Майкл Задурьян - В погоне за праздником

• Название: В погоне за праздником
• Автор: Майкл Задурьян
• Жанр: Современная зарубежная литература
• ISBN: 978-5-86471-828-5

Старость, в сущности, ничем не отличается от детства: все вокруг лучше тебя знают, что тебе можно и чего нельзя, и всё запрещают. Вот только в детстве кажется, что впереди один долгий и бесконечный праздник, а в старости ты отлично представляешь, что там впереди… и решаешь этот праздник устроить себе самостоятельно. О чем мечтают дети? О Диснейленде? Прекрасно! Едем в Диснейленд. Примерно так рассуждают супруги Джон и Элла. Позади прекрасная жизнь вдвоем длиной в шестьдесят лет. И вот им уже за восемьдесят, и все хорошее осталось в прошлом. Или нет? А почему бы не сесть в машину и не укатить куда глаза глядят, прочь от болезней, заботливых взрослых детей, назойливых врачей, да просто старости. Последнее грандиозное приключение в жизни, последняя экспедиция в поисках праздника. В конце концов, это их жизнь, их дорога, и только им решать, куда свернуть напоследок. Этот роман так похож на жизнь: радостную, печальную, трогательную, трагическую, таинственную – на жизнь, которую нельзя упустить.

---

А здесь и сейчас мы въезжаем в другой штат.

4 Миссури

Проезжаем церковь с массивным голубым неоновым крестом, и меня возносит ввысь сильное религиозное чувство. Да нет же, дурачье, никуда меня не возносит. Неужто поверили? Но что мне нравится в этой дороге – это как китч легко переходит в величие, как безвкусица приживается в повседневности. Невольно восхищаешься при виде того, как местные жители беззастенчиво пытаются привлечь внимание проезжающих, хоть гамбургер им скормить, хоть Спасителя.

Наша дорога сливается с автострадой I-270, минуя Сент-Луис. Миссисипи мы переезжаем по длинному и щербатому висячему мосту, он старее нас обоих. Снизу подступает грязная вода, лижет колеса, словно жидкая земля. С облегчением я вижу знак

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В МИССУРИ

Как я ни стара, от такого меня все еще пробирает восторг. Но удовольствие оказывается кратким – нас подрезает какой-то придурок на огромном синем внедорожнике, все теперь на таких ездят.

– Джон! Берегись! – кричу я. Сейчас мы влетим наглецу в зад! Упираюсь ногами в пол, крепко зажмуриваюсь, готовясь к столкновению.

Джон врезает по тормозам и сворачивает вправо. Меня бросает вперед, ремень безопасности туго натягивается на груди. С сиденья сыплются солнечные очки и путеводители. Сзади отворяется дверца шкафа, с грохотом выкатываются консервы. Я открываю глаза: Джон рассеянно глядит вслед габаритным огням небрежного водителя.

– Все в порядке, – бурчит он.

Говорила же вам: Джон великолепный водитель.

Через несколько миль мы вновь нагоняем тот большой синий внедорожник – ему пришлось утихомириться в плотном потоке. Когда он притормаживает, я замечаю надпись, которую кто-то вывел в пыли на его заднем стекле, прямо на третьей фаре, какие теперь устанавливают на новых автомобилях. Когда придурок вновь бьет по тормозам, надпись загорается вместе с габаритным огнем:

МУДАК ЗА РУЛЕМ

Отсмеявшись, мы сворачиваем обратно на шоссе 66. Время от времени на глаза попадается нечто похожее на остатки прошлого – облупившиеся на солнце бензозаправочные станции или обветшавшие мотели из известняка, в надписи “свободные комнаты” половина букв не горит. Но чаще виднеются только развалины или выцветшая, проржавевшая табличка, а за ней – пустырь. Эти призраки будят во мне странные, обрывочные воспоминания о немногочисленных пыльных, тряских, оглушительных поездках с родителями в полные свинцовой тоски города – Лэнсинг, штат Мичиган, или Кембридж, Огайо. В ту пору люди не ездили в отпуск, только визиты по делу к мрачным родичам, всегда в связи со смертью или теми безрадостными заботами, что следуют за ней.

Печальная истина: мы с Джоном и наши дети пользовались шоссе 66 только на пути в Диснейленд. Наше семейство, как и вся Америка, соблазнилось стремительными хайвеями, более прямыми маршрутами, высоким ограничением скорости. Мы разучились выбирать медленные пути. Тут-то и спросишь себя: не ведает ли нечто внутри нас, что наши жизни промелькнут быстрее, чем мы в состоянии осознать? Вот мы и носимся, словно курицы, которым вот-вот отрубят головы.

И потому наши коротенькие двух-трехнедельные семейные поездки теперь кажутся более существенными, чем тогда. Сколько всего я помню из наших совместных путешествий! Как мотыльки вились вокруг керосиновой лампы на переносном столе, как мы сооружали на кулере сэндвичи с оливками, пока Джон вез нас сквозь весеннюю колорадскую метель, как читали аризонские газеты при ярком свете луны на берегу озера Пауэлл, как складывали в багажник старого “понтиака” груду комиксов для Кевина и выдавали по одному, чтобы унять его скуку и предотвратить нытье. Помню холодные серые холмы Бэдлендс в Южной Дакоте, поднимающиеся из земли, словно каменные мамонты, и как ели барбекю в гигантском вигваме у озера Дженни в Вайоминге и вращающиеся картинки в одноцентовых игральных автоматах старого “Стардаста” в Вегасе, и еще многое, многое, чего я даже не смогу описать. Время между отпусками – совсем другая история. Оно пролетело бесследно, словно монотонный шорох дней, месяцев, лет, десятилетий.

