Рафел Надал - Проклятие семьи Пальмизано

• Название: Проклятие семьи Пальмизано
• Автор: Рафел Надал
• Жанр: Современная зарубежная литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-86471-824-7

На жаркой пыльной площади деревушки в Апулии есть два памятника: один – в честь погибших в Первой мировой войне и другой – в честь погибших во Второй мировой. На первом сплошь фамилия Пальмизано, а на втором – сплошь фамилия Конвертини. 44 человека из двух семей, и все мертвы… В деревушке, затерянной меж оливковых рощ и виноградников Южной Италии, родились мальчик и девочка. Только-только закончилась Первая мировая. Отцы детей погибли. Но в семье Витантонио погиб не только его отец, погибли все мужчины. И родившийся мальчик – последний в роду. Дети растут, война постепенно забывается, уходит в прошлое, но не для всех. Мать Витантонио одержима стремлением защитить сына, уберечь его от проклятия смерти, которое, кажется, нависает над семьей. И ради сына она лжет. Ее ложь свяжет Витантонио и Джованну, родившуюся с ним в один день. А на горизонте уже собираются тучи новой войны, которая грозит разлучить их. Огромный международный бестселлер, потрясающая и душераздирающая история о судьбе крошечной деревни на вершине холма в Италии во время двух мировых войн.

---

– Отец Феличе, господин Маурицио и госпожа Анджела присутствовали, когда я в последний раз зачитывал Франческе завещание, и по воле умирающей подписали его как свидетели. Все мы согласны, что распоряжения справедливы. Также согласие со всеми положениями документа выражают Анджело, Маттео, Марко, Лука и Джованни, которые подпишут соответствующее приложение, а госпожа Анджела уполномочена подписать его за свою дочь Маргериту. Оливковые рощи возле Мартина-Франки, которые бедняга Антонио получил перед своей гибелью на фронте при Пьяве, возвращаются в собственность семьи Конвертини…

Доната уже не слушала нотариуса. Ее сын, Витантонио, останется с ней, да к тому же у нее будет дочь, Джованна! Остальное было неважно, и она не обращала внимания на объяснения нотариуса, которые заняли еще больше часа. Она не слышала шума отодвигаемых кресел, когда все Конвертини встали, не слышала, как они прощаются с нотариусом, не видела, как кивают ей, выходя. Наконец голос нотариуса Фини вернул ее к реальности:

– Пойдем посмотрим, что поделывает на кухне эта парочка, но прежде вытрите слезы.

– Не могу поверить! – воскликнула Доната, схватив его руки и целуя их.

Польщенный нотариус не торопился останавливать ее и прибавил:

– Мне и самому не верится, Доната… Никак не могу поверить. Но Франческа уперлась и переспорила всю семью. Понятно, что предложение подарить братьям большие рощи и поместья в Мартина-Франке тоже наверняка повлияло…

– Забудьте про рощи, господин Фини. Главное – дети. Я думала, они хотят забрать их у меня.

– Единственная, кто пыталась побороться за них, – это госпожа Анджела. Она сделала все возможное, чтобы переубедить Франческу, говорила, что дети принадлежат семье, а не подруге, с которой у них практически нет кровной связи. В последний день Франческа послала за ней и они говорили больше двух часов, потом позвали отца Феличе, который также полагал, что вырывать детей из семьи – ошибка. Когда наконец пригласили меня, у бедной Франчески уже совсем не оставалось сил. Однако она слезно попросила меня немедленно составить касавшиеся детей положения и присовокупить их к завещанию, которое она продиктовала накануне вечером. Затем она потребовала, чтобы пришел мэр и чтобы все подписали завещание, прежде чем выйти из комнаты.

Нотариус замолчал. Что-то интриговало его, но он не знал, как начать. Потом собрался с духом и продолжил:

– Не знаю, что Франческа ей сказала, но в итоге синьора Анджела сама убедила мэра и отца Феличе подписать документ. Она сказала, что это необходимо, чтобы никто ни в семье, ни в деревне никогда не поставил под сомнение законность завещания, особенно в той его части, которая касается опеки над Джованной и Витантонио. Это было вечером накануне смерти несчастной… Не знаю, станет ли когда-нибудь известно, что именно было сказано в комнате умирающей до того, как пришли мы с мэром!

Доната очень хорошо представляла себе, что было сказано. Она вспомнила кузину и улыбнулась. Нотариус украдкой взглянул на нее.

– Может быть, однажды я пойму, что там произошло, – сказал он, словно размышляя вслух и ни к кому не обращаясь.

Доната пожала плечами.

– Кстати, – вспомнил он вдруг и на сей раз внимательно посмотрел на Донату, снова назвав ее на «ты», – прежде чем согласиться, синьора Анджела настояла на включении в завещание еще двух положений, которые ты обязана выполнять. Каждое воскресенье ты должна водить двойняшек на обед в палаццо Конвертини, а когда придет время выбирать, где им учиться, решать будет бабушка. И тебе придется согласиться.

