Олег Шишкин - Биография Воланда

• Название: Биография Воланда
• Автор: Олег Шишкин
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-114175-2

«Биография Воланда» – новое расследование судьбы героев романа «Мастера и Маргариты», основанное на неожиданных открытиях архивных документов и буквально вскрывающее шифры и ребусы Михаила Булгакова. Эти игры писателя были тайными посланиями в будущее, и Олег Шишкин – первый, кому удалось их прочитать.

---

Автор порой и сам подозревался советской ортодоксальной критикой в том, что он посланец темных сил белого движения. Ему прямо говорили о том, что прорывалось в его «Беге», «Днях Турбиных».

Один из бесноватых столпов Российской ассоциации пролетарских писателей Владимир Киршон писал, что в пьесах Булгакова «было продемонстрировано наступление буржуазного крыла драматургии».

Возможно, коллективные нападения в советской прессе и породили мрачноватое ощущение жизни и сарказм, которые отразились и в последнем романе автора? А может быть, именно они вели его гораздо глубже – к омуту забвенья, который был утешением в трудные часы жизни?

21 апреля 1929 года, накануне дня рождения Ленина и в преддверии Пасхи, журнал «Огонек» поместил на своей первой странице фотографию группы людей, столпившихся возле одного из последних открытых торговцев Библией и Евангелием. «Еще торгуют опиумом в СТРАНЕ СОВЕТОВ» – гласила надпись под снимком.

Ленин называл религию «родом духовной сивухи». Но еще чаще советские газеты и журналы вспоминали фразу Маркса: «Религия – опиум народа». Вот и Остап Бендер, обращаясь в «Двенадцати стульях» к отцу Федору, вопрошал: «Почем опиум для народа?»

Советская власть, часто цитировавшая этот афоризм в уличных лозунгах и эпиграфах к атеистическим статьям, считала, что впервые он был сформулирован классиком коммунистического будущего в работе «К критике гегелевской философии права» 1843 года, напечатанной в «Новой рейнской газете». Истина же, как часто это бывало с советскими пропагандистскими афоризмами, была с ними не в ладах и открывалась в далекой от религии области. И высоколобым большевистским начетникам пришлось бы признать, что первая подобная метафора была придумана автором предельно жестких эротических романов – маркизом де Садом в его «Жюльетте, или успехах порока», книге, посвященной свободе секса, свингерству и различным формам половых удовольствий. Весь текст произведения де Сада наполнен торжествующим насилием и фантастическими оргиями.

Правда, под опиумом там подразумевалась не религия, а отношение к власти. Персонаж де Сада заключает: «Вы кормите народ опиумом, чтобы, одурманенный, он не чувствовал своих бед, виновником которых являетесь вы сами. Вот почему там, где вы царствуете, нет заведений, которые могли бы дать отечеству великих людей; знания не вознаграждаются, а коль скоро в мудрости нет ни чести, ни выгоды, никто не стремится к ней»[3].

Садистские художественные аллюзии вряд ли учитывались авторами антирелигиозной пропаганды. Но одно было очевидно: в стране, только что пережившей Мировую и Гражданскую войны, где было много увечий физических и душевных, тема такого «антидепрессанта», как опиум, была понятна и, вероятно, остра. Именно опиум и производный от него морфий становятся одними из тех веществ, которые активно потребляли тогда не только склонные к такому «удовольствию» простолюдины и богема, но и даже профессиональные врачи.

«Из, по меньшей мере, десятка медицинских учреждений, в которых мне приходилось работать в годы войны и последнее время, я не помню ни одного, где я не сталкивался бы с морфинистами из числа персонала»[4] – писал в своем исследовании Горовой-Шалтан.

Именно о таком печальном опыте повествует Булгаков в рассказе «Морфий» в номерах от 9, 17 и 23 декабря 1927 года в журнале «Медицинский работник». Описание наркомании, приводящееся там, носило очень живой характер и могло бы стать предупреждением и назиданием. Истина заключалась в том, что автор имел представление об этом не на словах.

«Михаил был морфинистом, и иногда ночью после укола, который он делал себе сам, ему становилось плохо, он умирал, – писал в своих мемуарах муж сестры Булгакова Леонид Карум, – к утру он выздоравливал, однако чувствовал себя до вечера плохо. Но после обеда у него был прием, и жизнь восстанавливалась. Иногда же ночью его давили кошмары. Он вскакивал с постели и гнался за призраками. Может быть, отсюда и стал в своих произведениях смешивать реальную жизнь с фантастикой»[5].

