Д. Засосов - Из жизни Петербурга 1890-1910-х годов

• Название: Из жизни Петербурга 1890-1910-х годов
• Автор: Д. Засосов
• Жанр: Историческая проза

Изданию воспоминаний Д. А. Засосова и В. П. Пызина предшествовала частичная публикация их в литературной обработке М. Е. Абелина в журнале «Нева» (1987-1989 гг.) под названием «Пешком по старому Петербургу».

Настоящая книга не является перепечаткой изданных текстов. Издательство предлагает читателю авторскую редакцию рукописи, восстановленную вдовой В. И. Пызина Е. И. Вощининой, за исключением некоторых глав и страниц, оставленных ею в журнальном варианте.

Изданием этой книги, снабженной солидным научным комментарием и богато иллюстрированной, издательство отдает дань уважения труду и таланту авторов мемуаров и выражает искреннюю признательность Екатерине Ильиничне Вощининой за ее деятельное участие в подготовке текста к печати.

---

Особо тяжелые и громоздкие грузы перевозились на медведках. Это были массивные низкие повозки-площадки на невысоких сплошных колесах без спиц. В медведку впрягались минимум три особо сильные лошади. Для перевозки некоторых грузов требовалась запряжка в 15, а то и в 20 лошадей. Тогда прицеплялись дополнительные вальки с постромками, получалась запряжка цугом по три-четыре лошади в ряд. В таких случаях действовали несколько ломовых извозчиков.

Вывоз из города всякого рода навоза и нечистот производился главным образом пригородными огородниками, которые были заинтересованы в удобрении. Городская же управа имела специальный ассенизационный обоз — громадные деревянные бочки, поставленные на пароконные телеги летом и на сани зимой. Спереди большое сиденье для кучера, на которое усаживались 1-2 рабочих. Сзади был насос системы «летестю».

Автомобильный грузовой транспорт начал вводиться только с началом первой мировой войны, да и то в малом количестве.

БЫТ СТАРОГО ПЕТЕРБУРГСКОГО ДОМА

Один из авторов прожил 60 лет в доме № 116 по набережной реки Фонтанки, доме Тарасова. Владельцами этого огромного дома, вернее, нескольких домов, выходивших и на 1-ю Роту Измайловского полка (№ 3, 5, 7 и 9), были два брата Тарасовы: старший — Николай Алексеевич и младший — Сергей Алексеевич, в описываемое время уже старики. Эти братья Тарасовы представляли собою яркие фигуры богатых петербуржцев, влиявших в свое время на жизнь и развитие города. Кроме упомянутых домов Тарасовы имели большое домовладение со многими строениями жилого и промышленного характера по Обводному каналу и Тарасову переулку, от имени владельца последний и получил свое название. Тарасовы владели большой дачей с огромным участком на Аптекарском острове на берегу Невки. У них было имение близ станции Толмачево, собственная богадельня с церковью на Охте, бани и пр., не говоря уже о капиталах в разных банках.

Такое громадное имущество и капиталы были приобретены не ими, а их предками в течение двух столетий. По указу Петра I для постройки кораблей и города были вывезены государственные крестьяне, плотники из Костромской губернии, и поселены на Охте. Некоторые из них вышли в десятники, в их числе и Тарасовы, а потом и в подрядчики и стали постепенно богатеть, приобретать земельные участки в городе, в частности и по Фонтанке, на котором в свое время была загородная дача Платона Зубова, последнего фаворита Екатерины II. Измайловский сад (сад «Буфф»), который также принадлежал Тарасовым, — это остатки сада усадьбы Зубовых, и старые дубы этого сада были свидетелями заговора против Павла I.

Семья Тарасовых особенно разбогатела на подрядах по восстановлению Зимнего дворца после пожара 1837 года, в частности на производстве паркетных и столярных работ. К этому времени они имели на участке по Фонтанке разные строения и паркетную фабрику. В некоторых квартирах домов Тарасовых были очень красивые паркеты из ценных пород дерева и двери красного дерева с бронзовыми ручками художественной чеканной работы. По-видимому, эти паркеты и двери были вывезены из остатков, уцелевших от пожара дворца.

