Умберто Эко - Отсутствующая структура. Введение в семиологию

• Название: Отсутствующая структура. Введение в семиологию
• Автор: Умберто Эко
• Жанр: foreign_edu
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-093387-7

Мировую славу Умберто Эко получил после выхода романа «Имя розы» (1980), ставшего классикой. В академической среде фигура Эко не менее масштабна. Выдающийся семиолог, медиевист, культуролог, почетный профессор многих университетов Умберто Эко рассматривал общие проблемы семиотики, взаимоотношение семиотики и психоанализа в сфере архитектуры, кино, современной живописи, музыки, рекламы. В числе работ итальянского исследователя – десятки научных трудов, новелл, сказок, философских трактатов. «Отсутствующая структура» – одно из самых знаменитых произведений Эко-ученого.

---

Если бы, впрочем, мне понадобилось судить о человеке и о дереве с какой-то общей точки зрения (например, возникла потребность сопоставить человека с растением, чтобы выяснить, существует ли зависимость между ростом и числом особей на том или ином участке), я мог бы прибегнуть к дальнейшим структурным упрощениям, приводя человеческий скелет к более элементарной структуре. Например, такой рисунок

я мог бы сравнить ее с таким, например, изображением дерева,

обобщая схемы примерно в таком рисунке:

Таким образом, путем последовательного абстрагирования я нашел бы общий код для дерева и для человека, некую гомологичную структуру, опознаваемую и в том, и в другом случае и которую мне трудно было бы увидеть, скажем, в змее. Иногда такие модели могут оказаться полезными43.

IV.3. Очевидно, что полученная таким способом структура сама по себе не существует, она продукт моих целенаправленных действий. Структура – это способ действия, разрабатываемый мною, с тем чтобы иметь возможность именовать сходным образом разные вещи. В нашем рассуждении мы не касаемся вопроса о том, сходны ли умственные действия, к которым прибегают для того, чтобы выделить структуру, с реальными отношениями, установившимися между вещами. Именно здесь намечается различие между онтологическими методологическим структурализмом, и уместно признаться, что мы придерживаемся этой второй точки зрения отчасти потому, что целям нашей работы она вполне удовлетворяет.

IV.4. Итак, мы видели, как совершился переход от структуры-кода, пригодного для описания многих человеческих особей, к структуре-коду, пригодному для описания многих человеческих особей и многих деревьев. В обоих случаях перед нами структура, но вторая структура образована путем упрощения первой.

Между тем всякий раз, когда устанавливается общая структура некоего круга явлений, следует задаться вопросом, нет ли у данной структуры своей структуры, нет ли кода у этого кода, такого, который позволил бы охватить большое число явлений, расширить сферу применения кода.

Так, фонологи и лингвисты, описав систему какого-то языка, спрашивают себя, а на что это похоже и нельзя ли сравнить эту систему с системой другого языка, найдя такой код, который стал бы их общим основанием. А затем, нет ли такого кода, который позволил бы выявить общность системы внутриязыковых отношений с системами родства, а эти, в свою очередь, связать с системой расположения домов в обследуемом селении. Этим успешно занимается структурная антропология.

Итак, переходя от упрощения к упрощению, структуралист грезит о том, чтобы в конце концов ему открылся Код Кодов, некий Пра-код, который позволил бы выявить скрытые ритмы (элементарные структуры), управляющие любым поведением, как культурным, так и биологическим. Этот код должен был бы воспроизводить устройство человеческого ума, которое окажется сходным с механизмом органических процессов. И по сути дела, сведение всякого человеческого поведения и всякой органики к коммуникативным процессам, а также сведение всякой коммуникации к двоичному выбору предполагает не что иное, как сведение любого культурного и биологического факта к одному и тому же механизму порождения[55].

IV. 5. Но это не означает, что к абстракциям структурных моделей приходят путем последовательного упрощения того, что и без того известно, напротив, чаще структурный метод не столько обнаруживает структуру, сколько выстраивает ее, изобретает в качестве гипотезы и теоретической модели и утверждает, что все изучаемые явления должны подчиняться устанавливаемой структурной закономерности. Так ли это на самом деле, будет видно позднее, задача ученого в том и заключается, чтобы не загонять то, с чем он сталкивается, в придуманную схему, допуская возможность ошибки и ее исправления; во многих дисциплинах этот способ исследования оказался плодотворным, он позволил ввести безграничную стихию эмпирических исследований в определенное русло, предложив структурные гипотезы, поддающиеся контролю как раз там, где они кажутся наиболее сомнительными[56].

