Джо Хилл - NOS4A2. Носферату, или Страна Рождества

• Название: NOS4A2. Носферату, или Страна Рождества
• Автор: Джо Хилл
• Жанр: Ужасы
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-105277-5

В детстве у Виктории был велосипед, на котором она могла пересекать воображаемый мост и сразу попадать туда, куда хотела. Скоро Вик узнает, что она не единственная, у кого есть «магическая» вещь. Мэгги Ли, владелица оракула – фишек «Скраббл», рассказывает ей о Призраке на черном «Роллс-Ройсе» с номером NOS4A2 – Носферату, который уже сотню лет похищает детей. Вик пытается выследить Призрака, но теряет велосипед и, повзрослев, думает, что все это было детской фантазией. Однако кошмар юности Вик вернулся – Призрак украл ее сына, и ей придется отправиться за ним в воображаемый мир психопата – Страну Рождества.

---

В заключение. Надеюсь, что вы 0тветите мне п0 нижеследующему адресу. Я верен делу и могу умереть за эту 0с0бенную в0зм0жн0сть. Нет ничег0, к чему я не был бы г0т0в, чт0бы заслужить мест0 среди перс0нала Страны Р0ждества.

С праздник0 м!Бинг Партридж

БИНГ ПАРТРИДЖ

25 БЛОХ-ЛЕЙН

ШУГАРКРИК, ШТАТ ПЕНСИЛЬВАНИЯ 15323

Он вынул лист из печатной машинки и перечитал его, шевеля губами. Усилие мысли оставило его рыхловатое тело мокрым от пота. Ему казалось, что было ошибкой упоминать юную опрометчивость или печальные семейные проблемы, но Бинг в конце концов решил, что человек, которому он писал, вероятно, узнает о его родителях и что хладнокровная откровенность будет выглядеть лучше, чем сокрытие правды. Это случилось давно, и прошли уже годы с тех пор, как его освободили из Молодежного центра – известного также как Мусорник. После своей отсидки он был образцовым работником и ни дня не пропустил в «НорХимФарм».

Он сложил письмо и поискал конверт в шкафу прихожей. Ему попалась коробка неиспользованных рождественских открыток. Мальчик и девочка в пушистом и длинном нижнем белье заглядывали за угол и с широкими от удивления глазами смотрели на Санта-Клауса, стоявшего во мраке перед рождественской елью. Пижама девочки была частично расстегнута, открывая округлую половинку ее попки. Джон Партридж порой говорил, что Бинг не может налить воду из ботинка, если инструкции будут написаны на каблуке. Возможно, он был прав, но его сын не сожалел о том, что увидел двух малышей. Письмо скользнуло в рождественскую открытку, а открытка – в конверт, украшенный листьями остролиста и блестящей клюквой.

Прежде чем опустить письмо в почтовый ящик, расположенный в конце улицы, он поцеловал конверт, словно был священником, готовым преклонить голову перед Библией.

* * *

На следующий день он ждал почты в 14:30. Именно в это время почтальон проходил по улице мимо его белого грузовичка. Цветы из фольги на переднем дворе Бинга лениво вращались, создавая едва слышимый шум.

– Бинг, – сказал почтальон, – разве вам не полагается быть на работе?

– Ночная смена.

– Война началась? – спросил почтальон, кивнув на одежду Бинга.

Бинг носил форму горчичного цвета, которую он надевал в моменты, когда хотел чувствовать себя счастливым.

– Если что, я буду к ней готов, – ответил Бинг и подмигнул почтальону.

Из Страны Рождества ничего не было. Да и как могло быть по-другому? Он ведь послал письмо лишь днем раньше.

* * *

Ничего не пришло и на следующий день.

* * *

И на следующий.

* * *

В понедельник Бинг был уверен, что ответ придет. Он вышел на крыльцо за полчаса до прибытия почтальона. Над гребнем холма – как раз за колокольней церкви Новой американской веры – чернели отвратительные грозовые тучи. Буря, как чувствовал Бинг, могла задержаться еще на один день. Приглушенный гром гремел в двух милях отсюда и в восемнадцати тысячах футов вверху. Грохот не походил на вибрацию – он шел к центру Бинга и сотрясал его кости, обернутые жиром. Его цветы из фольги истерично вращались, звуча для мира, как свора детей на велосипедах, несущихся с холма вне всякого контроля.

Гром и жужжание цветов из фольги вызывали беспокойство Бинга. Было очень жарко, и грохот грома напоминал выстрел гвоздомета (вот как Бинг думал об этом: не как о дне, когда он убил своего отца, а как о времени, когда случайно выстрелил инструмент). Отец почувствовал ствол, прижатый к его левому виску, и покосился на Бинга, который стоял над ним. Он сделал глоток пива, пошевелил губами и сказал:

– Боюсь даже думать, что ты имеешь шары.

Нажав на курок, Бинг сел рядом с отцом и прислушался к дождю, стучавшему по крыше гаража. Джон Партридж распластался на полу. Одна его нога дрожала. На передней части штанов растекалась моча. Бинг сидел, пока не вошла его мать. Она начала кричать. А потом была ее очередь – хотя обошлось уже без гвоздомета.

