Юлия Латынина - Христос с тысячью лиц

• Название: Христос с тысячью лиц
• Автор: Юлия Латынина
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-101544-2

Иисус Христос был – но не один. Их было много. Едва ли не каждый адепт раннего христианства мог видеть и знать своего Христа. В продолжении бестселлера «Иисус. Историческое расследование» писатель и журналист Юлия Латынина ставит перед читателями новые неожиданные вопросы: чему именно учил настоящий Мессия и почему его апостолы так быстро стали переделывать его учение? Книга превращает безликие статичные фигуры апостолов – Иоанна, Филиппа, Павла – в живых людей, со своими необыкновенными биографиями и яростными, несовместимыми теологиями. Двум персонажам уделено особое внимание. Фигура Иуды Фомы, претендовавшего на звание духовного близнеца Христа и проповедовавшего за Евфратом, переворачивает традиционное представление о христианстве как о вере, развивавшейся в пределах Римской империи. А фигура Иоанна Крестителя – религиозно-политического лидера невероятного авторитета и мощи – принципиально меняет представления о времени и причине возникновения гностицизма.

---

Путь в Эдессу шел по ту сторону римской границы, по набатейским землям, правители которых в 30-х гг. н. э. были резко враждебны династии Ирода и постоянно укрывали у себя сражавшихся с ним «разбойников». А сама Эдесса была, по сути, первым арамейскоговорящим оазисом, который ждал путников за Евфратом.

Первый путь был, несомненно, удобней и проще для бродячих пропагандистов, призванных просвещать и обращать евреев в синагогах. К их услугам были римские постоялые дворы и великолепная система дорог и морских перевозок. Второй путь был единственно возможный для вооруженных групп.

Именно верующие в Иисуса евреи «принесли христианство в Месопотамию и далее на восток, тем самым положив основание семитскому, арамейскоговорящему, сирийскому христианству», – писал еще в 1968 г. Жиль Киспель{121}. Более того, от Кумрана до Эдессы шла прямая линия{122}. «Традиция, связанная с Фомой, была древнейшей формой сирийского христианства»{123}.

Эта традиция проявлялась во многом. Прежде всего в самом оригинальном имени апостола, Иуда, которое сохранилось в эдесском христианстве, но исчезло в канонических Евангелиях. Проявлялось оно и в том, что именно «Евангелие от Фомы» сохранило в себе древнейшую форму, в которой в назорейской среде распостранялись слова Иисуса, – а именно, форму логой, коллекций изречений. Эта форма была чужда будущим ортодоксам, и они смогли адаптировать ее, только вставив гностические изречения Q в изобретенную Марком форму остросюжетного Евангелия{124}.

Даже самые осторожные исследователи вынуждены признать, что «сирийское христианство долго сохраняло некоторые черты, которые могут быть объяснены происхождением из совершенно еврейского вида христианства»{125}.

Это касалось и его аскетизма, и его терминологии, и даже его архитектуры. Так, многие ранние сирийские церкви имели в центре своем возвышение, называемое бема, которое явно было позаимствовано из синагоги{126}.

«Можно иногда только изумляться, – пишет Киспель, – как не могли более ранние поколения видеть то, что мы сейчас видим так ясно»{127}.

На самом деле ничего изумительного в этом нет. Наличие за пределами империи огромных и разнообразных пластов не-павловского и анти-павловского христианства противоречили главному тезису классической библеистики – о маленьком незаметном пророке Иисусе, который был обязан своей посмертной славой исключительно «второму основателю» христианства Павлу.

Нога Павла ни разу не ступала за пределы империи, и это было естественно. Даже внутри нее он постоянно подвергался нападениям со стороны ревностных иудеев, которые чуть не забили его до смерти в Листре и в Фессалониках, напали на него в Иерусалиме, послали сорок каких-то мрачных террористов, поклявшихся ни пить, ни есть, пока не убьют Павла. Только постоянное сотрудничество с римскими властями – с проконсулом Сергием на Кипре, с неназванным «тысяченачальником» в Иерусалиме и прокуратором Антонием Феликсом в Кесарии – спасло Павла от этих страшных сикариев.

Римские власти были крайне заинтересованы в месседже Павла, вносившем раскол в ряды воинствующих милленаристов. Что же касается самого Павла, то он был заинтересован как минимум в выживании. Особенно если учесть, что вражда Симона Волхва с Иаковом, братом Господним, носила не только теологический, но прежде всего личный характер. Ведь если верить «Псевдоклиментинам», то Павел/Симон Волхв был тот человек, который физически напал на Иакова Праведника на ступенях Иерусалимского храма, столкнул его со ступеней вниз и сломал ему ногу. Вряд ли Иаков Праведник хорошо после этого относился к Павлу.

За пределами империи действительно не было христианства. Зато за ее пределами были назореи. «Очень вероятно, – писал Барнард еще в 1968 г., что христианство зародилось в Эдессе в еврейской среде, которая имела тесные связи с палестинскими сектантами, и что самые ранние обращенные были, по большинству, евреи»{128}. В переводе с языка велеречивых эвфемизмов на реальный исторический процесс это значит: «милленаристы, веровавшие в Иисуса, бежали через набатейскую пустыню, перешли Евфрат и основали в Эдессе свои общины».

Среди этих общин очень рано сложилась легенда, что их глава, апостол Иуда по прозвищу Близнец, обратил в свою веру царя Эдессы Абгара.

Эта легенда ставила ортодоксов в очень сложное положение. Ведь само прозвище «Близнец» ярко свидетельствовало о гностическом характере самых ранних разновидностей эдесской веры. Все последующие богомерзкие гностические практики, все разговоры о превращении человека в бога, о духовных близнецах, все призывы «Од Соломона» «надеть на себя» любовь бога{129} и найти его, «как любовник возлюбленного»{130}, все рассказы мессалиан о том, что «душа должна чувствовать то же при слиянии с Божественным Женихом, что женщина при совокуплении с мужем»{131}, восходили к единому общему предку – к прозвищу апостола Иуды, претендовавшему на то, что он является новым воплощением и духовным близнецом Христа.

Как связаны между собой ранняя эдесская легенда об обращении эдесского царя Абгара апостолом Иудой Фомой и история Иосифа Флавия об обращении адиабенской царицы Елены в иудаизм?

Конечно, безопасней всего предположить, что первая история не имеет никаких корней в реальности. Она была просто выдумана ортодоксами в IV в. н. э., как полагал великий Вальтер Бауэр{132}, или родилась из полемики ортодоксов с манихеями в III в. н. э.{133}. Эдесские христиане прочитали Иосифа Флавия, им стало обидно, что царь соседней Адиабены обратился в иудаизм, и они придумали своего обращенного в иудаизм Абгара{134}. Возможно, они срисовали его с Абгара VIII Великого, который был большим другом Бардесана и, по крайней мере, не препятствовал тому, что этот мистик своими сладкоречивыми гимнами привлек к своему учению «всю знать»{135}.

От такого предположения и овцы сыты, и волки целы.

Мы можем безопасно рассуждать о том, что, оказывается, за границей Римской империи тоже существовали последователи Иисуса, но они тоже были маленькие, никому не известные, это тоже был маленький ручеек, который почему-то уже во II в. н. э. привел к появлению в Эдессе влиятельного теолога и царского фаворита Бардесана. (Согласитесь, если предположить, что царь Эдессы лично привечал веру Иисуса еще в I в. н. э., то от «маленького ручейка» не останется вообще ничего.)

Однако такое предположение не совсем отвечает имеющимся свидетельствам. Как ни скудны они (а, признаться, мы ничего толком не знаем об Эдессе, по крайней мере, до походов Траяна), а все-таки они показывают на ранний характер легенды об Иуде Фоме.

Они показывают, что она предшествовала поздней (и спорящей с ней) ортодоксальной «доктрине Аддая». Они показывают, что эта ранняя легенда была хорошо осведомлена об иудейском характере раннего эдесского христианства (вельможа Товия). Не факт, что эдесские нацрайе вообще читали Иосифа Флавия – источник римский, ангажированный и ненавистный зилотам. Зато мы легко можем предположить, что они знали об обращении царя соседней Адиабены и о геройских подвигах его родичей в Иудейской войне без всякого Флавия.

Одна из самых интересных разновидностей «доктрины Аддая» сохранилась в «Истории Армении» Мовсеса Хоренаци. Вообще-то Мовсес приводит эту легенду в довольно позднем ее виде, с «письмами Иисуса Абгару» и прочей ерундой. Но Мовсес при этом утверждает, что царь Эдессы Абгар был заодно и царем Армении, а царица Елена была его женой и вдовой.

Мы точно знаем, кто был царем Армении в 30–60 гг. н. э., и никаких Абгаров среди них не было. Откуда тогда Мовсес взял это утверждение? Мы можем сделать простое предположение. С большой вероятностью, Мовсес взял его из той самой «Истории Армении» Бардесана, которую он называет своим источником.

Это позволяет думать, что легенду об апостоле Фоме, наставнике царя Абгара, придумал Бардесан, наставник другого царя Абгара. Ее первоначальной задачей была легитимизация положения Бардесана при дворе путем легитимизации территориальных претензий Абгара VIII к Армении. Из нее получалось, что предок Бардесана был царем Армении – когда слушался Иуду Фому.

Но эта легенда II в. н. э., равно как и само положение Бардесана, возникла не на пустом месте. Точно так же, как и история об адиабенских царях, она опиралась на высокое положение иудейских милленаристов за пределами империи.

Если в пределах Римской империи эти люди преследовались потому, что мечтали положить конец власти киттим, то за ее пределами они ровно по тем же причинам пользовались поддержкой местных властей.

Мы знаем из Иосифа Флавия, что набатейцы систематически поддерживали и давали укрытия многочисленным галилейским «разбойникам», воевавшим против Ирода. За несколько лет до смерти Ирод был даже вынужден вторгнуться в набатейские владения специально для истребления лагерей этих «разбойников»{136}. Кумран, расположенный на «земле Дамаска», находился именно во владениях набатейского царя. Парфянские войска в 37 г. до н. э. вторглись в Иудею во главе с конкурентом Ирода, Антигоном{137}. Ничто не заставляет думать, что Осроена и Адиабена – небольшие, но стратегически важно расположенные царства, которые должны были стать (и стали) первыми объектами римской атаки, – составляли тут исключение. Все эти земли поддерживали иудейских милленаристов ровно по той же причине, по которой немцы посадили Ленина в пломбированный вагон.