Стефани Стори - Камень Дуччо

• Название: Камень Дуччо
• Автор: Стефани Стори
• Жанр: Биографии
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-00146-354-2

Это роман о соперничестве двух великих творцов и рождении двух великих шедевров. С 1501 по 1505 год Леонардо да Винчи и Микеланджело Буонарроти живут и работают во Флоренции. Именно там они впервые сталкиваются в борьбе за право изваять статую из глыбы мрамора, прозванной камнем Дуччо. В результате Микеланджело берется за работу над легендарным Давидом, а жизнь Леонардо тем временем катится под откос: он теряет заказы, не в силах закончить ни один проект, и его неотвязно преследуют мысли о женщине по имени Лиза дель Джокондо. На русском языке публикуется впервые.

---

Слушатели в едином порыве придвинулись к росписи, чтобы рассмотреть каждое лицо, и Леонардо застонал про себя. Он всячески старался отвлечь их внимание от разрушающейся фрески, а добился обратного – теперь они пристально разглядывали ее.

Но в этот момент дверь внезапно распахнулась и в трапезную ворвался миловидный франт лет двадцати. Гладкое ухоженное личико Джан Джакомо Капротти да Орено искажал неподдельный ужас, тщательно завитые кудри растрепались и пребывали в полнейшем беспорядке.

– Моро, сюда идет Моро!

Чужеземные гости Леонардо разом смолкли и встревоженно переглянулись, не понимая, говорил ли юноша всерьез, или он придумал этот невинный розыгрыш, чтобы развлечь их. В поисках ответа они обратили взоры на Леонардо.

– Ах, Салаи, друг мой, если ты снова вздумал шутить, то поступаешь очень жестоко с этими бедными людьми… – Леонардо прозвал своего помощника Салаи – «дьяволенок» – за неискоренимую склонность к не всегда безобидным проказам и розыгрышам, которые мастер терпел вот уже… десять лет! Неужели так долго?

– Нет, господин, я не вру. Клянусь! Герцог Моро идет сюда. И с войском!

При всей страсти к озорству актер из юного помощника Леонардо был никудышный, и тот сразу понял: Салаи говорит правду.

Услышав имя Моро, две французские дамы громко запричитали, а их соблазнительная соотечественница в страхе прижала руки к туго затянутому корсетом животу. Мужья и отцы семейств собрали вокруг себя родню, готовясь к срочному бегству. Если герцог Моро и впрямь шел на Милан, то всем, кто в эту минуту находился в трапезной, грозила неминуемая гибель.

И прежде всего Леонардо да Винчи.

В течение полувека род Сфорца правил Ломбардией, но два месяца назад французские войска во главе с Людовиком XII вторглись в столицу герцогства и изгнали Сфорца из Милана. Герцогу Лодовико Сфорца – прозванному Моро (мавром) за смуглую кожу – пришлось спасаться бегством; он потерпел унизительное поражение, хотя и остался целым и невредимым. Если принесенная Салаи-дьяволенком весть о его возвращении правдива, Сфорца не пощадит никого, лишь бы вернуть себе Милан. И наибольшей опасности подвергались французы, находящиеся в городе.

Постигнет кара и Леонардо. Последние восемнадцать лет он жил и работал в Милане, оказывая услуги двору, но, когда его покровитель герцог сбежал из города, Леонардо не последовал за ним, как пристало бы истинному патриоту и верному подданному. Нет, он остался в уютных покоях, выделенных ему во дворце Сфорца, и, более того, предложил свои услуги французскому королю. Если герцог вернет себе власть, Леонардо грозит арест за измену. А как Сфорца поступают с изменниками, знают все в городе.

– Надо пойти к королю. Он возьмет нас с собой во Францию, или в Неаполь, или куда он там направляется сейчас, – спокойно произнес Леонардо, вертя на пальце сверкающую драгоценную птичку.

Салаи заметно помрачнел:

– Король уже сбежал. И прихватил с собой двор. А нас бросил на произвол судьбы.

Левый глаз Леонардо непроизвольно дернулся. Ему необходимо было подумать, все взвесить. Он снял с пояса небольшой блокнот, уселся на пол перед фреской и принялся быстро, уверенными движениями зарисовывать искаженные ужасом лица французов. На бумаге возникали скупые, но выразительные наброски гримас и жестов: распахнутые от испуга глаза, раздувающиеся в возбуждении ноздри, нервно сжатые, готовые к борьбе руки и прочие свидетельства неподдельного страха. Лишь изучая физические проявления паники, можно проникнуть в тайны человеческих эмоций, а живописцу редко выпадает шанс воочию наблюдать подобные переживания. Леонардо хотел запечатлеть не только мимику и жесты, но и шорохи многослойных дамских юбок, подавленные всхлипы, тяжелое дыхание. И если ему подвернулась такая возможность, он ни за что не упустит ее.

– Господин, прошу вас, не сейчас… – Салаи попытался мягко вынуть блокнот из рук Леонардо, но тот воспротивился. – Помощи ждать неоткуда. Надо как можно скорее выбраться из Милана.

