Кэтрин Уэбб - Потаенные места

• Название: Потаенные места
• Автор: Кэтрин Уэбб
• Жанр: Историческая литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-389-17529-7

В день убийства небо над Слотерфордом было низким и пролилось на землю бурным дождем, первым за несколько недель. Смерть в этой тихой деревушке не была диковинкой, как и везде. Но такой бессмысленной жестокости здесь еще не видели. И кто знает, не станет ли эта трагедия лишь началом – первым звеном в череде многих?.. Как и в других произведениях английской писательницы Кэтрин Уэбб, загадки происходящего тесно связаны с тайнами прошлого, и сюжетные линии, разделенные десятилетиями, неожиданно переплетаются, складываясь в прихотливый узор судьбы, а сквозь патину времени начинают проступать живые картинки ушедшей эпохи. «Потаенные места» вышли в свет в 2017 году и встали в один ряд с лучшими романами Кэтрин Уэбб, завоевавшими популярность и любовь читателей во всем мире: «Наследие», «Полузабытая песня любви», «Английская девушка» и др. Впервые на русском языке!

---

Потом Алистер встал, чтобы выпить воды, и надел пижамные брюки. С раскрасневшимися щеками, взъерошенными волосами он выглядел по-мальчишески и буквально светился от счастья. Ноги у него были длинными и гладкими; не мускулистыми, не дряблыми, но статными, стройными.

– Тебе что-нибудь нужно, дорогая? – спросил он, ложась рядом с ней и опираясь локтем на подушку. Ирен покачала головой, хотя попросить хотелось о многом. Она едва могла вынести его постоянные попытки угодить ей и чувство вины, которую они заставляли ее испытывать. – Да, кстати… Я слышал, нам больше не угрожает колдовство вуду?[50] – проговорил Алистер, опуская голову на подушку и кладя руку на талию Ирен. При этом он улыбнулся, отчего вокруг его глаз возникли ласковые морщинки, а лоб разгладился.

– Что?

– Я говорю о кукле, которую ты нашла. Пудинг сказала мне, что мамаша Таннер подтвердила: никакого колдовства.

– Ах да, это верно. Никакого колдовства.

– Ну, сразу легче, – улыбнулся он. – Боюсь, однако, что я не знаю, как установить, кому она принадлежала и что делала в дымоходе.

– Это не имеет никакого значения, – ответила Ирен совершенно искренне. На самом деле у нее был соблазн выбросить куклу, как только они вышли из дома Таннеров, но странное чувство значимости этого предмета пересилило. В конце концов она снова завернула куклу в материю и убрала в ящик стола. Вся история с походом в коттедж Соломенная Крыша сейчас вызывала у нее раздражение. Зря она поставила себя в такое неловкое положение. На нее накричал прикованный к постели старик перед целым выводком босоногих ребятишек. При мысли об этом ее охватывал стыд, и приходилось постоянно напоминать себе, что идея пойти к мамаше Таннер принадлежала ей самой, а вовсе не Нэнси. Опять она оплошала.

– Я уже забыла об этой находке, – добавила Ирен.

– Ну, в любом случае я рад, что ты побывала на людях и встретилась с некоторыми жителями деревни. Даже если это были старая миссис Таннер и ее беспутное семейство.

– Оно у нее, по всей видимости, достаточно многочисленное.

– А с кем ты познакомилась?

– Ну, «познакомилась» – это чересчур громко сказано. Там были мамаша Таннер, конечно, много детей, несколько девочек постарше и женщина лет пятидесяти или чуть старше по имени Триш. И старый дед. Потом через некоторое время вернулся домой сам Таннер с двумя взрослыми парнями, но представляться они не стали, поэтому имен я не знаю.

– Ну, Триш – это жена Таннера. Взрослые парни, вероятно, были их старшими сыновьями, Иаковом и… Элиасом? Илией? Я забыл.

– Это не имеет значения. Не думаю, что вообще пошла бы к ним, если бы твоя тетя Нэнси несколько раз не посоветовала мне этого не делать. И я навряд ли постучалась бы в их дверь, если бы не Пудинг. Она совершенно бесстрашная, ты не находишь?

– В большинстве случаев – да. Полагаю, причина кроется в том, что другие дети слишком много ее дразнили, когда она была младше. Так что к разного рода передрягам ей не привыкать.

– Что вообще могло заставить ее родителей так назвать свою дочь? Пудинг! Не могла же она родиться толстушкой.

– Боже, это не настоящее имя. Просто детское прозвище, которое к ней прилипло. Остается ее пожалеть. Нет, настоящее имя… – Алистер нахмурился. – Знаешь, я его забыл. Что-то очень взрослое. Возможно, поэтому оно и не прижилось. Что-то на букву «Л»?.. Не помню. Тебе придется спросить у нее самой.

– Это не имеет значения.

Ирен только теперь обратила внимание, как часто она стала произносить «Это не имеет значения» с тех пор, как приехала из Лондона. Она взглянула на часы, когда Алистер гасил лампу. Было немного за полночь. «Ведьмин час»[51] – она не называла так это время с тех пор, как вышла из детского возраста. Как только ей исполнилось семнадцать лет, Ирен по большей части проводила «ведьмин час» на людях, в Посольском клубе[52] или каком-то другом ночном заведении, с родителями, а затем в компаниях, состоящих из молодоженов, перспективных молодых людей, ее двоюродных братьев и немногочисленных школьных подруг. Они быстро съедали ужин, сидя локоть к локтю за столами, которые были поставлены посреди огромной залы танцпола, запивали еду джин-тоником, а затем снова вставали, чтобы протанцевать еще один фокстрот, подсесть за другой стол, поискать глазами знакомых и себя показать, пока оркестр играл на балконе, почти скрытом за пеленой сигаретного дыма. Громкие разговоры, то и дело переходящие в крик, который только и можно было расслышать в окружающем гаме. Безумная энергия танцев и смеха. Яростная потребность в веселье, которая захлестнула Англию после Великой войны. Безработица не стала проблемой для гостей Посольского клуба, но нехватка молодых людей давала себя знать и тут. Это приводило незамужних женщин на грань отчаяния, вынуждая все время искать партию, и заставляло молодых мужчин чувствовать себя объектами охоты – что многим из них нравилось. Из-за этого некоторые женщины, особенно скромницы, боялись лишний раз заговорить с мужчиной, так как сразу предполагалось, будто за этим стоит непременное желание выйти замуж за этого мужчину.

Ирен принадлежала к числу как раз таких. Во всяком случае, она стеснялась подойти первой. К тому же ее родителей одолевала настоящая мания, что она должна выйти за первого молодого человека, который ей понравится, а потому Ирен старалась не проявлять интереса ни к кому. Ее мать, подходившая к моде как к вопросу жизни и смерти, решила, что такое отсутствие уверенности в себе проистекает оттого, что дочь недостаточно худая для платьев, которые присылают из Парижа. И поэтому бедняжку перевели на диету настолько строгую, что Ирен проводила дни, цепенея от головокружения и чувства отрешенности от всего земного, вызванных голодом. За столом мать смотрела на нее так грозно, что Ирен вскоре вообще не могла есть в ее присутствии. Последние следы женственности сошли на нет, остались лишь по-мальчишески острые колени, тонкие руки, напоминающие два ершика для чистки трубки, и бескровное лицо, на котором подведенные тушью глаза казались двумя черными цветками. Она приучилась курить. Это помогало не думать о еде. Когда у нее не было сил танцевать, Ирен просто сидела. Когда у нее не оставалось сил разговаривать, она молчала, оглядывая залу с бесстрастием, на которое только и была способна, в надежде, что ее никто не попытается пригласить. А ее приглашали – в основном из-за видного положения, которое занимали родители, а также потому, что ее усталость и страх принимали за модную разновидность скуки. Вот она и просиживала вечер за вечером в шелках и жемчужном ожерелье, куря через черепаховый мундштук и задаваясь вопросом, чем и когда все это закончится. Такая жизнь считалась удовольствием, и находиться где-то в другом месте – например, дома – было все равно как сойти с поезда и позволить всему миру двигаться дальше по накатанным рельсам, но уже без тебя. Это было все равно как умереть.

