Робертсон Дэвис - Пятый персонаж. Мантикора. Мир чудес

• Название: Пятый персонаж. Мантикора. Мир чудес
• Автор: Робертсон Дэвис
• Жанр: Современная зарубежная литература
• ISBN: 978-5-389-17241-8

Робертсон Дэвис – крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его «Пятый персонаж» сочли началом «канадского прорыва» в мировой литературе; сам Джон Фаулз охарактеризовал этот роман как «одну из тех редчайших книг, которой бы не повредило, будь она подлиннее». Последовавшая за «Пятым персонажем» «Мантикора» была удостоена главной канадской литературной награды – Премии генерал-губернатора. «Мир чудес» – завершающий роман «Дептфордской трилогии» – представляет собой автобиографию мага и волшебника Магнуса Айзенгрима, историю его подъема из бездны унижения к вершинам всемирной славы. Итак, под одной обложкой – вся «Дептфордская трилогия». Это хроника нескольких жизней, имеющая фоном детективный сюжет, это книга о дружбе-вражде знакомых с детства людей, о тайне, завязавшей их судьбы в тугой узел; Первый станет миллионером и политиком, второй – всемирно известным фокусником, третий – историком и агиографом. Одному из них суждено погибнуть при загадочных обстоятельствах, двум другим – разгадывать загадку. Книга содержит нецензурную брань

---

После каковых слов падре Бласон накрыл лицо платком и задремал, оставив меня в раздумьях.

4

В дальнейшие годы Бласон время от времени подкреплял свой совет открытками (обычно это были картины самых разнузданных ренессансных художников – ему нравились толстые голые тетки), на которых пламенели исполненные красными чернилами послания типа: «Как ваши успехи в Великой Битве? Кто она? Я молюсь за вас. И. Б., О. И.». В нашей школе не считалось за грех читать чужие открытки, так что не трудно представить, как мучился догадками славный педагогический коллектив. Давать-то советы легко, но даже умей я им следовать, на моем пути оставалось много препятствий.

Походы в больницу меня тяготили. Миссис Демпстер не доставляла персоналу особых хлопот, но все время была какая-то тусклая, подавленная, и если прежде, когда она жила у мисс Шанклин, у нее случались отдельные просветления, теперь о таком и говорить не приходилось. Мои визиты были самыми яркими моментами ее жизни; каждую субботу она сразу после обеда надевала шляпку и садилась меня ждать. Я понимал, что значила шляпка, – миссис Демпстер надеялась, что я заберу ее домой. На это надеялись многие пациентки, и когда в палате появлялся главный врач, несчастные женщины не только хватали его за рукава, но даже – трудно поверить, но я видел это собственными глазами – падали на колени и пытались целовать ему руки, потому что все пользовавшиеся хоть какой-то свободой передвижения знали, что он и только он может их отпустить. Некоторые из тех, что помладше, подкрепляли свои мольбы сексуальными авансами. «Доктор, доктор, – кричали они, – ты же знаешь, что я твоя, доктор, ты же отпустишь меня сегодня, правда, доктор? Ты же любишь меня больше всех». Не знаю уж, как он все это выдерживал, я бы не смог. Пропитанная не находящим выхода сексом атмосфера меня буквально душила. Само собой, я был известен среди обитательниц палаты как «ухажер этой Мэри»; перед каждым моим визитом они заверяли миссис Демпстер, что уж на этот-то раз я точно ее заберу. Я непременно приносил шоколадные конфеты, чтобы ей было чем поделиться с соседками, ведь к большинству этих женщин никто не ходил.

Хочу подчеркнуть, что я не держал никакого зла на эту больницу; большое учреждение в большом городе, она была обязана принимать всех, кого сюда приведут. Однако я физически не мог находиться там долго; уже после одного часа, проведенного в обществе этих одиноких, лишенных рассудка женщин, я чувствовал себя выжатым как лимон. Я познакомился со многими из них и взял за обычай рассказывать им истории, а так как знал я по преимуществу истории о святых, их я и рассказывал, избегая всего слишком уж чудесного и будоражащего, а особенно – после одного крайне неприятного инцидента – всего, связанного с чудесным вызволением из оков, пут и заточения. Они любили слушать, да и мне беседовать с группой было проще, чем пытаться разговорить миссис Демпстер, видя в ее глазах невысказанное ожидание.

Общение с этими женщинами заставило меня понять, что, как бы ни повредился человек рассудком, его чувства не притупляются. Я знаю, что мои посещения доставляли миссис Демпстер радость, несмотря на неизбежное разочарование в конце, когда я уходил, а она оставалась; кроме всего прочего, палата держала меня на особом счету, как источник увлекательных историй, что придавало моей подопечной определенный статус. Стыдно признаться, какими муками все это мне давалось; бывали дни, когда я буквально палкой гнал себя в больницу, кляня на чем свет стоит свою тяжкую, пожизненную – как мне думалось – обузу.

Казалось бы, мне следовало проявить побольше рассудительности, воспринимать эту обузу как «доброе дело», однако вся история моих отношений с миссис Демпстер делала такой подход невозможным, я словно навещал часть собственной души, осужденную на вечные муки в аду.