Нам кажется небезынтересным для читателей изображение характерных типов петербуржцев из разных слоев населения. В этом отношении Тарасовы являлись типичными представителями буржуазии уходящего мира. Они уже дворяне, занимают почетные, хорошо оплачиваемые должности. Николай Алексеевич (старший), по образованию инженер путей сообщения, когда-то строил один из участков Архангелогородского шоссе, а в описываемое время был председателем Петербургского городского кредитного общества с окладом 60 тысяч рублей в год. (Это при своих-то миллионах!) От росчерка его пера зависела выдача ссуды на постройку дома в городе под залог земельного участка. Бывало так: господин Н. формально числится владельцем громадного благоустроенного дома, а если разобраться по существу, то ему принадлежит, фигурально выражаясь, одна ручка от входной двери. Земля его заложена, потом поэтажно он закладывал дом, на достройку заключал вторую, а иногда и третью закладную, платил везде проценты по закладным, получал доходы с дома и гасил постепенно закладные. Таких домов, заложенных и перезаложенных, было большинство. Вот что разрешал господин Тарасов! Сам он был одинок, жил один в громадной квартире из 14 комнат, занимая весь второй этаж своего дома на Фонтанке. Его апартаменты были отделаны богато и с большим вкусом. В первом этаже в отдельной квартире была большая библиотека, а ниже, в подвале, собственный погреб дорогих вин. Этот практический человек и воротила Петербурга не был лишен и причуд: по верху каменных ледников, одной стенкой выходящих в сад «Буфф», он устроил изящный садик с цветущими кустами и цветниками, сидя в котором можно было любоваться тем, что происходит в увеселительном саду «Буфф», куда была потайная калитка. В этот «висячий сад Семирамиды» из квартиры Тарасова был перекинут чугунный мостик. Его одного в этой громадной квартире обслуживало много людей: повар с подручным, судомойка, прачка, две горничные и лакей Григорий, видный, красивый мужчина во фраке, которого естественно было принять за хозяина, так он был величествен. Почему же Тарасов жил один, не было у него семьи? Ежегодно бывая за границей еще молодым человеком, он заболел сухоткой спинного мозга. Эта страшная болезнь изуродовала его фигуру: ходил он сильно наклонившись вперед.

Младший брат, Сергей Алексеевич, служил когда-то в лейб-гвардии Гродненском гусарском полку, самом блестящем из Варшавской гвардии. Сорвавшись с коня во время бешеной скачки, он повредил себе спину и вынужден был оставить военную службу. Он не мог сгибаться и держал свой корпус сильно откинутым назад, с высоко поднятой головой. Забавно было видеть братьев, стоящих рядом в церкви, всегда на одном и том же месте: один — откинувшись назад, другой — согнувшись вперед. Ходил Сергей Алексеевич в штатском, но его гордая осанка и гусарские усы выдавали прежнего кавалериста.

Он был женат, имел дочь; жена и дочь ударились в мистику, были религиозны, ездили по монастырям, собирали иконы. Этот Тарасов несколько раз избирался товарищем городского головы столицы и членом правления какого-то банка. Он был любителем садоводства и цветоводства, устраивал выставки необычайных экспонатов, выращенных его садовниками. Жил он в своем доме в 1-й Роте, занимал громадную квартиру во втором этаже, богато, но безвкусно обставленную. Было у него много разной челяди, вдвое-втрое больше, чем членов семьи.

У каждого брата были свои выезды: по три лошади, черные орловские рысаки, кареты, коляски и другие экипажи, разные сани.

Колоритной фигурой был кучер старшего брата Василий: высокий, худощавый, с бородой, с лицом аскета и жестким взглядом. Жил он в небольшой квартирке на заднем дворе, около каретника — с женой, здоровой, цветущей дочкой и запуганным сынишкой. В семье он был деспот.

Рядом с квартирой Василия находилась конюшня, в денниках которой стояли рысаки и ломовая лошадь, обслуживавшая дом и бани. Денники были большие, содержались в чистоте, сам Василий мог завидовать житью лошадей.

Запряжка выезда — это целое представление. Горячий рысак выводился из денника самим Василием, конь весь дрожал, но, чувствуя власть опытных рук, давал себя завести в оглобли. Тотчас же рысак расчаливался крепкими поводами к кольцам у ворот каретника. Запрягал сам Василий, ему помогали дочь и кучер ломовой лошади. Перед выездом копыта смазывались лаком. Сбруя была отличная, но без всяких украшений. Рысак запряжен, от нетерпения он перебирал ногами, стуча копытами по деревянному полу. Начиналась церемония одевания кучера: сначала длинная ватная жилетка почти до колен (то же, что толстинка у артистов). Сверху кафтан синего сукна, зимой на меху. Потом помощники обматывали его шерстяным красным кушаком. Наконец Василий надевал низкий цилиндр с пряжкой спереди или меховую шапку, смотря по времени года. И вот на глазах происходила метаморфоза: худощавый, костлявый Василий превращался в дородного кучера богатого хозяина. Наступал самый ответственный момент: кучер взбирался на козлы, осенял себя крестным знамением, брал вожжи. Нетерпение лошади достигало высшего предела. Василий кивал головой, дочь с другим кучером «отдавали» карабины. Лошадь моментально вставала на дыбы, вынося экипаж во двор, но Василий сразу гасил ее порыв, и она, покоряясь воле кучера, нервно перебирая ногами, выезжала со двора на набережную Фонтанки к подъезду хозяина.

Соблюдался особый фасон: кучер должен сидеть истуканом и не поворачиваться назад и не смотреть, сел ли хозяин, а чувствовать по колебанию коляски, что седок на месте и можно трогать.

Даже с опытным Василием бывали случаи такого рода: Тарасов брался только рукой за экипаж, чтобы сесть, а Василий «срывался» и пустой подъезжал к кредитному обществу, а там швейцар его спрашивал: «А где же хозяин?» Хозяин же подъезжал следом на извозчике.