Бинг стоял во дворе и наблюдал, как грозовые облака громоздились в небе над церковью, которая стояла на вершине холма. Там работала его мать – все последние дни жизни. Он был верно предан этой церкви, ходил туда каждое воскресенье – даже когда не мог ходить и говорить. Одним из его первых слов было «лелу» – самое близкое к тому, что он мог произнести, как аллелуйя. Мать годами потом называла его Лелу.

Никто не проводил теперь там службы. Пастор Митчелл сбежал с деньгами и с замужней женщиной, а затем собственностью овладел какой-то банк. По воскресеньям единственными грешниками в церкви Новой американской веры были голуби, которые жили на стропилах. Бинг немного побаивался этого места… его пугала пустота. Он думал, что церковь презирала его за отказ от нее и от Бога; что иногда она наклонялась на своем фундаменте и смотрела на него пятнистыми стеклянными глазами. Бывали дни, похожие на этот, когда леса наполнялись лунатически свиристевшими летними насекомыми, воздух дрожал от жара, и церковь, казалось, парила.

Гром громыхал весь вечер.

– Дождик, дождик, уходи, – пропел Бинг. – Послезавтра приходи.

Первая теплая капля дождя ударила ему в лоб. За ней последовали другие капли, ярко пылавшие в солнечном свете, который косо падал с синего неба на западе. Они были такими же горячими, как брызги крови.

Почтальон запаздывал, и к тому времени, когда он пришел, Бинг промок и съежился под кровельной дранкой, свисавшей над передней дверью. Он пробежал под ливнем до почтового ящика. Когда Бинг сунул руку в него, разряд молнии ударил из облаков и с грохотом вонзился в землю где-то за церковью. Мир осветился голубовато-белой вспышкой. Партридж закричал и захотел метнуться к дому. Испуганный Бинг был готов сгореть заживо от прикосновения божьего пальца и там, на том свете, отдать отцу гвоздомет и извиниться за то, что он сделал с матерью на кухонном полу.

В почтовом ящике был счет от обслуживавшей компании и маленький плакат, рекламировавший новый магазин матрацев. Больше ничего.

* * *

Через шесть часов Бинг проснулся в своей кровати и с изумлением услышал трепетное звучание скрипок, а потом какой-то мужчина запел роскошным голосом, таким же гладким и пышным, как ванильное печенье. Это был его тезка – певец Бинг Кросби. Мистер Кросби мечтал о Рождестве, похожем на праздники, которые он знал раньше.

Бинг подтянул одеяло к подбородку и внимательно прислушался. На фоне песни проступало мягкое царапание иглы на виниловой пластинке. Он выскользнул из постели и прокрался к двери. Пол был холодным под голыми ногами.

В гостиной танцевали родители Бинга. Отец был спиной к нему – одетый в горчичную форму. Мать положила голову на плечо Джона, закрыла глаза и слегка приоткрыла рот, словно танцевала во сне. Под широкой, уютной и покрытой блестками елью ожидали подарки: три больших помятых баллона севофлурана, украшенные алыми бантами.

Его родители повернулись в медленном круге, и Бинг вдруг понял, что отец носил противогаз, а мать была голой. Она действительно спала. Ее ноги волочились по половицам. Отец обхватил ее за талию. Его руки в перчатках сжимали ее белые ягодицы. Голый зад матери сиял, как какое-то небесное тело, и был бледным, словно луна.

– Папа? – окликнул Бинг.

Его отец продолжал танцевать. Он снова повернулся спиной и увлекал мать за собой.

– ЗАХОДИ, БИНГ! – прокричал гулкий голос, настолько громкий, что в шкафу зацокали китайские фарфоровые фигурки.

Бинг покачнулся от удивления. Его сердце пропустило удар. Игла патефона подпрыгнула и перескочила ближе к концу песни.

– ЗАХОДИ! ПОХОЖЕ, РОЖДЕСТВО В ЭТОМ ГОДУ НАСТУПИЛО РАНЬШЕ, НЕ ТАК ЛИ? ХО ХО ХО!

Бингу хотелось вышибить дверь и убежать из комнаты. Ему хотелось закрыть глаза и уши, но он не находил в себе силы воли, чтобы сделать это. Он дрожал при мысли о каждом шаге, однако ноги несли его вперед – мимо елки и баллонов севофлурана, мимо отца и матери, в коридор и к передней двери. Та открылась настежь, когда он протянул к ней руку.

Цветы из фольги в его саду мягко вращались в зимней ночи. Он получал по одному цветку, пока работал на «НорХимФарм» – подарки для персонала, которые давались на ежегодной праздничной вечеринке.

За двором его ожидала Страна Рождества. Мимо проносились санки. Дети в салазках кричали и вздымали руки к замороженной ночи. Большое чертово колесо – арктический глаз – вращалось на фоне незнакомых звезд. На рождественской ели – высокой, словно десятиэтажное строение, и широкой, как дом Бинга, – горели свечи.

– СЧАСТЛИВОГО ЧЕРТОВА РОЖДЕСТВА, МИСТЕР БИНГ, – прокричал громогласный голос. – ТЫ, СПЯТИВШИЙ ПРИДУРОК!

Когда Бинг посмотрел на небо, он увидел луну, имевшую лицо. Один выпиравший красноватый глаз смотрел с оголодавшего скуластого лика – ландшафта из кратеров и костей. Оно усмехнулось ему: