Натали Дэниелс - Кукушка

• Название: Кукушка
• Автор: Натали Дэниелс
• Жанр: Зарубежные детективы
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-04-101258-8

Конни очнулась в психушке. Некогда цветущая красотка, хорошая мать и успешная журналистка, она превратилась в бесполый полутруп с жидкими волосами и ожогами по всему телу. Как? Почему она не способна вспомнить многое из своего прошлого? Люди до сих пор содрогаются от того, что сделала эта безумная. Но психиатр Эмма Дейвис видела и не такое. Она бесстрашно ведет пациентку по закоулкам ее личного ада, чтобы помочь найти выход оттуда. Помочь вспомнить и трагедию, и то, что к ней привело. Постепенно Эмме становится ясно, почему неудачный брак и жуткая женская дружба подтолкнули несчастную к неописуемому кошмару. Или ее просто умело обманывает эта жестокая женщина, которой нет прощения?

---

Пришел Проныра. Проныра – это мой муж, мой бывший муж. Его настоящее имя Карл. Это второй его визит сюда, в точности похожий на первый. Карл неподвижно стоит у окна и молча плачет. Не волнуйтесь, он всю жизнь был рёвой. Сегодня он выглядит старым и печальным. Зато хорошо пахнет. Всегда хорошо пах. Позволяет мне немножко его понюхать, хотя я знаю, что он просто терпит и за моей спиной переглядывается со Скрипухой. Скрипуха – такая бестия! Когда дело не касается пациентов, совершенно преображается: сверкает акульими зубами – сама предупредительность! – приносит ему чашку чая, и он так бурно выражает благодарность, что можно подумать, будто она покусывает этими зубками его затасканное достоинство.

– Передай Чокнутой Сите, что я приду в шесть! – заявляю я, жестом отпуская ее, точно официантку.

Веду себя как последняя срань. Она заслужила.

– Не называйте ее так, Констанс.

Скрипуха в последний раз бросает на меня взгляд и выходит, а я поворачиваю стул лицом к Проныре. Он молча отпивает чай. Смотрит в окно на дерево, но не на мой листок, хотя тот в эпилептическом припадке старается привлечь его внимание.

– Как мама?

Снова подносит чашку к губам и, прежде чем глотнуть, делает крохотную паузу.

Игнорирует вопрос. В прошлый раз не сказал почти ни слова. Внимательно его разглядываю. Очень высокий, ладное худощавое тело, как у бегуна-марафонца. В хорошей форме, черноволосый и приятный. Но кожа мертвенно-бледная и какая-то крапчатая, как у чуда морского, которого выловил из пучины рыболовецкий траулер.

– Как Джош? Он придет? Я скучаю по детям.

Проныра ставит чашку на блюдце и поворачивается к окну, будто собирается с ним драться и насмерть залить его чаем. Потом глядит на меня. Вот кого ему хочется убить!

– Джош не желает тебя видеть.

Каждый раз эти слова застают меня врасплох. Стараюсь никак это не показать.

– Ясно. А Энни?

Проныра сверлит меня ярко-голубыми студеными глазами. Смотрит на мою шею, горло. Отрицательно качает головой. То ли в ответ на мой вопрос, то ли сам себе.

– Понятно, – говорю я.

В отношениях с детьми я, естественно, взрослая. И должна вести себя как взрослая, принимая их гнев. Нет ничего хуже, чем слышать, что твои собственные дети тебя ненавидят, – все равно что жевать бритвенные лезвия.

– Я, наверное, тоже больше не приду, – добавляет Проныра.

Удивляюсь и волнуюсь. Несмотря ни на что, он отчаянно предан. Может, произошло что-то очень плохое и он мне не говорит?

Подхожу. Его взгляд перебегает с моих волос на горло и глаза. Останавливаюсь прямо перед ним.

– Почему? – спрашивает он, опять едва не плача.

Его голос слаб, сам он вымотан, и мне его жалко, хотя я порядком устала от его слез. Проныра так и не понял, насколько его жалость к себе иссушает мое сочувствие. Я не знаю, что делать, однако все равно предпринимаю попытку помочь и заключаю его в объятья. Он вздрагивает, ссутуливается. Позволяет себя обнимать. Пахнет на самом деле замечательно.

– Лучше б мы не встретились! Лучше б ты не попалась мне на глаза!

Чувств ко мне он не испытывает, это я понимаю, но звучит по-своему романтично. Говорят, мы по-настоящему узнаем друг друга только при расставании. Так и есть. Лишь тогда видишь человека во всех его проявлениях. Отчаяние и страх делают нас странными и уродливыми. Ярость хороша; она нужна, чтобы расцепить связку, без крови и боли расстаться невозможно. Но раны затягиваются. И в конце концов, если ты по натуре не окончательный злодей, можно прийти к тому, с чего начал: этот человек снова тебе нравится.

Карл – добрый. Несмотря ни на что, он хороший человек. Я пожимаю его пальцы.

– Принес тебе кое-что. – Он высвобождает руку и суетливо роется в бумажном пакете.

Вытаскивает «Твикс», стопку книг и дерьмовые журналы. Он всегда покупает мне дерьмовые журналы. Я их никогда не читала, а он всегда покупал. Сначала это было шуткой, потом стало привычкой. Теперь не до шуток.

Вижу, что ему не терпится уйти, и почему-то скисаю.