Вы спросите: если ему недоставало денег, чтобы поместить миссис Демпстер в какое-нибудь место получше, почему он не обратился к Бою Стонтону, аргументируя тем, что она – дептфордская женщина, попавшая в беду, если уж не прошлым поступком самого Стонтона? Ответ очень прост: он не любил, чтобы ему напоминали о Дептфорде, ну разве что в шутку. Кроме того, Бой привык везде командовать; если бы я получил от него помощь – что еще вилами по воде писано, поскольку он не уставал повторять, что первое условие успеха – это умение твердо сказать «нет», – он бы установил главным опекуном и благодетелем миссис Демпстер себя, низведя меня до положения своего подручного. Мои же собственные мотивы нельзя назвать кристально чистыми: я твердо решил, что уж если я не смогу заботиться о миссис Демпстер, этого не сделает и никто другой. Она была моя.

У Вас вертится на языке второй вопрос: если ему было не по карману перевести эту женщину в частную клинику или хотя бы в платную палату государственной, на какие же деньги он каждое лето раскатывал по Европе? Что-то он тут крутит. Верно, но за служением миссис Демпстер я не совсем терял из виду и свои собственные заботы. Я с головой окунулся в волшебный мир святых и честолюбиво помышлял рассказать о них другим людям. Кроме того, мне было нужно хоть немного отдохнуть, окрепнуть душой.

Судя по моему дневнику, я навещал миссис Демпстер сорок суббот ежегодно плюс на Пасху, на Рождество и в ее день рождения. Если Вам кажется, что это не бог весть что, – попробуйте сами, а потом уж судите. Каждый год повторялось одно и то же: она чуть не плакала при известии, что я снова отбываю в летнее путешествие, однако я не позволял себе размякнуть и уходил, пообещав на прощание присылать много открыток; миссис Демпстер любила картинки, а то, что на ее имя приходит почта – вещь в этой больнице очень редкая, – поднимало ее в глазах соседок. Все ли я сделал, что мог? Мне казалось, что да, и уж во всяком случае я не хотел оказаться в одной психушке со своей святой, превратив себя в придаток ее болезни, как предрекал мне Бласон.

Моя жизнь была очень насыщенной. В школе я был занят больше прежнего, потому что стал старшим преподавателем. Я закончил свою первую книгу «Сто святых для путешественников»; она была издана на пяти языках и расходилась весьма прилично, правда в основном на английском, потому что континентальные европейцы путешествуют гораздо меньше англичан и американцев. Написанная просто и объективно, книга рассказывала читателям, как опознать святых, чьи живописные и скульптурные изображения встречаются наиболее часто, а также чем знамениты эти святые. Я сумел избежать как безудержной католической сентиментальности, так и ехидной протестантской ухмылки. Я подбирал материал для следующей, гораздо более солидной книги, предварительно озаглавленной «Святые. Экскурс в историю и народную мифологию», где я намеревался в первую очередь исследовать, зачем людям нужны святые, а затем – как связана эта потребность с причислением к лику святых целого ряда выдающихся, одаренных и совершенно непохожих друг на друга людей. Я брался за крепкий орешек и был далеко не уверен, что сумею его разгрызть, однако попробовать не мешало. Ну и, конечно же, я поддерживал свою связь с болландистами, писал для «Analecta», а также для Королевского исторического общества – когда было о чем писать.

Ко всему прочему, теперь я еще больше общался со Стонтонами. Бою нравилось иметь меня под рукой, примерно так же, как ему нравилось иметь ценные картины и красивые ковры, я придавал его жилищу подобающий стиль. Регулярно принимая в своем доме заметного гостя из другого мира, Бой ставил себя в выигрышное положение рядом со своими приятелями, и когда он представлял меня как Писателя, я отчетливо слышал заглавную букву. Конечно же, у него имелись и другие писатели, а также художники, музыканты и артисты, но я являлся гвоздем этой коллекции, да и хлопот со мной было по минимуму.

Если это покажется Вам недостойным воздаянием за центнеры прекрасной пищи и ведра качественных напитков, поглощенные мной под его кровом, позвольте мне заметить, что все это оплачено: я был тем, кого можно позвать на обед в последнюю минуту, когда кто-то другой отказался; я был тем, кто безропотно займет разговором самую скучную в компании женщину, я создавал культурную атмосферу в предельно мещанском сборище сахарозаводчиков и крупных хлебопеков, ничуть не унижая при этом прочих гостей. Иметь меня за столом было почти то же самое, что Рейберна на стене, – у меня был класс, у меня был лоск, и я никого не раздражал.

Хорошо, но что заставляло меня соглашаться на такое положение? Не нравится – не ходи, так почему же я ходил? Во-первых, потому, что мне было очень любопытно, как идут дела у Боя. Потому что он мне самым настоящим образом нравился, при всем его притворстве и напыщенности. Потому что, не ходи я к нему, где бы еще мог я встретить таких разнообразных людей? Потому что я всегда был благодарен Бою за его советы, которые провели меня через Великую депрессию, а позднее помогли мне улучшить положение миссис Демпстер и устроить свою жизнь на более широкую ногу. Обычная история – мотивов было много и все разные.