал Владимир Миронов.

– Я не могу сидеть сложа руки, когда ее убили. Чего вы опять явились ко мне? Почему вы не ищете его? Не объявите его в розыск?

– Мне нужны от вас дополнительные сведения о вашей близкой подруге. – Миронов подошел к ней вплотную.

Катя держалась позади и пока не вмешивалась. Облик Журавлевой, внешне самой обычной молодой женщины, слегка полноватой, явно интеллигентной, ухоженной, не чурающейся моды (об этом говорила ее стильная спортивная одежда хороших марок), сейчас внушал тревогу. Угрозу. В мягких чертах ее округлого лица, женственного и миловидного, вместе с безысходностью, отчаянием и великой, почти физической болью читалась маниакальная решимость. На какие поступки?

– Пожалуйста, вам надо успокоиться. Ваши показания для нас чрезвычайно важны. Мы без них не можем двигаться дальше. А нам это необходимо. Вы понимаете?

– Да.

– Может, мы пройдем на участок и присядем?

– Нет. Разговаривайте здесь. Я должна оставаться тут.

Катя оглянулась – лесное озеро отсюда, от дачи Журавлевой, не разглядеть. Но зато видна проселочная дорога среди сосен. И поворот.

Она в своей калитке, как часовой. Чего она ждет?

— Как давно вы были знакомы с Афией? – спросил осторожно Миронов.

– Со школы. Мы вместе учились.

– А ваши матери, как вы сказали мне в прошлый раз…

– Они обе преподавали в Университете дружбы народов. В Лумумбе. Моя мама – русский язык для иностранцев. А Евгения Матвеевна, мама Афии – историю Африки и этнографию.

Журавлева отвечала четко, как автомат. И глядела не на них – мимо.

– И вы сейчас тоже преподаете в Университете дружбы народов?

– Да. Я преподаю в РУДН на подготовительном факультете филологию.

– А она где работала?

– Она искусствовед. Куратор в Музее Востока.

Катя вздрогнула. Как странно… Владимир Миронов объявился спустя столь долгое время, прошедшее с того памятного дела. И вот снова музей забрезжил. Совпадение ли это? Или наше с ним новое дело полно таких вот «странностей» и это совсем не случайно?

– Вы приехали на дачу сегодня утром? Вы договаривались с Афией? Вы знали, что она тоже на даче?

– Мы созванивались. У меня в субботу занятия. Она была свободна в выходные. Я, как приехала, сразу пошла к ней. А калитка открыта. И я решила, что она у озера на нашей скамейке. Так тихо, безлюдно по утрам. Слышно, как листья на воду падают.

– Но Афия приехала вчера. И, судя по всему, она пошла к озеру вечером где-то после восьми. Она и раньше так делала?

– Да. Она часто сидела там одна вечерами. Смотрела на луну. Как луна отражается в темной воде. Она сочиняла.

– Сочиняла? Что?

– Песни… или стихи… нет, это песни. Там всегда мелодия. На языке ашанти. Это ее второй родной язык, помимо русского. К народу ашанти принадлежал ее отец. И она научилась говорить на этом языке. У них поэтическая традиция… песни, гимны луне. Это так красиво. Полная импровизация. Ну, как рэгги Боба Марли. Очень разное и очень схожее одновременно.

– Ваши родители… их уже нет с вами? – спросила Катя.

– Тетя Женя умерла пять лет назад. Она Афию родила уже зрелой, после сорока. Отец Афии учился на медицинском факультете. Он должен был вернуться в Гану. Это бывший Золотой Берег. Он был племянником члена парламента и собирался реформировать систему здравоохранения. Тетя Женя не могла с ним поехать. Она была ученой, она всю себя отдавала университету. Они расстались. Отец Афии умер три года назад в Гане – они помогали Гвинее во время той страшной эпидемии… Эбола. Моя мама тоже умерла. Мы с Афией остались вдвоем. Она была мне сестрой.

– И каково иметь такую сестру? – снова спросила Катя.

– Это счастье. – Журавлева глянула на нее. – Это целый мир. Знаете, она сама все в себе искала – где одна ее половина, где другая. Она ведь была такой… ну, пекла блины на Масленицу. Такая мастерица! Таскала меня по всему Золотому кольцу. Зимой бегала на лыжах. Любила винегрет и селедку под шубой. А потом вдруг садилась и пела, что сочинила… луна, что смотрит на нас из воды, и лик ее светел, а кожа темна… Афия была особенной. Я всегда это знала. И он это знал. Это его к ней и привлекало. Распаляло его похоть.

– У Афии был мужчина? Мы сейчас не о нем говорим… О ком-то другом? – спросил Миронов.

– Время от времени бывали. Но не так все просто с этим такой женщине, как она. Здесь.

– Что вы хотите этим сказать?

– А то, что есть на самом деле. О чем стыдливо предпочитают умалчивать. О чем не говорят. Знаете, как на нее порой смотрели на улицах, в метро? Словно на чудного невиданного зверя. И все из-за ее внешности. Из-за ее темной кожи. И это при том, что африканцы, вообще темнокожие – они привычны и любимы – в кино, в музыке, на телеэкранах, в спорте. Но только не в быту. Бытовой расизм – вот что я имею в виду. – Журавлева повысила голос. – Только не говорите, что вы не знаете о таком явлении нашей жизни. Бытовой расизм. В метро – она мне говорила с усмешкой горькой – мужик в летах сразу встал, когда она села с ним рядом. И в магазинах во время шопинга порой она сталкивалась с тем, что продавщицы сначала говорили с ней как с иностранкой, а потом, когда узнавали, что она русская… только вот такая русская, с темной кожей, шептали за ее спиной «нарожали черт знает от кого». Это ее сопровождало всю жизнь со школы. Да что я не помню – в наше «счастливое советское детство» при совке тоже все так вот лгали, приукрашали, а за спиной шипели грязные расистские анекдоты про «отвалившийся хвост». Я дралась за нее тогда, в школе, когда только слышала такое в ее адрес. А сейчас как с этим бороться? Вон фильм сняли «Щелкунчик», где принца играет темнокожий актер. Так вал комментариев расистских в соцсетях от нашего великодушного доброго народа: мол, что это? Мол, хорошо, Гофман не дожил до такого позора, как «черный Щелкунчик». Когда такие откровенно расистские, фашистские комменты про «черного Щелкунчика», никто не возмущается из поборников скреп и духовности! Никто не осуждает. Стараются не замечать. Афия жила со всем этим. И сталкивалась постоянно. И это стало причиной ее смерти.