Д. Засосов - Из жизни Петербурга 1890-1910-х годов

• Название: Из жизни Петербурга 1890-1910-х годов
• Автор: Д. Засосов
• Жанр: Историческая проза

Изданию воспоминаний Д. А. Засосова и В. П. Пызина предшествовала частичная публикация их в литературной обработке М. Е. Абелина в журнале «Нева» (1987-1989 гг.) под названием «Пешком по старому Петербургу».

Настоящая книга не является перепечаткой изданных текстов. Издательство предлагает читателю авторскую редакцию рукописи, восстановленную вдовой В. И. Пызина Е. И. Вощининой, за исключением некоторых глав и страниц, оставленных ею в журнальном варианте.

Изданием этой книги, снабженной солидным научным комментарием и богато иллюстрированной, издательство отдает дань уважения труду и таланту авторов мемуаров и выражает искреннюю признательность Екатерине Ильиничне Вощининой за ее деятельное участие в подготовке текста к печати.

---

Дальше шла платформа Скачки. Это было не дачное место — лагерь гвардейской кавалерии. Коновязи, ржание лошадей, палатки, кавалерийские сигналы, звон шпор. По глинистым берегам Лиговки — водопои коней. Всевозможные кавалерийские учения солдат, «фасон» кавалерийских офицеров, которые могли забыть надеть фуражку, но стек всегда был с ними.

За Скачками — Красное Село, расположенное на живописной горе. Дачников мало, военные и их семьи, которые снимали или имели свои дачи. Вокзал с хорошим буфетом. В полуверсте от станции, по другую сторону железной дороги, расположены лагеря пехотных гвардейских полков. Солдаты, как полагается, жили в палатках, а офицеры — в хороших деревянных благоустроенных домах, выкрашенных в цвет, присвоенный полку. Дачи Егерского и Финляндского полков первой и второй гвардейских дивизий выкрашены в зеленый цвет, а Преображенского и Московского — в красный, Измайловского и Гренадерского — в белый, Семеновского и Павловского — в синий цвет.

В самом Красном Селе жили семьи офицеров, был хороший театр, летом очень людно, гуляла нарядная публика, щеголяли офицеры, был прекрасный ресторан. Солдаты появлялись в Красном Селе редко, занятий в лагерное время у них было много. Местность вокруг лагерей вытоптана, с раннего утра слышались команды строевых учений, выкрики унтер-офицеров: «Вперед коли, назад прикладом бей!», «От кавалерии накройсь!» Вообще тяжелая солдатчина, а рядом каждодневный праздник офицеров, разодетые компании в ландо, отправляющиеся в Петергоф на музыку.

За Красным Селом, не доезжая Дудергофа, была военная платформа, всегда забитая юнкерами. Недалеко, за озером, стояли лагерями все военные училища. А следующая остановка — Дудергоф — настоящая дачная местность. Там царство дачников. Их привлекала сюда близость Петербурга, дешевизна дач, хорошее озеро, живописный лес с Вороньей горой, покрытой вековыми соснами. Станция была веселенькая, дачная, деревянная с резьбой, выкрашенная желтой краской. Вокруг станции вращалась вся дачная жизнь. К вечеру здесь собиралась молодежь: барышни с кружевными зонтиками, кавалеры. Вечером, после занятий, с этого берега озера приезжали, приходили, прибегали юнкера во всем своем военном блеске. Стучали каблучки, звякали шпоры. Мамаши высматривали дочкам женихов, достойных приглашали в дом пить чай, угощая ватрушками и вареньем. В день именин дочек запускали фейерверк, в саду развешивали разноцветные бумажные фонарики, жгли бенгальские огни. Ходили на танцы в курзал, катались на лодках, сидели на Вороньей горе, играли на гитаре, пели романсы, считали падающие звезды.

За Дудергофом следуют Тайцы, Пудость, Мариенбург. Летом они тоже заселялись дачниками. В Тайцах, где были знаменитые ключи, была туберкулезная лечебница.

Пудость отличалась тем, что там в речке Ижоре водилась форель. Вокруг были леса, было очень много грибов. Мариенбург, под самой Гатчиной, — уютное местечко, весь поселок утопал в лесу, напротив был знаменитый Зверинец для царской охоты, он тянулся от Пудости до Гатчинского парка. Зверинец был окружен деревянной изгородью из трехсаженных шестов, поставленных в два ряда, с небольшим наклоном одного ряда навстречу другому. Шесты были вбиты так часто, чтобы не проскочила ни одна зверушка. Нередко можно было видеть, как к ограде подходили лоси, косули. Детишки просовывали им кусочки хлеба.

А дальше — Гатчина, чистенький городок с двумя парками. Летом он утопал в сирени. Этот городок избрали для проживания отставные военные. Это придавало известный характер быту города. Кроме того, там стояли гвардейский Кирасирский полк (синие кирасиры) и артиллерийская бригада. Летом приезжали дачники, это оживляло тихий городок. Дачники гуляли по паркам, окружающим лесам, катались на лодках по прудам. Когда там открылась первая в России военная авиационная школа, Гатчина оживилась, кирасиры отошли на задний план, первыми сделались авиаторы. Целый день ревели авиационные моторы, русские люди завоевывали воздух, но это давалось не даром, и на местном кладбище появлялись кресты из деревянных пропеллеров. По другую сторону железной дороги вырос поселок, где ютились мелкие служащие и рабочие. Они ежедневно ездили на работу в Петербург, так как в Гатчине предприятий не было.