Доната не ответила. Что могла она сказать, если сама в детстве едва научилась читать и писать, так что сейчас ей приходилось учиться заново? Ведь когда она еще жила в Матере и только начала встречаться с Пальмизано из Беллоротондо, она и мечтать не смела, что ее дети смогут получить образование; там, где она росла, детей рожали затем, чтобы они помогали родителям возделывать землю.

На кухне Витантонио и Джованна, смеясь, ели печенье. И Доната сочла, что дополнительные условия синьоры Анджелы – ничтожно малая цена за счастье обладать сокровищем, которое ей поручила Франческа.

Хлеб мертвых

Первый год прошел очень быстро, и по мере того как приближалась годовщина смерти Франчески, Доната скучала по ней все сильнее. Накануне Дня поминовения усопших она зажгла по свече на каждом окне, а после ужина не стала убирать со стола – на случай, если умершие родственники будут верны традиции и навестят их.

– Ничего не говорите бабушке, – предупредила Доната помогавших ей детей. – Она в этом ничего не понимает.

И с тех пор каждый год в День всех святых они запирались на кухне и готовили на следующий день, День поминовения усопших, большую миску грано деи морти[13] – вареной пшеницы с вываренным винным суслом винкотто, зернами граната, орехами, сахаром и корицей. Затем они зажигали в окнах белые свечи, что очень нравилось деревенским жителям, потому что освещенный таким образом задний фасад дома придавал площади Санта-Анна праздничный вид. Однако про стол, накрываемый для мертвых, они никому не рассказывали, чтобы не вызвать неудовольствия бабушки – та охотно отмечала религиозные праздники, но не доверяла народным традициям, считая их язычеством и суеверием. Да и Доната в них не верила. Собственно, она исполняла обычаи не из каких бы то ни было религиозных убеждений, а потому что ей хотелось чувствовать связь со своими предками.

Со второго этажа дома в той его части, что выходила на площадь и церковь Святой Анны, открывался прекрасный вид на кипарисовую аллею, ведущую на кладбище Беллоротондо. Стоя у окна на кухне, Доната ежеминутно думала о Франческе, но никак не могла набраться мужества сходить на могилу двоюродной сестры. Она предпочитала вспоминать ее живой, строящей рожицы с хитрым видом и заразительно смеющейся.

Наконец Доната решилась. В День поминовения усопших 1925 года, перед первой годовщиной смерти Франчески, они впервые после похорон посетили семейный склеп Конвертини. Вышли на рассвете; по пути на кладбище дети развлекались, считая кипарисы по обе стороны дороги. Справа они насчитали сто тридцать шесть, а слева всего сто тридцать два – четыре дерева погибли, их спилили, но никто не позаботился высадить на их месте новые.

На кладбище они первым делом отправились к усыпальнице Конвертини и помолились на могилах Франчески и Антонио. Затем произнесли те же молитвы в другой части кладбища – над скромной могильной плитой Вито Оронцо Пальмизано. И так ежегодное посещение кладбища Беллоротондо в День поминовения усопших было торжественно вписано в календарь семейных традиций.

С тех пор каждый раз они шли сначала на могилу Франчески, и двойняшки вместе клали на памятник букет белых хризантем. Затем они молились, обратившись к могиле Антонио – отца, которого дети не знали, потому что он умер, когда они еще не родились. Здесь Доната поручала Джованне положить на могилу букет красных хризантем. Далее молитвы повторялись на другом конце кладбища перед нишей с прахом Вито Оронцо Пальмизано. Тетя клала руку на шею Витантонио и просила дотянуться до железной подставки для цветов напротив могильной плиты ее мужа.

– Сама я не дотянусь, помоги мне. Лазить – мужское дело, – говорила она.

И тогда малыш, зардевшись от гордости, лез наверх и вставлял в подставку букет красных хризантем в память о человеке, о котором Доната принималась рассказывать при первой возможности и к которому дети относились с симпатией, потому что он погиб на той же войне, что и их отец.

В палаццо

Придя с кладбища, дети обедали у бабушки Анджелы в палаццо Конвертини – большом особняке, занимавшем всю южную оконечность площади с той стороны, что нависала над долиной Итрии. Бабушка считала, что День поминовения усопших – одна из важнейших дат в календаре, и хотя и не выставляла мертвым угощение, но накрывала стол, как по большим праздникам, чтобы живые могли вспомнить умерших родственников как положено. На этих обедах собирались все Конвертини. Дядья Марко, Маттео, Лука и Джованни приезжали с семьями из Бари и Отранто, и лишь Маргерита, живущая в Венеции, бывала только на Рождество и летом, когда все встречались на побережье.

Джованна всегда чувствовала себя в палаццо, среди ковров, ушастых кресел и бархатных занавесей, как рыба в воде. С самого детства она не отходила от бабки, которая, ко всеобщему удивлению, сажала ее за стол со взрослыми и искоса присматривала за тем, как девочка себя ведет, поправляя ее и обучая хорошим манерам, каковые Джованне следовало усвоить, как и положено старшей внучке Конвертини. Однако малышка Джованна не всегда следовала наставлениям синьоры Анджелы; девочка рано стала проявлять непокорный характер – с той же естественностью, с какой сидела за общим столом.