Анна Данилова - Парижский детектив

• Название: Парижский детектив
• Автор: Анна Данилова
• Издательство: Литагент 1 редакция (1)
• Жанр: Детектив
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-105429-8

Париж! При упоминании французской столицы начинает чаще биться сердце. Все мечтают увидеть Париж и… Дальше возможны варианты. Герои остросюжетных рассказов Татьяны Гармаш-Роффе, Анны и Сергея Литвиновых, Анны Даниловой и других популярных писателей видят не только открыточную красоту этого города, но и его настоящую жизнь. Тем, кто уже побывал в Париже, будет приятно вновь окунуться в его волшебную атмосферу, а те, кто только мечтает туда поехать, словно побывают в городе своей мечты.

---

…Мелани рассказала уже известное. Заодно подтвердив, что Элоди ушла до того, как остальные забеспокоились о хозяине. Подтвердила она и то, что иного ключа от кабинета ни у кого не имелось: сама Мелани убирала в святая святых только в присутствии хозяина.

– Когда вскрывали кабинет, вы все были вместе?

– Все!

– Точно помните?

– Куда уж точнее!

Реми спросил насчет отношений супругов и ответ получил примерно такой же, как от Элоди: разница в возрасте большая, но молодая жена вела себя в рамках приличий, хоть все мужчины в доме шеи сворачивали, на нее глядючи.

Где да с кем она бывала в городе, то никому не ведомо, но хозяин не беспокоился, доверял жене. К тому же Марион выезжала обычно по утрам, а вторую половину дня всегда проводила с мужем, будь то дома или на приемах… И ночи тоже с мужем, в общей спальне.

– Вы уверены насчет ночей? У вас сон крепкий?

– Не жалуюсь. Но по ночам двери запирает хозяин на четыре ключа, два из которых есть только у него. И сигнализацию включает. Так что не выбраться отсюда ночью никому.

Реми счел, что Мелани изо всех сил объективна: она почти сумела скрыть зависть к красавице-хозяйке. Видимо, и впрямь Марион не давала поводов себя оговорить…

Кристиан. Те же показания. Начиная с момента, когда возникло первое беспокойство, и вплоть до вскрытия двери кабинета все обитатели дома находились на глазах друг у друга. Кроме Элоди.

Да, Кристиан подтверждал ее уход.

К тому же вчера полиция опросила домашних Элоди: вся семья дружно свидетельствовала, что она явилась домой спустя полчаса после ухода из особняка. Полчаса, которые и занимал пеший путь до ее дома в деревне.

Ладно, допустим, что домашние сговорились и лгут. А на самом деле Элоди, допустим, вышла за ограду писательского дома, а затем вернулась… И что?! В кабинет-то она попасть никак не могла, вот в чем фокус!

На вопрос об отношении вуатюрье к Марион тот ответил коротко: «Роскошная телка. Но меня больше интересуют машины».

Если бы эта «роскошная телка» имела с ним отношения, он ни за что бы так о ней не отозвался. Ясно: молодая женщина дразнила его воображение… Тем больше, что была ему недоступна.

Садовник Этьен тоже подтвердил алиби домашних: все находились ПЕРЕД дверью кабинета на момент ее вскрытия. Кроме Элоди, что уже известно. Его отношение к хозяйке: «прелестный цветок».

Нет, Этьен не предполагал, что у хозяйки были шашни с кем-то из мужчин в доме. Секретарь, Фредерик, явно сох по красавице, но Марион вела себя с ним исключительно по-дружески. Случалось им беседовать наедине, этим двум молодым людям, и как раз в саду. Отчего садовник иной раз разговоры краем уха слышал: невинные разговоры, о кино там или о книжке…

Повар, Жак, тот и вовсе ничего не знал и не ведал за пределами своего кулинарного царства. Он мог рассказать, как часто наведывалась Марион к нему на кухню и он радовался ее приходам, потому как хозяйка держалась запросто. А кто там на нее смотрел, да на кого она смотрела – это не попадало в сферу его интересов. Он больше смотрел, как оценивают его блюда!

Фредерик. Еще одно подтверждение тому, что все обитатели дома, кроме Элоди, были перед дверью и никто не мог находиться в этот момент в кабинете.

Элоди? Да бог с вами, эта матрона, мать, супруга и бабушка своим внукам – ну разве можно ее представить в роли хитрой преступницы, проникающей за запертые двери!

Марион? Чудесное существо…

Влюблен? Кто вам это сказал?! Да, я очарован ею… но она жена моего дяди! Я не мог позволить себе чувства, абсолютно неуместные в данной ситуации!

– А в другой ситуации? – поинтересовался Реми.

– Влюбился бы, конечно… – простодушно признался Фредерик. – Но не в доме моего дяди!

– С вашей точки зрения, у нее есть любовник?

– Да вы что! – возмущенно проговорил Фредерик. – Марион – это сама чистота… Верность… Нежность…

– На зависть, а? – поддел его детектив.

– На зависть, – серьезно согласился Фредерик. – Но она дядина жена… была. Я никогда бы не позволил своим чувствам дойти до той точки, в которой… – он запнулся. – В общем, я восхищался ею издали.