Далее за Гатчиной по Балтийской линии было Елизаветино. Не считая окружающих деревень — Дылицы, Вероланцы, — к станции прилегали два дачных поселка: Николаевка и Алексеевка. При нас они только застраивались. Дачки там возводили из-за дешевизны земли люди небогатые, сдавались дачки тоже не по дорогой цене. Места лесистые, но скучные — ни озера, ни речки. Матери, выезжавшие с малолетними детьми, могли быть спокойны: утонуть ребенку негде. В лесах масса ягод и грибов, на припеках много лесной земляники.

В двух верстах от станции — имение Охотниковых, уже в то время оно находилось в совершенном упадке. Старый помещичий дом — с четырьмя колоннами, облупленной штукатуркой. Невдалеке церковь, под горой парк с двумя прудами. Летом в доме кто-то жил, но по парку гулять запрета не было. Парк небольшой, со старыми липами. Рядом с парком — маленькая деревенька Дылицы, где тоже жили дачники. Немножко выше, в гору, деревня Вероланцы, где летом много дачников. Самое замечательное в Вероланцах — стоянка царских гончих собак. Малонаселенное место — леса, вырубки, поля — давало возможность вывозить туда летом псовую царскую охоту, натаскивать гончих собак. В избах и амбарах проживали 8 конных егерей, содержалось около 200 собак. Собачьи дворы были отгорожены жердями, на которых целыми днями сидели мальчишки, дачники, и смотрели на собак. Егеря иногда позволяли мальчишкам прокатиться на лошади.

Интересная картина была при выезде в поле. Впереди седой старший егерь на лошади с большим медным рогом. За ним, образуя каре, остальные егеря, тоже с рогами и арапниками. В центре каре гончие, некоторые на сворках по пяти. Когда все выстраивались, старший егерь снимал шапку, крестился и говорил: «С богом!» Кавалькада отъезжала на натаскивание собак. Если какой-нибудь неразумный гончак от нетерпения преждевременно выскочит, ближний егерь, перегнувшись с седла, так его ожжет арапником, что тот навсегда забудет, как нарушать порядок. Но с какой радостью собаки бросались в гон, когда их спускали и раскрывали каре!

Вокруг Елизаветина было много ветряных мельниц, где крестьяне мололи зерно, водяных мельниц вблизи не было. Сооружение это ушло в безвозвратное прошлое, в нем проявлялась сметка русского человека: с помощью только топора делались все механизмы — валы, цевки, зубчатые колеса. Любимой, но опасной забавой мальчишек было катанье на крыльях ветрянки. На ходу надо было вцепиться в решетку крыла, ногами и руками, держаться изо всех сил. Громадное крыло делало с этим озорником полный круговой оборот, а то и два. Тот, обалдевший от полета, соскакивал на землю и частенько попадал прямо в лапы мельника, который надает ему шлепков и пожалуется родителям. Тогда порка неизбежна.

Много известных дачных мест было по Царскосельской, теперь Витебской, железной дороге. Мы еще застали старое здание этого вокзала. Оно было весьма неказистое, обветшалое. Когда в 1904 году построили ныне существующий вокзал, многих наивных удивляло, что поезда находятся на втором этаже. Многие не верили, пока не убеждались сами. Поднявшись на второй этаж, они видели там паровозы и вагоны, а их багаж поднимался лифтами к поезду.

Сразу за городом была платформа Воздухоплавательная. На открытом поле стоял большой эллинг, в нем хранились воздушные шары и первый русский дирижабль. Это военное воздухоплавание возглавлял генерал Кованько, про которого ходило много шуток, сатирические журналы рисовали на него карикатуры, так как первые шаги воздухоплавания были не вполне удачны.

До Царского Села пассажирские поезда не останавливались. Описывать Царское Село мы не станем, оно отражено во многих трудах, коснемся лишь его бытовой стороны. Царское Село было зимней резиденцией последнего царя, это накладывало известный отпечаток. На вокзале поражала тишина, все вели себя чинно, не было суматохи. Прохаживались рослые жандармы, которые устраняли всякое нарушение тишины и порядка, хотя царская ветка и вокзал находились в другом месте, недалеко от Александровского дворца. В самом городе тоже сохранялись чинность, тишина и порядок. Было много полиции, повсюду встречались военные, там стояли Гусарский полк, желтые кирасиры, стрелки императорской фамилии. Было много свитских военных, конвоя, специальной дворцовой полиции и шпиков. В связи с отсутствием фабрик и заводов рабочего люда почти не было. На улицах кроме военных были видны дворцовые служащие, домовладельцы, пенсионеры, чиновники, «благонадежные» ремесленники, прочий проверенный люд. Все вертелось вокруг резиденции царя, было связано с дворцом. На улицах, в парках, в проезжавших экипажах можно было видеть министров, шикарных дам, блестящих военных или же степенных купцов, сдержанных чиновников и их семьи. Во время пребывания царской фамилии в Александровский парк публику не пускали, в остальные же парки — Екатерининский и Баболовский — вход для всех был свободен. Петербуржцы приезжали погулять в парках, катались по озеру, осматривали достопримечательности. Город был скучный, оживления не было даже в парках. Летом, в «царские дни», на военном поле устраивали гулянья — балаганы, лотереи, развлечения, подобные тем, которые мы описали, говоря о Петергофе. Дачников было мало.