Так вот, найти код – это и значит теоретически постулировать его. Конечно, каждый лингвист, прежде чем установить закономерности языка, изучает языковое поведение во всей его конкретности и многообразии; но он не в силах исчерпать все возможности индивидуального произношения, индивидуальной манеры говорить, индивидуальных намерений говорящего, стало быть, он должен бросить накапливать факты и заняться построением языковой системы. Код – это модель, являющаяся результатом ряда условных упрощений, производимых ради того, чтобы обеспечить возможность передачи тех или иных сообщений.

IV. 6. Вот почему не следует ни смешивать значение с психическими процессами, ни помещать их в мир платоновских идей, ни отождествлять с конкретным узусом, несмотря на то что именно наблюдение за практикой речи, позволяющее вывести какую-то усредненную норму говорения, и подводит к идее кода. Код устанавливается тогда, когда участник коммуникации имеет в распоряжении набор известных символов, из которых он осуществляет выбор, комбинируя их согласно известным правилам. Формируется нечто вроде станового хребта будущего кода, если изобразить его в виде двух осей: вертикальной и горизонтальной, парадигматической и синтагматической. Парадигматическая ось представляет собой репертуар символов и правил их сочетаний, это ось выбора; синтагматическая ось – это ось комбинации символов, которые выстраиваются во все более сложные синтагматические цепочки, собственно, и являющиеся речью. Ниже мы увидим, что этот подход также применим для установления закономерностей при артикуляции невербальных кодов.

В заключение скажем, код – это структура, представленная в виде модели, выступающая как основополагающее правило при формировании ряда конкретных сообщений, которые именно благодаря этому и обретают способность быть сообщаемыми. Все коды могут быть сопоставлены между собой на базе общего кода, более простого и всеобъемлющего.

IV. 7. Возвращаясь к тому, что было сказано о денотативных кодах и коннотативных лексикодах укажем, что в то время как первые легко выделяются, подчиняются строгим правилам, являются более стойкими и, стало быть, сильными; вторые изменчивы, слабы, часто зависят от того, кто именно говорит, от социальной принадлежности говорящего, какой бы малой группе он ни принадлежал; их описание всегда более или менее приблизительно и связано с известным риском.

IV. 8. Однако следует также делать различие между репертуаром знаков, кодом и лексикодом, по крайней мере в том смысле, который здесь имеется в виду: репертуар предполагает перечень символов, причем иногда указывается их соответствие определенным означающим. Код воздвигает из этих символов систему различий и оппозиций и закрепляет правила их сочетания. Лексикод выстраивается как система значащих оппозиций, но может не включать в себя правил сочетания, отсылая к тем, что установлены основным кодом, лексикодом которого он является. Так, коннотативный лексикод приписывает другие смыслы означаемым денотативного кода, но использует правила артикуляции, предусмотренные последним. Часто в процессе семиологического исследования приходится предполагать код там, где в действительности имеется только лексикод, или, как мы сможем убедиться на примере различных изобразительных кодов (таких как иконографический код), считать лексикодом то, что, в сущности, является репертуаром. В этих случаях нельзя сказать, что для коммуникации нет условий, поскольку нет соответствующих кодов, ибо лексикоды и репертуары функционируют на основе более фундаментального кода[57].

V. Семиология источника

V. 1. Все, что мы говорили в параграфах А.2.1 и А.2.IV, относится к ситуации, когда мы имеем дело с адресатом – не машиной, а человеком. При этом, как мы видели, происходит переход из мира сигналов, исчисляемых в физических единицах информации, в мир смысла, описываемого в понятиях денотации и коннотации. Но все сказанное также помогает нам понять, как обстоят дела в том случае, когда место физического источника информации и передатчика-машины занимает человек.

В этом случае мы можем сказать, что источник и передатчик информации сливаются воедино в человеке, становящемся отправителем сообщения (даже если различить в нем мозг как источник информации и артикуляционный аппарат как передающее устройство).

Здесь, однако, мы вынуждены задаться вопросом, волен ли человек в своих речах, свободен ли он говорить все что вздумается или он тоже предопределен неким кодом. Сам факт того, что «наши мысли» являются нам не иначе как в словах, неизбежно наводит на мысль, что и источник сообщения также подвластен коду. Язык, его механизм, заставляет сказать так, а не эдак, предписывая говорить одно, а не другое. А если так, то подлинным источником и хранилищем потенциальной информации следует считать сам код. Код, напомню, рассматриваемый как система вероятностей, ограничивающая равновероятность источника, но, в свою очередь, оказывающаяся равновероятной по отношению к не бесконечному, хотя и достаточно длинному ряду выстраиваемых на его основе сообщений.