– А вот садовник ваш свидетельствует, что вы иногда с ней общались в саду, вдвоем.

– Мы? А, да, иногда бывало… Но мы о литературе говорили… или о фильмах… Этьен подслушивал наши разговоры?!

– Не подслушивал, а слышал… Так он говорит, – кивнул Реми.

– Тогда он должен вам подтвердить, что мы просто… Ничего такого, ничего личного…

Он смутился.

И, наконец, Марион.

Ксюша, сидевшая поодаль, но так, чтобы слышать беседы мужа с обитателями дома, вспомнила стихи: «А сама-то величава, выступает, будто пава. А как речь-то говорит, словно реченька журчит. Молвить можно справедливо: это диво, так уж диво…»

Реми, конечно, сказок Пушкина не знал, но тоже отметил, хоть и словами попроще, что молодая женщина необыкновенно – причем нестандартно – красива. В свои тридцать три она выглядела очень юной, и дело не просто в свежести черт, а в том непосредственном и немного наивном выражении, которое сохранилось на ее лице. Казалось, жизнь ее так баловала, что она до сих пор смотрела на нее радостным и удивленным взглядом шестнадцатилетки… Но с этой непосредственностью сочеталось необыкновенное достоинство, сквозившее даже в ее походке. Так ходят женщины, знающие себе цену… Цену своей красоте… Коммерческую цену.

Так что выражением некоторой наивности Реми сразу же пренебрег.

Он задал ей уйму вопросов, потихоньку подбираясь к главному: могла ли Марион изменять мужу. И если да, то сумел ли Жан-Франсуа об этом прознать. В конце концов, если писатель решился на самоубийство, то причина могла быть только одна: неверность горячо любимой и слишком молодой для него жены…

Марион отвечала с величавостью, которой могла бы позавидовать любая королева. Жана-Франсуа она любила, он гениален, и разница в возрасте не имела значения… Наследство и того меньше: ей прекрасно жилось с мужем, который ее баловал, потакая всем ее капризам… И никакого смысла желать смерти человеку, который любил ее, которого любила она, у нее не имелось…

– Более того, – вдруг добавила Марион, чуть улыбнувшись, – я немного тщеславна, каюсь… Как все женщины. И мне куда интереснее быть женой известного писателя, чем его вдовой… Больше к нам никто не придет домой брать интервью!..

Ввиду такого неожиданного признания Реми обернулся на Ксюшу. Та потерла три пальца между собой – русский жест, непонятный, к счастью, французам и означавший деньги.

– Но вы стали наследницей довольно большого состояния, – проговорил Реми.

– Стала… – откликнулась красавица. – Но у меня и так было все! Знаете, пойти купить самой себе кольцо с бриллиантом – это совсем не в кайф! Куда приятнее, когда муж покупает тебе его в подарок! Понимаете, о чем я?..

Реми понимал. При этом затылком чувствовал, что Ксюша не согласна. Но снова посмотреть на жену не рискнул: Марион ведь видела и Ксению, и как Реми на нее оборачивается…

– Так ты его любила? – вдруг спросила Ксюша.

Марион вскинула свои светло-карие с прозеленью глаза – во Франции такие называют «ореховыми» – на Ксению.

– Конечно! – ответила вдова.

– Почему же ты не плачешь? Если бы убили моего мужа, я бы…

– При чем тут вы?!

Ксюша не ответила, чуть улыбнувшись.

Марион, кажется, собралась возмутиться, но передумала.

– Слезами, мадам, Жана-Франсуа не вернуть… – произнесла она печально.

– К тому же они портят цвет лица… А?

Марион покачала головой с выражением осуждения бестактности Ксении.

– У вас ко мне еще есть вопросы? – перевела красавица взгляд на Реми.

– Пока нет.

И пава выплыла из гостиной.

Реми с Ксюшей вышли во двор.

– Ты ей не веришь? – удостоверившись в том, что никого поблизости нет, спросил жену детектив.

– Нет.

– Интуиция? Или что-то посущественней?

– Я не знаю, как тебе объяснить… Давай так: если бы ты умер…

– Мне такое начало не нравится.

– Я не смогу иначе объяснить!

– Ну, ладно, продолжай.

– Если бы ты умер и кто-то спросил меня: ты его любила? – я бы разревелась. А если бы все же что-то смогла произнести, то закричала бы:

«Да! Я его любила!» Но не «конечно». Это безликое слово. В нем нет чувств!

– Откуда ты это знаешь, Ксю? А если вы просто разные люди? Люди ведь разные, ты согласна?

– Разные… Но не до такой степени. Знаешь, в чем ошибка тех, кто верит лжи?

– В чем?

– В том, что они слишком много места отводят предполагаемой разности, слишком уважают ее. Они не ставят себя на место этого человека, не сравнивают его реакции со своими, и напрасно! Разность есть, безусловно, но она совсем не так велика, как многие думают! Пусть не слезы, ладно, – я могла бы понять глухое молчание, могла бы понять сдержанное рыдание, могла бы понять даже бредовый ответ! Но такой разумный, как «конечно», – нет! Это ложь. Она его не любила.