– Чем нестись сломя голову невесть куда, лучше сесть и хорошенько все обдумать. – К тому же он должен был поскорее зарисовать эту маленькую отважную француженку именно такой, какой видел ее сейчас: голова запрокинута, стенающий рот приоткрыт, пылающая грудь тяжело вздымается. «Страх в своих проявлениях сродни экстазу», – вдруг решил Леонардо и сразу сделал себе пометку – поразмыслить на досуге о неуместном сходстве столь чуждых друг другу эмоций. Юная француженка побежала к двери, и Леонардо с сожалением проводил ее взглядом – ему уже не доведется утолить желаний, пробужденных в нем ее прелестями.

Наконец последний француз покинул трапезную, и тяжелая дверь с лязгом отсекла их от какофонии уличных звуков, вызванных всеобщей паникой и смятением.

Салаи схватил Леонардо за плечо:

– Времени нет, надо спешить!

– На то, чтобы поразмыслить, время всегда найдется, мой юный подмастерье. – Леонардо неторопливо повесил блокнот обратно на пояс.

Однако именно этого ему вечно и не хватало – возможности все обдумать, оттого он и пустился на смелый эксперимент с фреской. Да, в этом все дело. В соответствии с классической техникой фресковой живописи на стену наносится слой извести, и художник пишет прямо по влажной штукатурке. При соблюдении этих нехитрых правил роспись сохраняется на века, оставаясь неотъемлемой частью самого здания. Но эта долговечность имеет свою цену. Мастер вынужден работать быстро и без остановки, с первого раза правильно и точно воплощая свой замысел. Ибо потом, когда штукатурная основа высохнет, в живопись уже нельзя будет внести никакие правки. Однако быстро и без остановки – это не о нем. У Леонардо была своя манера, он любил делать паузы, тщательно продумывая и представляя себе каждую деталь. Сколько раз он, принимаясь за работу, на какое-то время оставлял ее, а затем, переосмыслив, начинал заново! Кроме того, многие его любимые цвета – скажем, тот же ультрамарин – приготовлялись из минералов, несовместимых с известью. Поэтому он и разработал собственную технику фресковой живописи, которая как нельзя лучше подходила к его стилю. «Тайную вечерю» он писал темперой (краской, замешанной на яичных желтках) прямо по сухой стене, грунтованной особым составом. Благодаря этому он смог применить столь любимые им минеральные пигменты: ультрамарин, киноварь и даже искрящийся зеленовато-синий азурит. Но важнее всего то, что новая техника, в отличие от канонической росписи по влажной штукатурке, позволяла изменять уже сделанный рисунок всякий раз, когда художника осеняла более интересная идея, – дни, недели, месяцы, а то и годы спустя. Взять хотя бы тот случай, когда, работая над «Тайной вечерей», он целых три дня размышлял, прежде чем нанести один малюсенький мазок умбры на правое запястье Христа.

Салаи помог Леонардо подняться на ноги:

– Господин, я уже упаковал ваши альбомы, рисунки и прочие бумаги. – Он показал на тяжелую суму, длинный ремень которой проходил наискосок через его грудь. – Все остальное придется бросить, – вздохнул юноша.

Леонардо обернулся к «Тайной вечере». Да, краска растрескивается, сомнений нет. И он уже не сумеет спасти гибнущую фреску.

– Все в порядке, Салаи. – Он кивнул помощнику, успокаивая не столько его, сколько себя. – Заблуждается тот, кто вечно цепляется за имущество. Уж кому как не нам, художникам, знать, каково это – расставаться со своим творением. Впрочем, художественные произведения принадлежат не творцам, а заказчикам. Да и разве бывают завершенные картины? Работу над ними нельзя окончить – можно только бросить.

Они направились к выходу. Вдали уже грохотали пушечные залпы. На улице царило форменное светопреставление. Вооруженные всадники скакали прочь из города. Челядь сбежавшего французского короля и горожане в судорожной спешке бросали свои пожитки в экипажи и повозки. Порывы неистового ледяного ветра вздымали тучи пыли, и она окутывала город грязно-бурой пеленой. Милан, изысканная и блестящая северная столица, погружался в анархию. На площади, посреди этого вселенского ада, лишь одна фигура замерла без движения: какой-то французский солдат, задрав голову, пристально вглядывался в глаза исполинского, впятеро выше человеческого роста, глиняного коня.

Конь должен был служить моделью для самой большой в мире бронзовой конной статуи, которую Леонардо заказал Моро, желая почтить память своего отца, герцога Франческо Сфорца. Эту великолепную скульптуру поэты воспевали в стихах, путешественники съезжались со всего света, чтобы поглядеть на нее, надеясь потом вернуться и полюбоваться на произведение, отлитое из бронзы. Увы, Леонардо так и не довел этот заказ до конца – Моро перелил заготовленную для статуи бронзу в пушечные ядра. А французы, захватив Милан, превратили глиняное животное в мишень, чтобы упражняться на нем в стрельбе подожженными стрелами и отрабатывать удары булавами. Ему уже отбили ухо, часть носа и большой кусок крупа. Будь бедный конь живым, он давно погиб бы от подобных надругательств, а выполненный из глины, хотя и с многочисленными дырами в боках, все еще стоял.