Чарльз Грабер - Добрый медбрат

• Название: Добрый медбрат
• Автор: Чарльз Грабер
• Жанр: Биографии
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-114616-0

История Чарьза Каллена, серийного убийцы, который признался властям, что он убил около 400 пациентов в течение своей шестнадцатилетней карьеры медбрата. Его называют «Ангел смерти». Он вводил смертельные дозировки лекарств, «чтобы облегчить страдания» своих жертв-пациентов. Чарльз Грабер расследует причины и следствия этого «леденящего душу», по определению самого Стивена Кинга, дела. В скором времени планируется фильм, основанный на событиях, изложенных в книге.

---

В ожоговом отделении Лихая пациентов все еще чистили на металлических койках и использовали костюмы высокого давления, но криков в них было гораздо меньше по сравнению с тем временем, когда Чарли начинал свою карьеру. Об этом позаботились новые препараты с приставкой «бензо», они помогали легче воспринимать стресс и боль. Морфий – традиционный препарат – казался более примитивным по сравнению с новым классом болеутоляющих, особенно с оксиконтином, который поступил на фармацевтический рынок всего за три года до этого{87}. Теперь существовали препараты, способные блокировать боль даже у самых юных пациентов.

Вместе с новыми препаратами пришла и новая система их отслеживания и распространения – компьютеризованные хранилища под названием «Пиксис медстейшенс», разработанные компанией «Кардин хелс» из Огайо. Машина «Пиксис» представляла собой огромную металлическую кассу с препаратами, компьютерным экраном и клавиатурой сверху. Не все медработники были в восторге от такого компьютеризованного аспекта своей работы, но Чарли это нравилось. Он всегда умел обращаться с техникой и оценил систему отслеживания выдачи препаратов медбрату так же, как это делает банкомат, выдавая наличные, – систему, которая связывает каждую выдачу с учетной записью конкретного пациента, но запись-то создает медработник. «Пиксис» упростила отчетность и позволила аптекам определять, где именно препарата осталось мало, чтобы можно было пополнить запасы. Система была полезная, но далеко не идеальная. В конце концов, это был еще один инструмент для очень тонкой работы, которым пользовались люди, имеющие собственные недостатки.

Чарли считал себя опытным специалистом по ожогам, особенно после того, сколько он проработал в ожоговом центре больницы святого Варнавы. Однако в Лихай-Вэлли он снова ощутил себя как на флоте – новичком. Чарли не нравилось, как там относятся к нему и к пациентам. Местный профессионализм казался Чарли бессердечным и равнодушным{88}. Он считал медперсонал Лихай-Вэлли жестоким и холодным. Коллеги, в свою очередь, считали его чокнутым. И потому во время долгих ночных смен той зимой Чарли почувствовал желание сделать то, что делал уже столько раз. Он не помнил, были ли пациенты, которым он причинял вред, жертвами автокатастрофы, пожара, не помнил, сколько их было{89} за эти шестнадцать месяцев ночных смен. Большинство умерло в течение его смены – их сердца останавливались прямо на глазах этих «холодных» медработников. Это было чем-то, что он мог сделать, – актом личной воли в деспотичной рабочей атмосфере.

В отделении ожогов большинство молодых мужчин были либо пьяными жертвами ожога от костра, либо жертвами автокатастрофы. Пациент Мэттью Мэттерн был из последних. Он застрял в горящей груде металла и был доставлен в Лихай с ожогами семидесяти процентов тела. Даже самым стойким сестрам было тяжело на него смотреть. Присутствие в крыле такого молодого пациента в критическом состояние вызвало волну новых эмоций и непривычную эмоциональную реакцию шокированных молодых посетителей. Пожилые медработники думали о своих детях и внуках, молодые – о своих друзьях, любовниках и даже себе самих. И хотя никто не говорил об этом вслух, по крайней мере не при Чарли, но многие уже произвели подсчеты у себя в уме. По «правилу девяти» двадцатидвухлетний Мэттерн был на девяноста два процента обречен. Шанс того, что он выживет, оставался, но смерть была более правдоподобным вариантом.

Мэттерн был тем, что медработники называли «медленным кодом» – синий код в медленном варианте. Чарли наблюдал за процессом и понимал, что, даже если Мэттерн выживет и трансплантаты приживутся, он навсегда останется больным, инвалидом, покрытым шрамами и заключенным в костюм высокого давления.

В это время хирурги отрезáли ему одну часть тела за другой. Буквально кромсали его, думали сестры. Мэттерн обгорел почти до костей и потерял конечности{90}. В конце концов хирурги ампутировали все, что могли. Многие медработники молились о том, чтобы поскорее случилось неизбежное.