В Стэнтоне я указываю Джону на парковку возле пещер Мерамек. С самого начала поездки мы повсюду натыкались на рекламу этой достопримечательности – на билбордах, стенах домов и амбаров и в виде наклеек на бамперах.

– Ну как, Джон, хочешь осмотреть пещеры?

– Зачем это? – бурчит он, и тон мне совсем не нравится.

Опять забыла, что больше не стоит интересоваться его мнением ни о чем, потому что, когда Джон в супротивном настроении, он станет доказывать мне, что вода вовсе не мокрая. Надо помнить, что советовали врачи: ни о чем не спрашивать, просто давать указания.

– Нам сюда, – говорю я, когда мы останавливаемся возле статуй Фрэнка и Джесса Джеймсов. По-видимому, мальчики Джеймсы в какой-то момент прятались тут. И мне, тоже беглянке, здесь самое место. Я беру свою надежную трость, и мы идем к кассе.

Но когда мы пытаемся купить билеты, возникают непредвиденные трудности. Молодой человек за кассой оглядывает меня с ног до головы. Мелкий краснорожий говнюк в якобы рейнджерской форме – на два размера ему велика.

– Мэм, тур довольно длинный. Думаю, вам понадобится каталка, – заявляет он.

– Ни в коем случае, – наотрез отказываюсь я.

Он кривится, будто отведал какую-то гадость.

– Тур примерно полторы мили. Часть дороги в гору, многие дорожки влажные. У нас случалось, знаете, люди падали. А втащить внутрь носилки будет очень, очень сложно.

Я оглядываюсь на Джона. Он пожимает плечами. Помощи от него никакой.

– Ладно, – фыркаю я. Мелкий говнюк, вероятно, прав. Пещера – неподходящее место, чтобы старухе навернуться. Или как раз самое место? Но все же сажусь в кресло-каталку, такое узкое, что с трудом втискиваю свою жирную задницу.

– Держу тебя, мамочка, – говорит Джон, ухватив каталку за ручки.

– Спасибо, Джон. – Я протягиваю руку назад, касаюсь его пальцев. Ну уж раз Джон не против меня катить, попробую получить от этого удовольствие.

Перед визитом в пещеры наведываемся в туалет, а потом к буфету, где Джон торопливо поглощает первый в жизни подземный хот-дог. Вот видите? Путешествия вовсе не расширяют наш кругозор. Через несколько минут объявляют, что группа отправляется в путь.

Как только мы пересекаем порог, я понимаю, что это будет непохоже на прежние экскурсии в пещеры. Мы с Джоном и детьми однажды побывали в Карлсбадских пещерах Нью-Мехико и часами ждали у входа в пещеру заката, когда летучие мыши вылетают пировать – поедать мошкару. Но закат наступает лишь тогда, когда перестаешь думать о нем и забываешь смотреть в нужную сторону. Наконец летучие мыши вылетели, тысячи, десятки тысяч, тьма, пожравшая гнойно-лиловое небо. Ужасное и прекрасное зрелище. Кевин так и не высунул голову из-под пляжного полотенца.

Как я уже сказала, в этом месте ничего подобного ждать не приходится. Это становится ясно в первой же пещере, где пол покрыт линолеумом, как в игровой комнате. Тут стоят столы и стулья и с потолка свешивается сверкающий дискотечный шар. Я хихикаю, пока Джон провозит меня мимо.

– Тоже мне пещера, – говорю я достаточно громко, чтобы расслышали другие участники экскурсии, шестеро или семеро. Все оглядываются на нас. Да, я заноза в заднице, и мне плевать.

Наш гид, коренастая молодая женщина с некрасиво висящими песочными волосами и темными кругами под глазами, сильно простуженная, предпочитает не обращать на меня внимания и в нос, нараспев, затягивает: “В этой пещере, которую мы называем бальной залой, в сороковые и пятидесятые проводились танцы. Представляете, как молодежь отплясывала под джаз? Сегодня пещеру можно арендовать для праздника”.

Отлично. Пошла реклама.

Мы продвигаемся глубже в пещеры, линолеум постепенно сменяется кое-как мощенной дорожкой, и мое кресло вибрирует. Гидша надолго умолкает, ни слова, только протяжно, заливисто кашляет, и этот звук гулким эхом разносится вокруг. Пещеры становятся все темнее, но проводница на ходу включает освещение. Мы минуем подземные озера, гладь чуть дрожит, гигантские каменные фигуры, с которых капает вода, темные глубокие гроты, и все в ярких цветах – гриппозный красный, вирусная зелень, гепатитно-желтый. Эта мерзкая подсветка раздражает меня и даже пугает, когда падает на сталактиты, свисающие с потолка окровавленными кинжалами из известняка. Я зажмуриваюсь, но становится только хуже: мне представляются собственные внутренности, каковы они теперь, уродливые, в наростах. Поскорее открываю глаза и вижу на стене пещеры гигантские тени двух фигур. Сначала я думаю, что это мы с Джоном, но тут же замечаю подсвеченные статуи Фрэнка и Джесса Джеймсов в их потайном подземном убежище.

– Осторожнее, Джон! – предупреждаю я, указывая на мокрые участки впереди.

Он не отвечает, но продолжает толкать мое кресло, очень заботливо. Проводница подводит нас к среднего размера пещере с подсвеченной каменной кроватью. Табличка гласит: