Максим Жегалин - Искусство под градусом. Полный анализ роли алкоголя в искусстве

• Название: Искусство под градусом. Полный анализ роли алкоголя в искусстве
• Автор: Максим Жегалин
• Жанр: Исторические приключения
• ISBN: 978-5-04-101005-8

Автор книги с иронией рассказывает, кто, как и зачем использовал алкоголь в изобразительном искусстве (от Античности с ее дионисийским и вакховским культами) и до мировых шедевров Ван Гога и Пикассо. Что пили литераторы, кинематографисты и другие деятели культуры? Это и многое другое в эксклюзивной дебютной книге от Максима Жегалина.

---

В XVII веке процесс дистилляции позволял производить столько алкоголя, сколько для медицины уже перебор, а для развивающегося общепланетарного алкоголизма – маловато. Мы хотим больше, больше! Надо догнаться! Беги за второй!

В начале XIX века Эдуард Адам изобретает аппарат, который вместо привычных двух перегонок в день позволяет совершать восемь.

В 1831 году ирландец Аэнеас Коффи патентует машину для перегонки, которая работает в 20 раз быстрее обычной, а получаемый спирт – чистейший, как слеза.

Именно из дистиллянтов родилось великое разнообразие алкоголя. Разнообразие, которым гордится человечество. Все бары мира, все цветные бутылки и производители самогонных аппаратов бьются в благодарности перед природой. Спасибо за то, что показала нам круговорот воды. Теперь мы навеки пьяны, навеки счастливы.

Мед

Надеваю искусственную бороду, беру гусли, поднимаюсь на холм. Стою на ветру. Весь следующий текст произносится голосом былинного героя.

В темные времена, когда богов было множество, а снега зимой наметало по самую крышу терема, люди пили мед. Не только на Руси, но и в других северных широтах был славен этот напиток.

«Мэду» по-гречески означало все хмельное, крепкое, перебродившее. Так греки называли неразбавленное вино, а пьянство они называли «мэдэе». «Там, на другом конце плоской земли, живут варвары, – говорил грек, от страха укутавшись в белую простынку, – и пьют они пьяное, и не знают меры».

Нестор, а может, и не он, а какая другая сила, пишет, что в 996 году Владимир повелел сварить 300 провар меду: для князей и людей. Арабский путешественник Ибн-Даст нацарапал на дощечке, что бабка Владимира, княгиня Ольга, в 946 году брала с древлян дань «питным» медом.

Напиток этот на Руси пили по особым событиям, и готовили его волхвы, а после волхвов – монахи. Смешивали мед с ягодным соком (смородина, малина, брусника), забывали лет на 10–15. Такой мед назывался «ставленным». Иногда на княжеских пирах подавали напиток 35-летней выдержки.

Еще был мед «вареный», который ценился меньше, но иногда лучше синица в руке. Медовый сот разводили водой, процеживали через сито. Добавляли хмель (полведра на пуд), ставили на огонь. Когда жидкость испарялась наполовину, переливали все в медную посуду, остужали. После бросали хлеб, смазанный дрожжами и патокой, ждали, пока забродит. Забродившее разливали по дубовым бочкам, убирали в ледник. Немножко подождать, помучиться – готово.

А что еще было пить? Греческое вино не везли из-за монголо-татарского нашествия. Византия тоже вот-вот обещала рухнуть. Оставалось только местное, пчелиное, золотое.

В XIII–XV веках знать пьет «ставленный» мед, а простолюдины – «вареный». «Вареный» – гораздо доступнее, проще в приготовлении и сильнее опьяняет. Народ привыкает к крепкому алкоголю.

Скоро в историю государства Российского органично вольется водка. И про сладкое, долго выдержанное, по редким праздникам – забудут.

В детском саду мы учили такую песню:

«Пусть всегда будет солнце,
Пусть всегда будет мама,
Пусть всегда буду я».

А один мальчик назло всем перевирал:

«Пусть всегда будет водка, колбаса и селедка».

А ведь все так и случилось. И никакого вам больше меда.

Выводы:

• обезьяна выпила и стала человеком;

• алкоголь – двигатель прогресса;

• ради пива можно пахать землю;

• кто не работает – тот не пьет;

• Китай – и тут всех опередил;

• древние египтяне – алкаши;

• вино старше большого взрыва;

• попробуй разбавить вино, чтобы хоть раз почувствовать себя человеком;

• дистиллируй все, что видишь.

Пьянство само по себе губительно, иррационально, непредсказуемо. Поэтому я ничего не пропагандирую, кроме культуры.

Глава 3 Алкоголь и власть

Бобовый король

Жалко, что я не король. Жители моего королевства были бы счастливы и довольны. Лица расплывались бы в улыбках, воздушные шарики украшали бы улицы – мир, труд, май. Экономику построили бы на туризме: каждый турист, желающий попасть к нам на праздник, платит налог и приходит со своим алкоголем. Никто не работает. Все пьют с утра до ночи, но аккуратно, напиваясь только до веселья. Тех, кто так не умеет, выгоняют с позором. Граждане заняты танцами, музыкой, поэзией и другими искусствами. Все – богема, все – философы.

«Король-солнце» Максим Николаевич просыпается с рассветом, на завтрак его ждет холодное просекко и фрукты. Кто это все приготовил, если никто не работает, – не важно. Не будем думать о быте.

После завтрака – прогулка по саду, чтение, катание на лодках. Обед можно запить полбутылкой белого, не забыть выпить граппы в конце, чтобы все легче усвоилось. На ужин – пир. На пир приглашены все. Танцы до упада, песни до рассвета, никаких дебошей, драк и забастовок. Армии нам не надо, полиции тоже.

И жили они долго и счастливо в королевстве, которому нет на земле ни места, ни времени, ни малейшей надежды. В стране стрекоз, где и духа муравьиного нет. Но какой из меня король, разве что только «бобовый».

На картинах Якоба Йордонса, кажется, все пьяны: и взрослые, и дети, и даже собаки с кошками. Горланят, ржут, тискают друг друга, кому-то совсем уже поплохело. Один из персонажей – король. На голове его – корона, в руках – бокал. Настоящий пир, но все здесь, кроме серьезной степени опьянения собравшихся, понарошку.

Застолье с бобовым королем – так во Фландрии XVII века праздновали католическое богоявление. Возвращались из церкви, суетливо накрывали на стол, может быть, говорили сами себе «один бокальчик и все» или «сегодня ладно, а с завтрашнего дня – новая жизнь».

Обязательным угощением был пирог, в тесто которого заранее замешивали боб. Боб этот был сюрпризом, волшебной жемчужиной, и тот, кому он попадался в пироге во время праздника, провозглашался бобовым королем, садился в центре, надевал медную корону, поднимал бокал и зычно объявлял: «Король пьет». Все остальные гости в этот вечер изображали свиту. Иногда на «короля» вешали бумажную звезду, и с высокими свечами в руках он совершал «шествие», окруженный детьми в дурацких колпаках.

Игра эта была популярна и среди простого народа, и среди знати. Историки считают, что такой карнавал способствовал умягчению сердец, народному единению. Тот, кто вдоволь нашутился над псевдокоролем, не станет покушаться на настоящего.

Вообще фламандцы любили пировать и меры не знали (я бы чувствовал себя комфортно в этой стране). Отмечали все подряд и с размахом: например, ежегодный обед гильдии святого Луки, объединяющей живописцев, стоил 1300 флоринов, при этом доход гильдии составлял от силы 2000.

Всамделишные местные правители не знали, что делать с этим неукратимым буйством жизни.

Штатгальтеры Альберт и Елизавета Габсбургские официально запретили фламандцам приглашать в гости больше 32 пар и пировать дольше двух дней, так как «собрания в 500 и 600 человек по поводу свадьбы, кроме того что приводят к обеднению и разорению, неизбежно ведут к ссорам и дракам».

Но зато сколько картин! Мало было бесконечного праздника в жизни, его еще и начали рисовать. Якоб Йордонс писал много и быстро, одних «бобовых королей» написано около десяти. Все персонажи в теле, все полны жизни и безобразно пьяны.

Кстати, обычно Йорданс изображал королем своего учителя живописи – Адама ван Ноорта. Женщина с ребенком на руках посреди вакханалии – жена и дочь художника. Себя Йорданс помещал на переднем плане, как самого веселого и отвязного, будто кричащего «эгегей!».

Тем удивительнее, что к концу жизни художник перешел в кальвинизм – самое строгое и радикальное ко всяческим удовольствиям ответвление протестантизма. Нашел Якоб Йорданс своего темного муравья, и темный муравей приютил гуляку.

Один из «Бобовых королей» висит в Эрмитаже. Короля уже перекосило, все в дым, какой-то старик положил руку на грудь какой-то женщине, женщина эта поит ребенка вином. Кто-то играет на волынке, другой надрываясь орет, заливается младенец на руках у матери-алкоголички. Все в движении, в ритме, в круговороте. И я смотрю на эту картину и думаю: жалко, что я не король. Согласен и на бобового. Положите мне фасолинку в пирог.

Ельцин

Ну а что же с настоящими правителями? Как управлять страной, не принимая на грудь? Как бороться со стрессом? Как бороться с соблазном: ведь все могут короли, все могут короли и судьбы всей земли вершат они порой. Каково это, когда любая прихоть будет исполнена? А будь вы обычным продавцом, вы бы осмелились не продать бутылку президенту, если б он пришел после 23 часов?

Вот возьмем, допустим, Ельцина. Я родился в 1995 году и ничего не помню, кроме легендарного: «Я устал, я ухожу». Хотя и это наверняка ложное воспоминание.