Упоминания об этих увлечениях и сейчас будоражат литературоведческую среду, а порой воспринимаются как гнусный навет на автора, который действительно дал для этого почву своим реалистическим воспроизведением быта и состояний наркомана в рассказе «Морфий». Булгаков так мастерки очертил описание наркотических ступеней, что не осталось никакого сомнения, что он сам прошел через это.

И эти подробности впечатляют: «Первая минута: ощущение прикосновения к шее. Это прикосновение становится теплым и расширяется. Во вторую минуту внезапно проходит холодная волна под ложечкой, а вслед за этим начинается необыкновенное прояснение мыслей и взрыв работоспособности. Абсолютно все неприятные ощущения прекращаются. Это высшая точка проявления духовной силы человека. И если б я не был испорчен медицинским образованием, я бы сказал, что нормально человек может работать только после укола морфием. В самом деле: куда, к черту, годится человек, если малейшая невралгийка может выбить его совершенно из седла»!

Но наука вещь точная, и она часто исследует те самые детали дьявола, с которых начался наш разговор. В 2015 году итальянские и израильские химики решили проанализировать рукопись «Мастер и Маргарита» с точки зрения имеющихся на ее страницах химических веществ и человеческих выделений. Были взяты самые разнообразные и доступные авторские страницы, из архива в РГБ, из частных коллекций и тех черновиков, что были проданы во время аукциона «На Никитском» в 2014 году.

Надо сказать, что ученые и раньше обращали внимание на наркотический аспект в работах Булгакова. Вот, например, Виктория Тишлер, анализируя рассказ «Морфий», резюмирует свои впечатления в форме сугубого моралите:

«Нынешняя подготовка врачей – это прежде всего усвоение фактической информации в форме клинических знаний и навыков. Обучение работе с психоактивными веществами нуждается в усовершенствовании, в частности, в него нужно включить анализ проблемы „врач как пациент“, и здесь важную роль может сыграть литература. Конечно, придется немало потрудиться, чтобы разрушить стереотипы скрытности и замалчивания, сложившиеся вокруг проблемы зависимости в медицинской профессии, и мотивировать студентов-медиков и врачей своевременно обращаться за помощью. Литература, написанная врачами, открывает прямой путь к этой деликатной теме, поскольку читателей в ней подкупает прежде всего достоверность, взгляд автора изнутри. „Морфий“ Булгакова – отличный повод начать разговор о культурных, личностных и клинических проблемах, с которыми сталкивается врач-наркоман. Правильное использование дидактических материалов, таких, как этот рассказ, поможет предотвратить наркоманию среди врачей, улучшит качество ухода за пациентами и повысит вероятность того, что врачи с зависимостью обратятся за помощью»[6].

Но в итальянско-израильской работе 2015 года на первый план выходило именно изучение следов автора, каковыми ранее вряд ли кто-либо занимался.

Из бумаги, на которой писались черновики, микрогранулы подвергли газожидкостной хроматографии и масс-спектрометрии. Эти методы считаются предельно объективными и зарекомендовали себя в криминалистических экспертизах. Уже первые результаты анализа страниц показали, что квадратный сантиметр почти каждого из архивных листов содержал различное количество морфина (морфия) – одного из алкалоидов опия.

Впервые вещество из опиума выделил в 1804 году немецкий фармаколог Фридрих Сертюрнер. Название препарат получил от имени древнегреческого бога сновидений Морфея, сына бога сна Гипноса. Но в этот период времени вне медицины наркотик употреблялся лишь самоубийцами как сильнодействующий яд.

Повальному увлечению морфином способствовало изобретение Александром Вудом в 1853 году инъекционной иглы. И сегодня препарат продолжает использоваться в медицине для снятия сильной боли.

Булгаков как медик прибегал к инъекциям его во времена Гражданской войны, когда находился в Вязьме. Однако длительное время считалось, что он смог избавиться от наркотической зависимости: он сам признавал за собой этот порок, который и описал в рассказе «Морфий». И вот ученые обнаружили, что подозрения были небеспочвенны.

Газожидкостная хроматография показала, что количество морфия на страницах рукописи Булгакова варьировалось от 2 до 100 нанограмм. Попадание наркотика на бумагу могло происходить лишь двумя способами – либо с послюнявленного пальца изо рта, либо непосредственно с пальца, с выделениями. Таким образом, было выявлено наличие морфина, и 6-моноацетилморфина (C19H21NO4) – продукта его распада, который образуется в ходе обмена веществ в организме человека, регулярно принимающего наркотик[7].

Возможно, вызовет удивление тот факт, что следы морфия сохранились со столь далекого времени. Но подобного рода стойкость вещества на бумаге была вызвана тем, что в ту эпоху при ее изготовлении еще не применялся хлор, способный затруднить, а то и вовсе уничтожить всяческие следы наркотика.