Чарли снова почувствовал бессилие. Оно же посещало его, когда он имел дело с пожилыми медсестрами; в доме, где он рос, его заставляли чувствовать бессилие жестокие мужчины, бродившие по коридорам, пока его брат продавал им марихуану, парни его сестер, которые продолжали жить в их комнатах, даже когда сами сестры сбегали из дома; а затем, когда сам Чарли уже сбежал из дома, он чувствовал это бессилие на подлодке, когда опытные моряки заставляли его нести вахту, хотя на борту уже были другие новички и приходила их очередь. Он был тихим ребенком, замкнутым и одиноким, неспособным расшифровать социальную динамику армейской культуры. Он не выносил издевок, и вскоре ситуация ухудшалась. Другие моряки замечали, что он злился, опускал глаза и бормотал что-то невнятное, а потом бросал взгляд, словно собирался убить их во сне. Они называли его «долбаным психом», «голубым сумасшедшим отбросом». Он был Чарли-кверху-брюхом, бледным как смерть, за исключением тех случаев, когда его били кончиком полотенца и он становился красным и слетал с катушек. Даже его уши краснели. Даже другие новички над ним издевались. Тур за туром над Чарли-кверху-брюхом всегда можно было посмеяться. Но Чарли ушел из армии. Теперь он был главным. 31 августа 1999 года Чарли ввел в капельницу Мэттерна большую дозу дигоксина. Еще до рассвета сердце Мэттерна остановилось, а некоторые сестры благодарили Бога за то, что тот вмешался. Чарли спокойно пошел на парковку.

Подобные импульсивные выплески стресса руководили большинством его поступков годом ранее. Его вмешательства в жизнь пациентов были компульсией, которая к самим пациентам имело мало отношения; чаще всего он даже не замечал самих людей, только то, чем все заканчивалось. Каждый приступ контроля сопровождался последующим периодом облегчения и комфорта. Этого хватило на лето, осень и зиму, хватило, чтобы перенести вечно тяжелый период праздников. В конце концов этот период закончился, и Чарли обнаружил себя холодным дождливым утром на пути в новый миллениум и супермаркет на заправке.

Хибати[3] стояли прямо у входа, рядом с жидкостью для мытья стекол и кулерами. Он купил дешевую и ненадежную, представляющую собой алюминиевую жаровню с грилем, которая, однако, по размерам помещалась в его ванну. Чарли плеснул в хибати жидкости для розжига и бросил спичку на мокрые угли. Немного поглядел на пляшущие и дергающиеся языки пламени, затем вспомнил про свой пустой стакан, вышел на кухню, налил себе еще и вернулся в ванную.

Несколько минут спустя на Шэфер-авеню подъехала патрульная машина. Офицер Дадди поговорил с хозяйкой, Кэрен Зиемба, которая позвонила в «911». Она сказала Дадди про запах и про то, что несколько раз видела, как ее странного жильца увозят на скорой. Дадди спустился по лестнице ко входу в квартиру Чарли. Штормовая дверь была закрыта, а в промежуток между дверями подоткнуты свернутые полотенца. Дадди громко постучал, заявив о себе как о сотруднике полиции. Вскоре замок щелкнул и дверь открылась. Чарли невинно выглянул из-за нее.

«Сэр, – сказал Дадди, – у вас какие-то проблемы с керосиновым обогревателем?»{91}

«Э, нет», – ответил Чарли. Однако, когда дверь открылась, запах стал совершенно невыносимым.

«Я бы хотел проверить это сам, если вы не против».

«Э, да все в порядке», – сказал Чарли, не двигаясь с места.

«Лучше пропустите меня, – сказал Дадди. – Пожарные все равно уже в пути».

Чарли вздохнул и открыл дверь. Дадди вошел. Запах топлива стал еще сильнее: что-то внутри горело. Полотенцами и изоляционным материалом были закрыты вытяжки и вентиляционные отверстия. Пожарная сигнализация лежала на столе, из нее были вынуты батарейки. Дадди снова посмотрел на Чарли. Чарли смотрел в пол. Дадди прошел мимо него в ванную, на запах керосина. Маленькая хибати стояла в ванне и горела. Чарли объяснил, что поставил ее туда, потому что боялся пожара – в конце концов, он медбрат в отделении ожогов. Он видел, что бывает после пожара. Однако Дадди вызвал скорую. Чарли вздохнул и пошел искать свои ботинки.

Когда приехала скорая, Чарли спросил врачей, могут ли они отвезти его не в больницу Уоррена. Он не хотел показаться фриком{92}.

18

Апрель 2000 года

Чарли все яснее осознавал, что его время в Лихай-Вэлли подходит к концу. Старшие сотрудники отделения ожогов перестали скрывать свое презрение к медбрату Каллену{93}. Чарли попытался перевестись, но кардиологическому отделению тоже не нужны были проблемы. Чарли проработал в Лихае еще три месяца, заглушая боль убийством пациентов{94} и потихоньку отменяя смены в поисках работы неподалеку.

К счастью, за последние десять лет население Лихай-Вэлли увеличилось больше чем на десять процентов. Больницы вырастали в окрестностях как грибы. Пятно от кофе на автомобильной карте Чарли покрывало минимум шесть потенциальных работодателей в получасе езды от квартиры, и в каждой больнице сотрудников было меньше, чем смен. Чарли воспользовался текстовым редактором и разослал улучшенную версию своего резюме. У него за плечами было тринадцать лет стажа в шести разных больницах, и – несмотря на то что он увольнялся после обвинений в некомпетентности и подозрений в еще более страшных грехах – он мог рассчитывать, что все они подтвердят даты его трудоустройства{95}. У него была действующая медицинская лицензия штата Пенсильвания, а также рекомендации, в которых его все еще описывали как «прекрасного командного игрока» со «спокойным и добрым» нравом, как сотрудника, «всегда готового взять» дополнительные смены. Навык коммуникабельности? «Хороший». Качество работы? «Превосходное». Одной из первых больниц, получивших резюме Чарльза Каллена, была больница святого Луки в Фаунтин-Хилл, располагавшаяся чуть дальше Лихая.