Впервые Сирена и Фин пришли в Посольский клуб по приглашению Ирен. Это было в 1920 году, после того как они познакомились на том самом костюмированном балу, на котором Сирена была одета павлином. Впрочем, Сирена и без перьев была не менее яркой. Ирен понятия не имела, что именно побудило Сирену завести с ней знакомство. Вероятно, сыграли роль связи Ирен и то, как сшитое по парижской моде платье сидело на ее исхудавшей фигуре. А может, Сирена приняла изнуренный вид Ирен за модную презрительность к свету, которой ей самой не хватало. Или сочла новую подругу чистым холстом, на котором ей удастся рисовать красочные образы самой себя. Сирена повсюду таскала за собой Фина, держа его за руку, переходя от группы к группе, от стола к столу, – ведь это был муж, настоящая редкость, превосходный аксессуар для платья. В память Ирен врезался миг, когда Фин впервые коснулся ее руки. Они сидели бок о бок на мягкой банкетке. Время перевалило за полночь. Ведьмин час. Они походили на людей, очутившихся на обнаженной в отлив отмели на краю бурлящего людского моря. С одной стороны кипел водоворот танцпола, с другой – высился коренной берег столов, усеянных остатками ужина из пяти блюд и множеством недопитых бутылок. В голове Ирен не было ни единой мысли – лишь смутное ощущение того, что ей очень приятно сидеть рядом с ним, касаясь голым плечом рукава его пиджака, отчего по телу ползли мурашки. Она не слишком замечала Фина – так же, как и другие люди. Она помнила смутное чувство, будто находится под его защитой, – ведь к ней едва ли кто-нибудь подошел бы в его присутствии. А еще при нем она сильней ощущала дискомфорт от нашитых на платье блесток, царапавших кожу обнаженных рук. Говорил ли он перед тем, как дотронулся до нее? Вполне вероятно, что она просто его не слышала. Ее внимание было сосредоточено на прикосновении.

Она не могла вытащить ни единой нити из клубка запутанной пряжи, в который превратилось все, последовавшее потом. В ее памяти осталось лишь чувство, что прикосновение пробудило ее от кошмара. Разрушило клетку, которую она создала для собственной защиты. Рука, что легла на ее оголенное предплечье, казалось, вырвала ее из трясины, и она почувствовала облегчение. Как будто что-то открылось внутри. Она даже не могла точно вспомнить, что именно он тогда сказал. Может: «Вы не должны обращать внимание на Сирену, когда она так говорит». А может: «Вы потанцуете со мной когда-нибудь, Ирен?» Или: «Хотелось бы знать, что вы обо всем этом думаете?» Это не имело значения. Конечно же, не имело. Она лежала рядом с Алистером, прислушиваясь к его дыханию, становившемуся все более глубоким по мере того, как он засыпал, и вспоминала, что он тоже был там той ночью. Алистер Хадли, приехавший из провинции для встречи со своими друзьями по Итону[53]. Немолодой – ему исполнилось почти сорок, – но все равно красивый. Она помнила, как познакомилась с ним, а затем видела его на нескольких вечеринках – одна из них, возможно, даже прошла в его квартире в Мейфэре – и даже проехалась с ним в его новом «алвисе». Высокий мужчина с прямыми светлыми волосами, добрыми глазами и немного безвольным подбородком. Она танцевала с ним – во всяком случае, так ей казалось – если не в ту первую ночь, когда Фин к ней прикоснулся, то в другую, вскоре после нее. Она вспомнила, как подумала, что морщинки у его рта, возникающие, когда он смеется, делают его лицо слегка грустным. Но когда Фин прикоснулся к ее руке… Она поняла, что пробудилась ото сна, обретя наконец выход, и это чувство было гораздо сильней, чем иллюзорное ощущение опасности, которое его сопровождало. Его было так легко игнорировать.