– Когда я вернусь домой? – спрашиваю тихо.

Проныра перестает поправлять стопку и демонстративно сминает бумажный пакет. (Строго говоря, это я должна с тихой яростью комкать пакеты, но что ты будешь делать…)

– Домой? – повторяет он. И добавляет громче: – Дома у тебя больше нет!

Любит мелодрамы. Ему мало, что просто болит голова или пучит живот, – подавай опухоль мозга или рак желудка. Делаю шаг в его сторону, и он пятится, как будто я нападаю. А я никогда не нападала, я не агрессивная. Грустно сознавать, какой чужой я ему стала; даже видеть не хочет. Меня накрывает печаль. Куда подевалась наша любовь? Где-то же она должна быть! Может, в ящике справа от раковины? Однажды кто-нибудь откроет его и воскликнет: «Смотрите, что я нашел! Целая куча любви!»

Подойдя к двери, оборачивается. Утомленный столетний целакант.

– Приготовься, Конни. Приготовься, черт побери!

Уходит. Гнев Проныры завихряется вокруг меня, не проникая внутрь. Пытаюсь ощутить его, впустить, но нет, ничто в меня не просачивается. Полное оцепенение.

Подхожу к стопке журналов. Бегло листаю и сажусь. Книги кладу отдельно. Узнаю школьную тетрадь. Дневник Энни. На обложке написано: «Энни Мортенсен, возраст 9 лет и 5/12. Днивник. Ни трогать». Если она узнает, придет в ярость.

Помню ее первый дневник – мой подарок на день рождения, когда ей исполнилось семь. Она открыла его, сидя за столом, и сразу захотела начать. Записала: «Встала умыла лицо пачистила зубы». Посмотрела на меня и спросила: «Как-то скучно, да?» И мы поговорили, как сделать дневник интересным, чтобы однажды она с удовольствием его почитала, оживляя память. Энни предложила записывать важные события в мире. Я похвалила идею и добавила, что можно отмечать какие-то моменты – например, лучшее за день, – а не пересказывать все подряд. Ей мысль понравилась, и с тех пор она добросовестно каждый день вела записи. «Я всегда буду говорить правду», – заявила Энни, и я согласилась, что иначе ничего не получится. Полли тоже завела дневник, естественно, хотя они их друг дружке никогда не показывали. Зато часами читали отдельные разрешенные страницы – умора, если учесть, что они были неразлейвода и проводили вместе каждую секунду, как, собственно, и их матери, и даже больше, поскольку учились в одном классе. Энни хранит дневник под замком. Понятия не имею, как Проныре удалось его раздобыть.

В свое время я была ярой ревнительницей тайны личной жизни. Теперь – нет.

Листаю. Отдельные страницы склеились от липких, перепачканных сладостями пальцев. Энни вложила сюда обертки, на случай если вдруг забудет любимые лакомства: «Токсик вейст», «Миллионс», «Орео» с шоколадным вкусом, «Харибо». Некоторые записи начинаются с даты и заголовка. Улыбаюсь. У Энни всегда была тяга к торжественности. «7 апреля. Про то, как доламался планшет». «16 марта. Колокола будильников». Пробегаю глазами страницу – они с Полли пошли в «Тайгер» и завели там все будильники на одно время. «21 марта. Почему на самом деле Джош разбил нос». Настоящая маленькая писательница! Тренируется в сквернословии – для ее возраста вполне ожидаемо – и невероятно грамотно выстраивает композицию.

Подхожу к окну и усаживаюсь, чтобы почитать в удовольствие. Открываю наугад.

«1 февраля Потерявшийся купальник».

Мама оч оч оч сердится. Говорит я все всегда теряю.

Мы шли короткой дорогой с плаванья и Полли вдруг говорит, а ты знаешь что во всиленной все отскакивает? Я сказала нет а она – вот и да. (такая всезнайка прям професор диржите меня). Я сказала слоны не отскакивают. Она сказала отскакивают. Дома не отскакивают. Отскакивают. Полли хоть КОЛ на голове чеши.

Мы шли мимо красивого дома с железной оградой, кирпичами в желтой мусорке и лесом, для штукатуров. Полли наклоняется прямо в мусорку аж трусы видны. Я кирпич НЕ БРАЛА. Это ПОЛЛИ. Я тренировала растяжку на ограде. В подвале видны ноги какого то дяденьки. Полли с кирпичом залезает на ТРИ МЕТРА на лес и говорит смотри Энни! И как киданет! Он разбился на десять милиардов кусочков и одним кусочком разбил окно!

Дяденька начинает кричать и мы БЕЖИМ бысто быстро и садимся в кустах у автобусной остановки. Полли запыхалась. Я нет, я могу бежать сто лет подрят. Она говорит ВИДАЛА? Кирпич сначала ОТСКАЧИЛ а уже после разбился! Помоему правда но я ей не сказала.

PS почему такое название. Когда я бежала выронила купальник в голубой горошек и мы испугались возвращаться. Я сказала маме что он в басейне и она заставила меня туда звонить. Я притворялась что его кто то украл а она слушала.

Смеюсь в голос. Без сарказма, по-настоящему. Я благодарна Проныре за дневник. Как же я скучаю по своей маленькой непоседе! Здесь не полагается телефон, а то я ей позвонила бы. Даже если она не хочет со мной разговаривать, все равно позвонила бы – просто услышать ее хриплый голосок, ее вечные шутки…